— О чем ты думаешь? — спросил Хок, пытаясь угадать, какие чувства заставили ее задрожать.

— О том, как сильно я тебя люблю.

Хок прикрыл глаза.

— Мне не следует позволять тебе этого, — строго сказал Хок.

Он прижал Энджел к себе и зарылся лицом между ее грудей.

— О Господи, что я делаю? — простонал он. — Я не могу любить тебя и не могу позволить тебе уйти.

Энджел ласково погладила его по волосам, стараясь успокоить — она, мол, все понимает, как надо.

Она действительно его понимала.

Она понимала, что, каждый раз говоря ему о своей любви, причиняет ему больше боли, чем удовольствия. Хок не хотел обижать ее. Она знала это так же точно, как и то, что любит его. А он считает себя неспособным любить.

Она понимала и принимала это без осуждения.

С ловкостью, дорого оплаченной в прошлом, она мысленно собрала в голове безмятежную розу и, собрав, размешала в объятиях Хока.

— Я знаю, что тебе делать, — сказала Энджел, нежно целуя его в губы. — Тебе нужно заняться рыбалкой. Нам предстоит поймать прекрасного лосося.

Хок поднял голову, посмотрел на нее и нежно поцеловал ей ладони.

Минуты и часы, дни и недели, проведенные с Хоком, пролетели, наполненные красотой и любовью. Энджел не позволяла себе считать дни, складывать их и думать о том, что с каждым восходом солнца приближается конец лета.

Любовь и потеря Гранта научили ее не жить прошлым.

Любовь и сознание того, что она потеряет Хока, научили ее не жить будущим. Она жила только настоящим, с каждым прикосновением, с каждой улыбкой все сильнее влюбляясь в Хока.

— Энджи.

Она подняла голову. Из воспоминаний ее вывел голос Дерри. Крошечные серебряные колокольчики у нее в ушах сладко позванивали при каждом ее движении.

— Я в студии, — отозвалась она.

Дерри вошел в комнату. Он так привык к костылям, что они уже не стесняли его. Перемена в отношениях Энджи с Хоком тоже его не стесняла. Энджел знала, что Хок говорил с Дерри, но что именно рассказал ему — не имела понятия.

Все опасения Энджел, что Дерри воспротивится ее любви к любому другому мужчине, кроме Гранта, рассеялись, когда он обнял ее и сказал, что она никогда раньше не выглядела так прекрасно.

— Где Хок? — спросил Дерри.

— Он…

— …звонит по телефону, — с усмешкой закончил за нее Дерри. — Куда на этот раз?

Энджел пожала плечами и печально улыбнулась:

— Кажется, в Токио. Он уже говорил с Лондоном, Нью-Йорком, Хьюстоном, Лос-Анджелесом и с кем-то, кто отдыхает на Майами.

Последнюю неделю Хок только и делал, что звонил по телефону. Несмотря на всю свою решимость не считать дни, Энджел знала, что Хок остался здесь сверх запланированного времени. Сделки, в которых участвовали сразу несколько партнеров, шли к завершению.

— Насколько я знаю, сейчас самый ответственный момент, — сказала Энджел.

— Вероятно, мы с Хоком улетим с острова одним самолетом, — сказал Дерри.

Завтра Дерри снимет наконец гипс и улетит в Гарвард. Его мечта стать врачом обрела реальность благодаря Хоку, который купил Игл-Хед по цене, значительно превышающей, по мнению Дерри, его стоимость.

Как ни был Дерри увлечен мыслями о собственном будущем, он не мог не заметить, что при упоминании об отъезде в глазах Энджел мелькнула тоска, которую она не сумела скрыть.

— Эй, — поспешно сказал Дерри. — Я навещу тебя в Сиэтле.

Он ничего не сказал о Хоке. Ему и в голову не пришло, что его там не будет.

Энджел улыбнулась и поцеловала Дерри в щеку.

— Во время летних каникул.

Но лишь только Дерри перестал видеть ее лицо, она сразу помрачнела: «Да. Дерри ко мне вернется. А Хок нет».

— Пожалуй, я возьму блокнот и поеду на Игл-Хед, — сказала Энджел. — Если Хок позвонит до пяти, объясни ему, как добраться до фермы Смита. Ежевика поспела, а он никогда не собирал ягод.

