Я снова посмотрел на Бэмби. Я не хотел верить Артему, но он оказался прав — человек умирал и, кажется, я был тому причиной. Бэмби поменялся со мной местами. Правда, я не представлял, как ему это удалось.

Чтобы не закричать — я не мог позволить себе такой роскоши — я изо всех сил вцепился в еще мокрую от росы траву, и вдруг почувствовал посторонний предмет на своей шее. Кулон на тонкой, холодной как лед, серебряной цепочке — талисман нашего племени.

Я удивился бы значительно меньше, если бы нашел в кармане змею.

— О-го, — тихо сказал Артем. Похоже, для него это тоже было откровением. — Откуда?

Я промолчал. Я не знал, что ответить. Клык был нашей легендой. Странной легендой, которую можно увидеть, потрогать, понюхать… Единственной ниточкой, связывающей нас с Богом и вишневым небом. Говорят, когда-то давно Клык принадлежал Первому Белому Волку. Говорят, однажды Белый Волк подарил талисман старой ведунье, просившей Бога о помощи. И еще говорят, Клык сам выбирает себе спутника и приходит к нему всегда с болью и чьей-то смертью. Он не передается по наследству, не имеет хозяина, и даже Белый Волк не спорит с его желаниями. Последний раз я видел Клык на шее отца в тот день, когда ушел из дома. Я был уверен, что Клык сгорел на костре вместе с ним.

Слабость вернулась, вынуждая меня проваливаться в бесконечный кошмарный сон, которому я не мог сопротивляться. Я закрыл глаза, судорожно сжав Клык в руке, и в одно мгновение оказался висящим в темноте и пустоте. Где-то около сердца, в такт дыханию, пульсировал маленький белый комочек. И с каждым вздохом он становился все больше, заполняя собой сознание, пока свет окончательно не вытеснил тьму. И я увидел…

Это было похоже на немое кино. Я видел себя со стороны, мечущегося в лихорадке по земле. Рядом, прислонившись спиной к дереву и с тревогой всматриваясь в сгущающуюся темноту, сидел Бэмби. Не раздавалось ни единого звука.

С минуту картина оставалась неизменной. Потом Лес словно расступился, давая дорогу своему хозяину. Он странно выглядел в закатанных до колен старых джинсах и стерильно белой футболке. Босой, небритый. Тонкий обруч, украшенный изумрудами, почти терялся в спутанных белых волосах. Я узнал его. Я видел его раньше. Только тогда, в моем бреду, он был одет в рваный черный плащ. А глаза не изменились, глаза цвета свободы и беспричинной тоски. Да, это был он — Король леса, Первый Белый Волк. Волчий бог? Значит, наша легенда — вовсе не легенда…

Он опустился на колени возле меня, умирающего от лихорадки в ночном лесу, дотронулся до пульсирующей вены на моей шее, вздохнул. Потом обернулся к Бэмби, окинул его долгим изучающим взглядом и снова вздохнул. А человек по-прежнему сидел неподвижно, ничего не видя вокруг, и в этот момент, как никогда, напоминал мне доверчивого олененка из старого мультфильма.

Наконец Белый Волк кивнул, очевидно, приняв какое-то решение. Снял с себя серебряную цепочку, осторожно подул на талисман и надел его на мою шею. Бэмби вздрогнул и расслабился. Шрам, рассекавший его щеку, становился все белее и белее, пока не засветился изнутри. Я почти физически ощущал, как из тела его в мое перетекает жизнь. Кажется, именно в этот момент я закричал — от захлестнувшего меня бессилия перед случившейся катастрофой. Я вовсе не хотел выжить таким образом.

Вспыхнул яркий свет. Я открыл глаза и понял, что какая-то глава моей жизни закончилась. Только я почему-то никак не мог назвать это счастливым окончанием.

— Вот, значит, как… — медленно произнес Артем. Наверное, он тоже побывал в той ночи, рядом со мною, Бэмби и Первым Белым Волком. — Вот как… Тебе придется вернуться в поселок, Ной, придется, даже если ты не планировал этого… Скажу честно, тебя не ждут, но ты должен вернуться! Нам нужен Клык.

Я вспомнил костер, на котором сгорел Том Вулф.

— Я никому ничего не должен, Артем!

Артем покачал головой, поднялся на ноги, протянул мне руку, и повторил:

— Ты должен вернуться, Ной.

