Я подбросил ее в воздух, поймал и осторожно опустил на пол.

— Хватит. Уже поздно, тебе пора спать.

Аля мои слова проигнорировала, тут же снова повернувшись к кроватке.

— Ной, ну скажи, это же ненастоящий ребенок?

— Нет, ненастоящий, — вынужден был признаться я. — То есть не совсем настоящий. У нее нет мамы.

— Как это — нет мамы? — удивилась Аля. — Бедненькая… Ее мама умерла?

— Нет, не умерла, ее просто никогда не было, — я вдруг растерялся, не зная, как объяснить девочке, что дети богов рождаются по иным законам.

— А папа?

— Папа у нее есть… — я почему-то покраснел.

— Ее папа ты, да? — догадалась Аля. — Конечно ты, Ной! Ведь это ты ее принес!

— Ты очень умная девочка, — снова сказал я, гладя сестренку по голове. Аля вывернулась, прижала лицо к деревянным перегородкам кроватки.

— А Ноэль сейчас спит?

— Спит.

— Крепко спит? А то мы с тобой громко разговариваем… Мама ругается на Эдди, если он с друзьями громко разговаривает, когда я сплю, — Аля хитро прищурилась. — Только я почти всегда просыпаюсь, когда они ругаются, и все равно все слышу…

Я засмеялся. Эта девочка умела заставить меня рассмеяться…

— Алишка, ты великолепна! Не бойся за Ноэль, она всегда спит крепко, ее не так-то просто разбудить.

— Тогда ладно… А почему она светится внутри?

Я склонился над кроваткой, осторожно поправил одеяльце. Ноэль улыбалась чему-то во сне. Мое маленькое чудо, которое, я знал, мне никогда уже не повторить.

— Потому что она рождена от бога.

Алина обернулась ко мне, сверкнула желтыми глазами. Она все поняла. Она действительно была умна не по годам, самая младшая дочь Тома.

— Идите ужинать, — донесся до нас веселый голос мамы.

— Пойдем, — сказала Алина. Протянув сквозь прутья перегородки руку, она погладила мою дочь по беловолосой головке. — Спокойной ночи, Ноэль!

И вышла из комнаты.

Я облегченно вздохнул и направился следом.

Мы поужинали. Вообще-то я не был голоден, но не хотелось обижать маму. Появившийся из темноты ночи, весь какой-то взъерошенный и растрепанный Эд рассказывал за столом последние поселковые новости, откровенно разглядывал Нору и улыбался. Только в мою сторону он все так же не смотрел. Болтая о пустяках, я думал о том, что должен, должен сказать им то, ради чего вернулся к волкам. Но я так ничего и не сказал. Ночь была слишком теплой, слишком чудесной, чтобы портить ее моей чудовищной правдой. В конце концов я предложил всем разойтись по кроваткам. Алина, на удивление молчаливая, недовольно насупила брови, но спорить не стала. Эд только кивнул — он тоже понимал, что Кате и Норе лучше остаться вдвоем.

— Спокойной ночи, мама, — я поцеловал ее в щеку, на мгновение ощутив тепло и знакомый с детства запах. — Я уйду завтра рано утром… Ненадолго, — заверил я, поймав ее встревожено-расстроенный взгляд. — Не потеряйте меня. Спокойной ночи, Нора.

— Спокойной ночи, — ответили они одновременно и тихонько засмеялись.

В нашей комнате было темно. Эд стоял у окна, спиной ко мне.

— Есть нечто, Ной, чего нельзя изменить, — сказал он.

Я плотно прикрыл дверь и ничего не ответил. Не изменить, это точно.

Эд медленно обернулся. Он был очень похож на Тома. Так похож, как никогда раньше. Сердце неприятно заныло. На одно мгновение мне захотелось стать самым обыкновенным волком. Только на мгновение. Отголоски прошлого… Я был тем, кем я был, и мне это нравилось, черт возьми.

— Мой отец погиб из-за тебя, Ной, — прошептал Эд. В его голосе слышались тоска и обида. — И дело ведь не только в Клыке, да? Я читал его письмо, я знаю…

Он не знал того, чего не было в дневнике Тома. Не знал, что я…

— Том был и моим отцом тоже, — сказал я, стараясь не обидеть его еще больше.

— Не был!

— Я не знал этого, ты помнишь?

Эд сжал кулаки.

— Но он знал! И все равно любил тебя! И умер из-за тебя!

— Не поздновато ли для глупой детской ревности, Эдди?!

