Демьян, отстреливаясь, вскочил на ноги и отбежал под прикрытие откатывавшей задним ходом «тридцатьчетверки». Ноги споткнулись о что-то мягкое, и Гвоздев чуть не опрокинулся на спину. Немец лежал, навалившись на бойца в гимнастерке. Демьян сразу узнал Степу. Рывком скинув фашиста, Демьян схватил бойца за грудки и с силой тряхнул.

Тот открыл глаза, вернее, один глаз, левый, потому что под правым стремительной спелой сливой наливался синюшный кровоподтек.

— Живой?! — крикнул Гвоздев и тут же сам себе обрадованно ответил: — Живой! Подымайся, к черту, скорее, а то нас свои передавят…

Не давая Степанкову прийти в себя, Демьян потащил его кверху и, едва поставив на подгибающиеся ноги, нырнул под мышку и подхватил за лопатки.

— Держись, Степа, отходим!.. — кричал Демьян, вскидывая зажатый в левой руке трофейный «шмайсер». Его пистолетная рукоятка ходила ходуном в ладони, но Гвоздеву удавалось удерживать автомат, посылая короткие очереди в сторону врага.

Черные клубы дыма из-под днища отступавшей «тридцатьчетверки» теперь валили вовсю, затягивая всю правую сторону непроглядным пологом. Слева Демьян заметил Подсевальникова. Тот залег в вырытой снарядом воронке и как ни в чем не бывало вел стрельбу из своего МГ, укрощенного и полностью подчиненного воле бойца. На подступах к огневой точке пулеметчика в неестественных позах застыло несколько трупов гитлеровцев.

— Я сам! Я сам, командир!..

Степанков уже самостоятельно твердо стоял на ногах. Сделав шаг в сторону от двигавшегося танка, он вскинул ППШ, но не выстрелил.

— Ни черта не видно, товарищ командир!.. — закричал он. — Точно так потемнело, как когда этот фриц мне своим «шмайсером» в глаз двинул. Сначала искры, а потом будто свет в башке выключили… Чик — и нету!..

Демьян, махнув рукой Степанкову, прыгнул в воронку к Подсевальникову. «Тридцатьчетверка» прошла в паре метров правее воронки, погрузив ее в непроглядный вонючий мрак.

— Товарищ Гвоздев! — обрадованно приветствовал пулеметчик командира отделения.

Лицо его было невозмутимо спокойным, как будто он находился не в самом эпицентре двух неистово сшибавшихся бронированными лбами сил, а на тренировочном учебном стрельбище.

— Отходим, Сева… Приказ! — с ходу крикнул ему Демьян.

— Эх, товарищ Гвоздев! Я только работать начал… — с легкой досадой выдохнул Подсевальников. — Четверых с ходу уложил, а здесь сменил ствол и — еще восьмеро… Сами в зачет лезут… Мечта, а не позиция.

— Сейчас наши танки отступят, и твоя мечта окажется у немца в… — выругавшись, проговорил Демьян. — Так что надо позицию менять.

У запасливого Севы помимо нескончаемого потока трофейных пулеметных лент оказалась целая связка трофейных «колотушек», аккуратно размещенных в «сидоре». По команде Гвоздева они свинтили колпачки и, дернув за шнурки взрывателей, одновременно метнули гранаты в каски фашистов, замаячившие в изодранных дымных султанах.

Взрывы брошенных гранат прозвучали среди грохота орудийных орудий, как хлопки. Демьян результатов броска не видел, выкарабкиваясь из воронки вслед за Степанковым.

Немецкие пехотинцы теснили штрафников по всей линии атаки. Те не бежали в панике сломя голову. Прикрывали друг друга, оттаскивали раненых, использовали свои и вражеские танки в качестве прикрытия.

Схватка как бы разделилась на два самодостаточных боя. Танки вели между собой ожесточенную огневую дуэль, а в рядах между ними, используя бронированные корпуса как прикрытия, остервенело дралась пехота.

В первом отделении за подбитой «тридцатьчетверкой» завязалась рукопашная схватка. С эсэсовцами плечом к плечу сошлись бойцы Пилипчука и танкисты экипажа Т-34. Исход поединка решил стрелок-наводчик, выбравшийся из люка башни с ручным «дегтярем».

