Я кивнул. Даня был волком, а волки иногда попадают в капканы. Я протянул ему свою левую руку. С той драки и того пожара прошло слишком много времени и слишком много утекло воды, чтобы мы продолжали оставаться врагами.
— Здравствуй, Даня, — я протянул ему свою руку.
— Ты будешь смеяться, но я рад, что ты вернулся, — сказал он.
— Не буду, — заверил я. — Я и сам этому рад.
— Без тебя здесь было как-то… скучно… Вы задержались, Артем, — повернувшись к волку, он легонько дернул его за ухо.
Артем оскалился, хрипло, не зло рыкнул.
— Это все бег, — сказал он, потершись взлохмаченным боком о шершавый ствол сосны. — Знаешь, как это бывает?
— Знаю, конечно… Давай, поднимайся, Тема!
— Чешется… — пожаловался мне Артем, поднялся на задние лапы, одновременно сбрасывая шерсть. Формы его тела быстро менялись.
Только правое ухо смешно завернулось и никак не хотело трансформироваться. Артем чертыхнулся, а от костра донеслись одобрительные смешки.
— В круг! — крикнул кто-то.
— В круг! В круг! — подхватили волки наш старый призыв.
— В круг…
Я уже хотел шагнуть вперед, но Артем вдруг удержал меня, шепнув:
— Подожди… Я хочу, чтобы ты понял: ты для них герой, конечно. Ты позволил себе то, чего за тысячи лет не позволял себе ни один волчонок: нарушил запрет Бога. И еще ты жил с людьми и убивал чаще, чем все мы здесь вместе взятые… Ты герой, но герой-чужак… Тебя не было слишком долго. Кто-то отвык, кто-то забыл, кто-то не знал тебя вовсе. Ты понимаешь меня?
— Понимаю.
— Они будут задавать вопросы. Если не хочешь отвечать, лучше уйти сейчас.
— Я останусь.
Артем отпустил мое плечо, насмешливо сверкнул глазами.
— Я рад. Мой брат утверждал, что эта поляна принадлежит тебе. Не хотелось бы лишать тебя собственности.
— Спасибо за беспокойство.
И мы ступили в мир грез.
Здесь не было звезд. Совсем не было. Отблески костра, разожженного волками, окрашивали черное небо в цвет спелой вишни. И в ночном вишневом небе всегда, понимаешь, всегда, висел невероятно желтый диск вечно полной луны. Здесь росли только желтые и вишневые цветы. Росли так густо, что под ними не видно было травы. Здесь лес становился Лесом, и плотная стена деревьев закрывала нас от чужих непрошеных взглядов. Да, это был мир наших грез. Мир, который мы нашли, мир, который я придумал…
— Ной…
— Привет, Ной!
— Давно тебя не было, Ной…
— Ной…
— Ной!
— Ной…
Двадцать голосов, мужских и женских, сердитых, радостных, настороженных, по-взрослому хриплых, жестких, уверенных. Двадцать лиц, многие из которых я узнавал, но еще больше — нет, и это настораживало.
— Кто они, Артем? Я не знаю и половины… И Лизы нет.
— Одни уходят, другие приходят. Убиваем мы, но убивают и нас. Понимаешь, Ной?
— Понимаю…
— Я предупреждал тебя.
— Я помню. Но почему нет Лизы? Она-то пока жива!
— Она больше не ходит сюда…
— Почему?
— С тех пор, как ты исчез, она перестала приходить. Не злись, Ной, это к лучшему. У нас выросли клыки, а она осталась человеком, она здесь чужая. Ты же знаешь, для нее небо на этой поляне всегда было синим.
И это была правда.
Они расспрашивали о городе…
— Какова на вкус человечина?
Бифштекс с кровью и томатный сок… Нет-нет, это просто ассоциации, я не ем людей.
— Ты видел, как казнили Тома Вулфа?
Дождь вперемешку с пеплом. Он не кричал…
— Эй! Мы же договорились! Не слушай его, Ной, это нечестный вопрос!
Нечестный. Но… Да, я видел.
— Извини, Ной… Ной?
Извиняю…
— Ладно! Тогда скажи, где у человека самое уязвимое место?
Горло.
— Ты что, сама не знаешь? Балда!
— Еще раз тявкнешь в мою сторону, потом ушей не досчитаешься!
— Ой-ой! Напугала!
— Эй, вы! Заткнитесь! Ной, скажи, а правда, что тебя благословил сам Первый Белый Волк?
Белый Волк надел мне на шею убийцу моего отца.
— А ты оборотней встречал?
Да, встречал.
— Какие они?
Они — несчастные.
Вопросы, вопросы, вопросы…
— Ты спал с женщиной в городе?
Да.
— Ты и правда подружился с человеком?
Да.
— Что чувствуешь, когда умирает твой дьявол?