— Какая, к дьяволу, ревность?! — Эд ударил кулаком по стене. — Я просто хочу понять, что есть в тебе такого, ради чего согласился умереть мой отец!? Кроме того, конечно, что ты — сын Белого Волка?

Я начинал ненавидеть Ами. Одним махом он умудрился испортить жизнь целой семье.

— Ты ошибаешься, Эд, — сказал я, стараясь оставаться спокойным.

— Ошибаюсь? — переспросил Эд.

— Белый Волк мне не отец.

— Да? — с сарказмом произнес он. — Ты отказываешься от папочки-бога? С чего вдруг?

Внезапно начала болеть голова. Я потер виски и предупредил:

— Ты не понимаешь, о чем говоришь сейчас.

— Ной, ты великолепен! — Он уже не скрывал издевки. — Ты действительно считаешь меня полным идиотом?

— Не передергивай, — устало попросил я.

Эд шагнул к кровати, легко задев меня плечом.

— Я любил его, Эд!

— Наверное, — согласился он равнодушно. Лучше бы он продолжал злиться, потому что на свете нет ничего страшнее равнодушия. — Наверное, любил, только какая теперь-то разница? То, что произошло, уже не изменить. Ни временем, ни своими желаниями.

Я посмотрел в окно. Там, на деревенской площади горел большой костер. Звонили колокола, умирая снова и снова…

Жизнь не изменить, это точно.

— И мы — не братья, — добавил Эд. Я был готов принять этот удар, хотя, конечно, и не хотел его. Но я выдержал еще одну потерю в своей долгой, бесконечной жизни. Я привык к потерям…

— Но мы можем хотя бы не быть врагами, — сказал я, ни на что не надеясь и ничего не ожидая. В сущности, мне ведь должно было быть все равно, кем я останусь в памяти этого парня… Но почему-то вот не было… Сейчас, как и пять лет назад, равнодушие все еще оставалось недоступной для меня тайной…

— Мы не враги, — заверил Эд. — Я просто зол.

Какое-то время в комнате стояла тишина. Потом Эд задал вопрос. Я знал, что он обязательно спросит об этом.

— Тот… человек… Артур Чернышев… Он — отец твоего друга?

— Да.

— Ты ведь не убил его? Нет, ты бы не смог… Я помню, как мать Антона бросала в тебя камни на Совете… Ты даже не уворачивался…

Мне стало холодно.

— Она помешалась от горя. По-твоему, я должен был ответить ей?

— Нет, — он энергично мотнул головой, — но я ведь говорю не об этом, Ной…

— Знаю.

— Понимаешь, мне исполнилось шестнадцать…

— Понимаю.

— Я бы хотел… Я не трону твоего друга. Только…

Я, даже не видя, знал, как заблестели от жажды крови его глаза, желтые глаза сына Тома. Я не мог позволить ему жить местью. Кроме всего прочего, у Эда уже просто не было на это времени.

— Нет, — отрезал я.

— Ты не можешь мне запретить.

— Да? — насмешливо спросил я. — Тогда почему ты спрашиваешь у меня разрешения? А? Иди и убивай, я-то здесь при чем?

Эд развернулся ко мне, схватил за плечо, прошипел в лицо:

— Не дразни меня, сын Первого Волка!

Сил объяснять бывшему брату свою родословную у меня уже не было. Я осторожно высвободился из его хватки и сказал:

— Артур Чернышев ослеп.

— Ослеп?

Эд понял не сразу.

— Ослеп? Ты? Это ты?! Ян говорил что-то такое, но я не поверил…

— Я.

— Ты отомстил, Ной. Не думал, что ты способен на подобное.

В его голосе не было ни благодарности, ни досады. Только сухая констатация факта.

— Да, я отомстил, — согласился я тихо. Внутри себя я ощущал пустоту и какую-то тяжесть, но Эд, конечно, не видел и не понимал этого.

— Скажи еще, Ной…

— Что?

— Ты действительно считаешь, что люди все разные?

Флакончик духов в комнате Киса… Женщина с булкой хлеба… Бэмби… Сторож на кладбище… Парень, продающий наркотики… Кроха, эти наркотики потребляющий… Костер, на котором умер Том Вулф… Марат, наливающий суп мне в тарелку… Тысячи лиц, которых я не знаю, не помню, не хочу помнить…

— Я так считаю.

— Почему? Я имею в виду, почему ты изменил свое мнение?

Тысячи лиц… Я должен объяснить это Эду…