Я слушал, не перебивая. Ян говорил о том, о чем другие предпочитали молчать.

Если всплывет правда об отце твоего друга, волки захотят крови, — Ян отвернулся, избегая встречаться со мной глазами. — Сам понимаешь, риска — никакого, а удовольствия…

— А может не всплыть?

— Не может, — его голос звучал твердо. — Такое не скроешь. Но лучше позже, чем раньше. У тебя будет время, чтобы что-нибудь придумать.

— Вы пытаетесь меня шантажировать?

Ян рассмеялся.

— Ты научился убивать, Ной, но не научился думать. Я тебя не шантажирую. Зачем?

Мне не нравилась его манера вести разговор. Я зло прищурился.

— Я просто хочу предупредить тебя, мальчик — продолжал Ян. — Твоему другу грозит опасность. Одно дело — быть человеком, и совсем другое — быть сыном того, кто виновен в смерти вождя племени. Такое у нас вряд ли простят. Если вы не уйдете сейчас, то рано или поздно тебе придется выбирать между ним и племенем. И я уверен, что ты будешь защищать человека. Не знаю, на чем основана твоя привязанность к нему, но ты имеешь на нее право, потому что каждый сам выбирает свой путь. Я пытаюсь избежать ненужного кровопролития. Потому что знаю, погибнет много волков, прежде чем ты сдашься. Если ты вообще способен сдаться.

Я молчал. Ян переложил сигарету в левую руку, а правой принялся выкапывать в земле маленькую ямку.

— За твоим домом сразу после вашего появления здесь была установлена слежка. Впрочем, имея Клык, ты справишься с любыми проблемами. И все же мой совет: уведи своего друга из леса от греха подальше, а сам возвращайся. Ты нужен здесь.

— Вы так считаете?

— Да, я так считаю.

Я покачал головой.

— Племени нужен не я, а Клык. Извините, но я не собираюсь подстраивать свою жизнь под потребности волков.

Ян затушил окурок, бросил его в ямку, аккуратно заровнял это место и поднялся с земли.

— Тебе придется это сделать, вне зависимости от собственных желаний. Если, конечно, то, что говорил мне Эдвард, — правда… Я даже боюсь представить, куда все это может нас завести…

— А что…

Но Ян исчез среди деревьев раньше, чем я успел задать очередной вопрос.

На кухне за столом в абсолютной тишине сидели мама и дядя. Остальные, похоже, спали.

— Ты сделаешь так, как я сказал, Катя, — внезапно и зло сказал Эдвард.

Она покорно кивнула, смахнула слезу, встала и тут увидела меня.

— Ной!.. Ты напугал меня, сынок.

— Что-то случилось, мама?

— Нет-нет… — она оглянулась на Эдварда. — Ты садись. Есть хочешь?

Я опустился на стул рядом с дядей, налил стакан холодного чая. Мама придвинула блюдо с булочками, погладила меня по голове и вышла из кухни.

— Ян все тебе рассказал?

— Я подозреваю, что нет. Может, ты дополнишь?

Он нахмурился, но, видимо, решил не обращать внимания на мои колкости.

— Твоему другу грозит опасность.

— Это не новость, дядя. Меня, честно говоря, интересует другое.

— Что именно?

— Не знаю.

Глупый разговор. Мы одновременно улыбнулись и потянулись за булочками. На какое-то время воцарилась тишина, показавшаяся мне затишьем перед бурей. Конечно же, я оказался прав.

Вернулась мама и положила передо мной желтый конверт.

— Что это?

Эдвард встал, взял маму за руку и повел к выходу. У дверей он обернулся:

— Это — как раз то, о чем ты у меня спрашивал. Прочти, прежде чем примешь решение.

А потом я остался один.

Конверт был старый, потрепанный, без марок и подписей. Раньше он был тщательно заклеен, а потом кем-то вскрыт, небрежно, словно второпях. Открывать конверт не хотелось. Я нервно повертел его в руках, тряхнул. На колени выпало несколько сложенных вдвое листов бумаги. Крупный, ровный почерк, короткие, почти оборванные фразы. Дневник отца — вернее, то, что от него осталось! Я глубоко вздохнул. У меня было ощущение, что ничего хорошего сегодня я уже не узнаю.

