Он ошибся.

Огисфер — высокий, несколько костлявый мужчина средних лет с демоническим лицом и глубокими большими глазами, помощник и секретарь Поупса Мэдока, один из адептов учения «Избранных для продажи во имя Господа и именем Его» — казался Пипе открытой книгой. По её мнению, Огисфер был недалеким, заторможенным и верным человеком.

В чем–то Пипа была права. Она только затруднилась бы ответить на вопрос, кому именно был верен Огисфер: своему хозяину, ей или своим братьям и сестрам по вере.

Доподлинно она знала только то, что Огисфер был хорошим любовником. Может быть, немного своеобразным, излишне добросовестным, но очень ласковым и сильным.

Пипа полагала, что Огисфер влюблен в нее, и пользовалась этим, позволяла себя любить. Огисфер в свою очередь подозревал, что это Пипа влюблена в него, как кошка, но из гордости прикрывает это чувство цинизмом, а он пользовался этим, потому что нуждался в здоровом регулярном сексе и потому, что Пипа была исключительно хороша в постели. Да, она была немного своенравной, немного эксцентричной, но очень сексуальной.

Пипа подошла к Огисферу только тогда, когда он сел за свой стол.

— У господина Поупса неприятности, — сказала она. — Что случилось, Огисфер?

— Гастрольный тур проваливается, — ответил тот. — Исчез Хайд.

— Хайд? — удивилась Пипа. — Как может исчезнуть человек, которого весь Мир знает в лицо?

— Исчез… — обреченно подтвердил Огисфер и даже опустил плечи.

Возможно, он хотел что–то добавить. Но не сделал этого.

— Где это случилось?

— На севере…

— Он никогда не любил снегопад, — задумчиво сказала Пипа. — Помнишь, в его старой песне:

Пипа воодушевилась и напела припев:

Но, видимо, сообразив, что не в голосе сегодня, она продолжила речитативом, слушая незабываемую мелодию в своей памяти:

— Прекрати, — не выдержал Огисфер, — и так нету сил. Я просто не знаю, что делать.

— Это из военного цикла, — размышляла вслух Пипа, — сейчас он пишет лучше, но как–то не от души. И все же он гений.

— Исчез он совершенно гениально! — злобно прошипел Огисфер. — Подскажи, что делать.

— Может быть, он сейчас где–то бредет под снегом, — сказала Пипа, — уходит от своей судьбы. Подумай, куда он мог бы направиться.

Пипа была помощницей режиссера Уллы Рена и шпионила за всеми для мистера Поупса Мэдока. Когда–то она была романтичной девушкой, но теперь поистаскалась… Однако сексуальности и любопытства не утратила.

— Скажи Поупсу, что я здесь, — сказала Пипа.

— Он не в том состоянии, — возразил Огисфер.

— У меня для него хорошие новости, — настаивала Пипа, — возможно, он и переменит немного настроение.

— Но сначала наверняка наорет, — вздохнул Огисфер.

Он вынул затычку из переговорной трубки и откашлялся.

— Мистер Мэдок! К вам Пенелопа Томбстоун.

— А? Что? Кто? Да!!! Огисфер! Не заставляйте даму ждать.

— Он тебя ждет… — пожал плечами Огисфер.

— Так я пойду, — игриво сказала Пипа и коснулась крепкого, как картон, воротничка секретаря, от чего тот (секретарь, а не воротничок) покрылся крупными мурашками.

— Поупс затаскал бы Хайда по судам за сорванные гастроли, — заметил ей вслед Огисфер, — но сейчас у Хайда нечего отсудить.

— Так плохо дело? — удивилась Пипа, изящно изогнув талию и обернувшись к секретарю.

— Он все вложил в свои шоу. Сейчас Хайд пуст, как подарок дурака.

— Занятно, — сказала Пипа и скользнула за дверь.

В разрезе длинного платья мелькнула ее точеная нога, вызвав у Огисфера приступ любовной истомы.

Поупс, все еще покрытый красными пятнами, вылепил из своего толстого гуттаперчевого лица счастливую улыбку.