— Зачем?

— Хотя бы затем, чтобы узнать, почему волки не пришли спасать твоего отца.

— Я знаю это и так, — я до боли закусил губу, гася в себе ярость. Не сейчас, не здесь. — Они испугались.

— Ты должен вернуться, — повторил волк. Я посмотрел на Бэмби. Он все еще не очнулся.

— Да, — сказал я тихо, ухватился за руку Артема и тяжело поднялся с земли. — Да, я должен вернуться.

Артем помог нам добраться до поселка. Может быть, несмотря на всю свою ненависть к людям, он еще помнил те времена, когда мы с ним были хорошими друзьями. А может быть, его просто впечатлил Клык на моей шее. Так или иначе, какая теперь разница? Важна ли причина для следствия? Для меня на самом деле имело значение лишь то, что Артем не бросил нас посреди леса и не воспользовался моей слабостью, и за это я был ему благодарен.

Мы долго шли. Почти весь день. Лес то теснился толстыми соснами, то расступался полянами, падал в овраги, обнимал, ласкал, ругал нас. Тропинок не было, зато было много валежника и зарослей крапивы. Красивыми россыпями под ноги рвались поганки. Съедобных грибов не попадалось, а искать их или охотиться у нас не осталось ни сил, ни желания.

Артем тащил на себе Бэмби. Ему было легче — он принял облик волка. У меня на превращение еще не хватало Силы. Я шел след в след за большой серой тенью, которой стал Артем, и следил, чтобы Бэмби не свалился с его спины на землю. А Бэмби спал. Спал крепко и никак не хотел просыпаться. Этот сон вполне мог стать для него последним. Я вслушивался в его дыхание, смачивал ему губы холодной родниковой водой и пил, пил, пил сам. Артем честно разделил со мной пополам хлеб и сыр — остатки собственных припасов. Но их было очень мало, и мы пили воду, стараясь заглушить растущий голод. Сила внутри меня медленно крепла, и, кажется, Артем замечал это. Он все больше молчал, поглядывал на Клык и улыбался. Я не понимал его улыбки. Четыре года назад, после пожара, после Совета и сумасшествия их матери, я спросил у Артема, винит ли он меня в смерти брата? Он сказал — нет. Я не поверил ему. Потому что, если бы так погиб Эдди, я бы себе этого не простил… Я был тогда не прав, пытаясь оценивать поступки друзей по аналогии со своими собственными действиями. Осознание ошибки пришло только теперь, здесь, в лесу, на тропе, которой не было.

Мы шли, шли, шли… После очередного привала я встал на ноги волком. Я все еще был слаб, но это была физическая усталость, а боль в мышцах лишний раз напоминала мне о том, что я жив. Приятное напоминание, если честно. И теперь уже я нес на своей спине человека, а идущий отрава и чуть позади меня Артем следил, чтобы Бэмби не свалился ненароком на землю. Мы почти не разговаривали. Мы не злились друг на друга, нет. Просто у меня еще не было достаточно сил, чтобы совмещать переход через лес со светской беседой, а Артем словно копил энергию для решающего боя. И он, и я, мы оба знали, что сегодняшней ночью будет Совет. А значит, будет драка — словесная или физическая, не важно. Меня интересовало только, чью сторону примет в этой драке Артем. Но я не спрашивал. Я очень боялся услышать ответ. Последнее время я вообще стал бояться чужих ответов…

Тропа, которой не было, наконец, закончилась. Dead line, Дидлайн — запретная черта, граница, охраняющая волчий поселок, — сегодня пахла чем-то терпко-горьким — то ли полынью, то ли перегнившей листвой. Отец говорил, что она реагирует на чужие эмоции, и запах — всего лишь их отображение. Если так… Полынь и прошлогодние листья… Тоска и усталость. Чувства, к которым я начинал привыкать. Что ж, мой отец редко ошибался.

Я осторожно положил человека на землю, сам сел рядом. Я не торопился перешагнуть невидимую границу. Я знал: как только это случится, наше присутствие уже невозможно будет скрыть от волков. Диддилайни придумал мой отец после того, как людьми был уничтожен первый поселок. Никто из волков толком не знал принципа ее действия, зато все верили в ее надежность. И я, между прочим, тоже. Поэтому-то я и не торопился.