В двух десятках метров позади горела вражеская «пантера», одна из двух, прорвавшихся на рубеже роты капитана Телятьева. Вражеские машины, появившиеся за спинами наступавших, встретили артиллерийские орудия. Расчет лейтенанта Денисова в упор всадил во вражескую морду 76-миллиметровый снаряд. Бронебойный угодил аккурат в уязвимое место в целом отлично защищенного переда «пантеры», под маску ствола.

Машина, ошеломленная точным попаданием, остановилась. В тот же момент с левого фланга, где на огневые позиции выдвинулись СУ-122, прилетел в левую бочину вражеского танка посланный «сушкой» снаряд. Вслед за яркой вспышкой взрыва вся левая сторона «пантеры» сразу занялась огнем. Скорее всего пробило бензобаки. Пламя вдруг полыхнуло разом, окутав танк огневым шаром, который взметнулся вверх.

Вторая «пантера» продвинулась еще на несколько метров ближе к оборонительному рубежу штрафников вдоль реки. В течение этого времени она выдержала несколько прямых попаданий в лобовую часть снарядов «сорокапяток» и 57-миллиметрового ЗИСа.

Когда загорелся подбитый соседний танк, экипаж второй машины стал спешно отходить к пылающей «пантере», прикрывая свое движение пулеметным огнем. Из горящего немецкого танка выскакивали охваченные пламенем танкисты и попадали под перекрестный огонь отступавших второго и первого отделений взвода старшего лейтенанта Коптюка.

Отойдя на несколько метров, штрафники залегали и встречали наседавших эсэсовцев огнем винтовок, пулеметов, добытого в рукопашных схватках трофейного стрелкового оружия.

На левом фланге, используя в качестве укрытий воронки, сделанные танковыми гусеницами земляные отвалы, малейшие складки местности, залегли бойцы третьего отделения.

Демьян отдал приказ экономить патроны и не палить почем зря в непроглядный дым. Темп вражеского наступления резко спал. Что-то сломалось в туго натянутой пружине эсэсовского механизма. Даже на первый брошенный на поле взгляд было понятно, что помешало немцам. По всей линии наступления из конца в конец горели и дымились танки.

Были среди них и немецкие, но Гвоздеву показалось, что почти все — «тридцатьчетверки» и «семидесятки». Некоторые, выведенные из строя, оставались на ходу, одну машину Т-70 буксировал экипаж «тридцатьчетверки». У Демьяна сжалось сердце при виде боевой техники, менее чем за час превращенной в груды искореженного, горящего и тлеющего металла.

Дым, скопившийся в середине поля, стал рассеиваться, открывая глубокую перспективу картины разгрома. Немцам тоже досталось. Их машины догорали на той стороне поля. Несколько самостоятельно отходили к высоте, две — при помощи буксира. На самом краю правого фланга полыхал «тигр».

Прямо на броне пылающего танка взметнулся огненный столб взрыва. Снаряд послала одна из «сушек», и тут же, как по команде, остальные «самоходки» дали залп по отступающим к высоте машинам немцев.

Демьян не успел даже заметить, как пять самоходных артиллерийских установок развернулись в цепь за спинами штрафников, прямо в виду оборонительных траншей второго взвода. Со стороны колхоза выдвигались в поле несколько 152-миллиметровых «самоходок» и танки. Они вели беглый огонь по немецким танкам, наступавшим со стороны леса.

Под прикрытие орудийного огня «самоходок» выходили с поля боя уцелевшие танки. Экипажи перестраивались и, развернувшись, снова устремлялись вперед.

Канонада, на несколько минут утихнув, усилилась. Заработали артиллерийские орудия и минометы со стороны стрелкового полка. Демьян едва успел поймать пересохшими губами горлышко фляги и сделать глоток теплой воды.

— Приготовиться!.. В атаку-у! — долетело сквозь грохот рвущихся вражеских снарядов, посыпавшихся на штрафников и дальше, на боевые порядки «самоходок».

Ад начинался с самого начала. Поправив съехавшую на лоб каску, Гвоздев взял автомат в левую руку и утер рукавом гимнастерки губы.

— Отделение!.. В атаку!.. Впере-од!..

С криком Гвоздев оттолкнулся кулаками от земли и, распрямившись на ногах, бросил свое тело вперед, в скрежещущее стальными жерновами пекло разгоравшегося с новой силой танкового боя.