— Пени! — возопил он, простирая руки навстречу вошедшей.

Весь его вид выражал готовность броситься навстречу, и только массивный стол, увы, являлся для этого непреодолимой преградой.

— Ах, к чему эти церемонии, — принялась кокетничать мисс Пенелопа Томбстоун, — просто Пипа, и все.

При этом она чуть наклонялась вперед, чтобы взгляд маленького импресарио более глубоко проникал в откровенное декольте, и для страховки раздвинула коленом складки юбки.

Но Мэдок, как истинный джентльмен, смотрел ей в глаза. Из этого Пипа постановила, что у Поупса действительно трудные времена.

— Садитесь же, — указал Мэдок на кресло, похожее на кожаную морскую раковину, усеянную по кромке золотыми шляпками гвоздей.

Пипа села и поерзала, чтобы юбка раздвинулась и обнажила ее великолепные ноги.

— Выкладывай! — сказал Мэдок, едва сел за стол.

— Хорошо. — Пипа фыркнула для порядка, но решила перейти к делу. — Улла Рен собирается начать новое мульти.

— Так, так!

— Он получил по почте сценарий и совершенно сбрендил, когда его прочитал, — продолжала Пипа.

— Что за сценарий?

— Никто этого не знает. Улла не расстается с ним. Наверное, даже спит с ним. У него всегда в руках единственный экземпляр.

— Тебя это беспокоит?

— Что?

— То, что он спит со сценарием.

— Я предпочла бы, чтобы он делал это со мной, — искренне признала Пипа без тени кокетства.

— Кто автор?

— Неизвестно. Сценарий не подписан. Но главное, что этот фильм потребует значительно больше средств, чем какой–либо другой.

— Насколько больше?

— В десять раз как минимум.

— Пойдет ли на это владелец студии, мистер Оран Ортодокс Мулер? — Поупс даже в такую минуту не мог не назвать главу синдиката полным именем.

— Это вопрос, — заулыбалась Пипа, чувствуя, что задела Мэдока за живое, — может быть, и пойдет. Он заинтересован в том, чтобы расширить масштабы производства. Он строит новые мультифотохоллы. Но это уже повод для переговоров. Перекупи Рена, и будешь счастлив.

— Легко сказать, перекупи! — Поупс схватился руками за лысину.

В приемной тем временем Огисфер тщательно заткнул пробкой переговорную трубку и щелкнул тумблером телефонного аппарата.

— Мистера Быстроффа! — сказал он, по привычке сухо откашлявшись. — С ним хочет говорить Огисфер Оранж.

Господин Быстрофф назначил встречу, едва Огисфер вкратце изложил ему суть дела.

Когда господин Быстрофф появился на аллее, Огисфер поднялся со скамейки и засеменил навстречу, пригибаясь несколько вбок и делая что–то вроде инстинктивных полупоклонов. Даже перед Поупсом Мэдоком, своим начальником и благодетелем, которого и уважал, и побаивался, Огисфер не пресмыкался так никогда.

Господин Быстрофф, в темно–лиловом сюртуке и мягкой широкополой шляпе, казался высшим существом. Он имел мелкие черты лица, обрамленные бородою, и бегающие глазки по бокам удлиненного носа, но умел напускать на себя величие.

— Я никогда бы не осмелился… — таковы были первые слова господина Оранжа, прежде чем он приступил к докладу.

Господин Быстрофф воровато стрельнул взглядом по сторонам и потребовал перейти к главному.

Хикс Хайд не вполне умер, пусть труп его и опознали уже.

Далеко–далеко от кабинета Поупса Мэдока исчезнувший из поля зрения охраны, свиты соратников и поклонников кумир нескольких поколений, бард, певец, музыкант, поэт, писатель, драматург и постановщик невиданных доселе шоу брел под хлопьями крупного снега, надвинув капюшон дафлкота и кутаясь в широкое кашне с кистями.

Он шел вдоль дороги. Занимался рассвет. Бессонная ночь давила на плечи усталостью.