Первая страница, как мне казалось, самая страшная. «Время пришло. Жаль уходить. Впрочем, это будет красивый уход. Я видел в Клыке. Огонь очищает. Что ж, пусть будет так. Все возвращается, все. У меня вновь нет дома, нет семьи. Ничего нет, кроме мести. Красивая была песня. Прости меня, Кэт». Ни даты, ни подписи. Я перечитал письмо трижды. Потом еще раз или два. Смысл его как-то не сразу дошел до меня.

Потом я раскрыл вторую страницу. Ту, которая, по логике, должна была быть первой. Просто кто-то, кто читал это, неаккуратно сложил листы…

«…Сегодня — первая ночь июньского полнолуния. Кэт родила дочь. Роды принимала Лина. Она сказала, что девочка похожа на мать. Не знаю, по мне так все новорожденные одинаковые и скорее похожи друг на друга, чем на своих родителей. У девочки красное сморщенное личико и каштановые волосики. Я сразу же придумал ей имя. Эленор, Нора. Я верю, что она будет счастливее меня.

…Случилось что-то. Я не понимаю.

Как я уже писал, Кэт родила дочь, Нору. Только три часа прошло. Я проснулся внезапно с чувством панического страха.

У кроватки моей дочери стояли двое. Мужчина в черном рваном плаще и женщина в белом шелковом платье до пят. Он был сердит. Она держала на руках ребенка. У нее был нежный, невероятно красивый и капризный голос, в котором сквозила печаль. Он говорил раздраженно, словно не в первый раз объясняя урок.

— Мне жаль с ним расставаться.

— Так надо, Динь. Ты ведь знаешь. Мы обещали, помнишь?

— Но этот мальчик такой славный… Я всегда хотела иметь ребенка! В конце концов какое мне дело до чужих богов и чужих миров?!

— Тебе, может, и нет дела, а мне есть! Я привык держать слово! Пожалуйста, Динь! Я слишком долго ждал! Я стар! Я устал, я хочу покоя… А они всегда будут призывать меня… Столько миров, столько жизней… Проклятый небом народ… Хватит! Он заварил эту кашу, пусть сам ее и расхлебывает!

Он склонился над колыбелью, взял мою дочь на руки.

— Ты хотела ребенка, Динь? Вот тебе ребенок.

Провел рукой по личику моей дочки.

— Имя… Имя тебе уже дали… Хорошо, пусть так… Мы будем очень любить тебя, принцесса Нора.

Неожиданно он повернулся ко мне. Его глаза были цвета молодой хвои и изумрудов, украшавших обруч на голове. Сказка. Тот мир, что уже умер. Я все думал об этом, а он говорил мне.

— И ты, Том, ты тоже будешь любить этого мальчика. Его зовут Ноем, не перепутай, ему почему-то нравится это имя. Теперь он — твой сын.

Что я должен был ответить? Я никогда раньше не общался с богами.

— Я буду любить его, Первый Белый Волк. Но… зачем все это? И что скажет моя жена, когда не найдет утром своей дочери? — я с трудом разжал вдруг онемевшие губы.

— О Кэт мы позаботимся. Что же касается остального… Поверь, в этом мальчике — ваше спасение.

— До свидания, малыш, — Динь положила ребенка в кроватку Норы.

Потом они исчезли. Наш бог-дьявол, его женщина и моя дочь.

Я подошел к колыбели, взял на руки мальчика. Смешной. Красивый. Действительно красивый младенец. Короткие очень светлые волосики и зеленые глаза. Он улыбнулся мне.

— Ну, здравствуй, сын Ной…

Он улыбнулся еще шире.

Я смотрю на него. Я не могу ни спать, ни есть. Я все смотрю на него и думаю, что же будет дальше?»

Третья страница, измятая, закапанная воском.

«У меня снова родилась дочь. Катя решила назвать ее Алиной. Жаль, я не узнаю, какой она вырастет. Но я видел, как она родилась. Наверное, я должен сказать Первому Волку спасибо. Нет, не скажу. Не чувствую благодарности. Совсем.

Вчера я встретил его в лесу. Он сказал — время пришло. И еще много чего сказал. Такого, что страшно сейчас повторять. Тогда, шестнадцать лет назад, я почти угадал. Он не Бог, он Дьявол. Ами Подаренный Волком.