Ты умираешь вместе с ним.
— Но ты же не умер!
Я не умер… Мой друг, человек, спас мне жизнь.
Вопросы, вопросы… Желтая луна. Я грел руки у костра и чувствовал холод в сердце.
— Помнишь?..
— Зачем?..
— Почему?..
— Когда?..
Они говорили о себе…
— Я из-за тебя всю морду в крови испачкал! Еле оттер…
— А зачем кусать-то надо было? Да еще за горло?
— Тебя забыл спросить!
— А-у-у… волчонок ты еще бестолковый!
— Руками! И резко — вправо!
— Подкинь еще дров!
— Представляешь, Ной! Четвертый этаж! Я думал, встать больше не смогу…
— Брось, Ник! Охотиться всегда лучше при полной луне!
— Да что бы ты понимал? Тебе только позавчера шестнадцать исполнилось!
— Эй! Не толкайся! Ты здесь не один!
— Ты, кстати, тоже!
Смех, рычание, шутливые потасовки… Раньше мы хотели быть взрослыми, теперь мы хотим быть детьми — волки, на несколько часов ставшие волчатами…
Они молчали, и я тоже молчал… Земля была мягкой и теплой. Цветы пахли медом и вишней, и в вечно пустом небе слепила глаза сумасшедшая луна. И круг был символом нашего единства, единства волчьего племени, и не важны были старые ссоры или новые обиды, и собственная ненависть, и чья-то несостоявшаяся жизнь. Мы дышали свободой, и только это имело значение.
— Почему ты ушел? — спросил Трой. Он сидел рядом с Даней. После того пожара они стали друзьями. Трой сильно изменился за прошедшее время. Вместо шикарного «конского хвоста» появилась короткая армейская стрижка, вместо вечной насмешливой улыбки — плотно сжатые губы и режущий взгляд. Седина… не просто в волосах, во всем теле. Сила и старость одновременно. Я не представлял раньше, что так может быть. — Меня не было на Совете, и я хочу знать, почему ты ушел тогда, четыре года назад?
Он спросил тихо, очень тихо, так, чтобы услышал только я. Но почему-то услышали все. И все замерли. Это был единственный вопрос, который мне еще не задали здесь, на нашей поляне. И это был единственный вопрос из множества, на который я не хотел отвечать. Дым костра под почти вишневым небом еще не стал для меня дымом пожара, но я боялся, что так случится, если я буду говорить.
— Круг, Ной, — напомнил мне Артем. — Круг. Ты пришел сюда, а это подразумевает, что ты должен ответить.
В костре чуть слышно потрескивали сухие ветки. Круг — символ единства, бесконечности времени, безграничности Силы. Я сам утверждал это когда-то. Я объединял волчат, этих и тех, что ушли и уже не вернутся. Объединял так же, как мой отец объединял взрослых волков. Я был для них вожаком, не знаю уж, почему. И чтобы ни говорил Артем, я остался вожаком и сейчас, спустя четыре года и целую жизнь. Я знал, что должен ответить, иначе круг разорвется.
— Лучше спросите его, почему он вернулся!
Я обернулся на голос. Я не думал, что когда-нибудь мы с ним станем врагами. Мой младший брат, кажется, вернулся с Северного озера.
— Доброй ночи, Эдди.
— Прости, что не могу ответить тебе тем же, Ной.
Он обошел костер по кругу, сел напротив меня. Я почти не различал его лица за дымом и рыжими языками пламени, но был совершенно уверен, что оно не светилось любовью.
— Так почему ты вернулся, мой старший брат?
От издевки, звучавшей в его словах, у меня свело скулы. Я подумал, что зря однажды привел брата с собой на эту поляну. Теперь нам двоим здесь будет тесно.
Повернувшись к Трою, я заговорил медленно, очень медленно, старательно подавляя раздражение, отгоняя лишние мысли.
— Помнишь пожар, Трой? Тот, в котором погиб Антон? И твоя тетка, и Майка-бельчонок? И другие… много волков… Я хорошо помню… Иногда закрываю глаза и вижу, как падает дерево, отрезая мне дорогу. И чую дым, горький, мертвый… Помнишь, по глазам вижу, что помнишь… Тот пожар разбудил во мне голод… Я еще не стал волком, а уже чувствовал непреодолимую жажду. Я хотел крови. Хотел так сильно, словно у меня уже вырос последний клык. Я не знал, или, может, не хотел знать, как бороться с этим. Однажды ночью я пробрался в деревенскую гостиницу. Люди спали… все спали… Я зарезал одного. Его кровь, все его тело пахло сгоревшим лесом. На следующую ночь я пришел снова. Только люди выставили охрану… Я защищался. И убил еще двоих. Потом пришла еще одна ночь. И с нею еще один мертвец.