— Зато поймал лосося.

Энджел улыбнулась. Да, Хок поймал лосося, познал первобытную силу рыбы, которая, трепеща, била хвостом по сияющей глади моря. Она долго будет помнить благоговение и восторг на лице Хока.

Ей никогда не встречался человек, который мог бы сравниться с Хоком. Как же теперь жить без него?

— Я так и не понял, зачем он выпустил этого лосося? — спросил Дерри.

— Он был слишком прекрасен, чтобы его убить.

— Не более прекрасен, чем остальная рыба, которую вы поймали, но мы съели ее всю и чуть не подрались из-за последнего куска.

— Но это был первый в его жизни лосось, — просто объяснила Энджел, и лицо ее просветлело от воспоминаний.

Дерри задумчиво посмотрел на Энджел.

— Я вытащил тебя из-под обломков, — тихо сказал он, — но только Хок вернул тебя к жизни. Я так рад, Энджи. Было время, когда я боялся, что обрек тебя на безрадостное существование.

Энджел порывисто обняла Дерри, взяла блокнот для набросков и вышла.

Всю дорогу на Игл-Хед у нее из головы не выходили слова Дерри. Каждый ее шаг сопровождался звоном маленьких колокольчиков. Она думала о его словах, сидя на самом краю утеса, забыв про блокнот, лежащий у нее на коленях.

Перед ней расстилался пролив Инсайд-Пасседж: неутомимое море и острова, гряда островов, увенчанных вечнозелеными лесами, которая исчезала в голубой дали загадочного горизонта, растворяясь в пропахшем солью воздухе.

— Ты любишь эту землю?

Вопрос Хока не испугал Энджел. Всецело погруженная в созерцание чудесной картины, она тем не менее мгновенно почувствовала, что Хок рядом.

— Больше всего на свете, если бы не было тебя, — просто ответила она.

И тут же сообразила, что сделала как раз то, чего всячески старалась избежать. Сказала Хоку о своей любви. Ей не хотелось причинять ему боль словами, призванными дарить радость.

— Сколько времени? — торопливо спросила Энджел, чтобы наступившая пауза не вынудила Хока говорить ей о своей любви. Она и не ждала этого.

— Почти пять, — ответил Хок.

— У тебя есть время пособирать ягоды?

— Выкроим.

Энджел посмотрела в темные глаза Хока и прочитала в них то, что и так знала.

Он уедет.

Скоро.

Об этом говорили его глаза, голос, напряженное лицо.

— Ангел, — сказал Хок, видя, как опечалилась она, и зная этому причину.

— Надо спешить, — сказала Энджел. — У нас мало времени.

Она грациозным движением поднялась на ноги. Серебряные колокольчики мелодично зазвенели.

Этот звук пронзил Хока, словно тысяча крошечных кинжалов. Он обхватил Энджел и приподнял ее над землей. Он держал ее на весу и целовал так яростно, словно мир рушился у них под ногами.

Казалось, время остановилось. Наконец Хок отпустил Энджел, и она повела его по скалистой тропинке вниз. Оба молчали, довольствуясь мимолетными прикосновениями, мягкими улыбками и быстрыми взглядами, словно каждый боялся, что в следующее мгновение другой исчезнет.

Молчание длилось до тех пор, пока они не пришли в ежевичник в самом конце заброшенной дороги. Когда-то давно здесь были ферма, ухоженные поля и опрятные сады. Сейчас поля почти поглотил лес, сохранилась лишь невысокая каменная ограда, вся в зарослях ежевики.

Великолепная степная роза оплетала развалины каменной печной трубы — все, что осталось от дома. Именно от этого цветка произошла пурпурная роза, расцветавшая глубоко в мозгу Энджел. Она впервые увидела ферму Смита и степную розу, будучи еще ребенком, и с тех пор этот цветок преследовал ее всю жизнь.

Невдалеке хлопнула крышка багажника автомобиля, и вскоре появился Хок. В одной руке у него были пустые ведерки, в другой — корзинка для пикника, через плечо было перекинуто толстое одеяло.

Энджел глубоко вздохнула, заставив мрачные мысли о будущем на время отступить. Существовало только настоящее: Хок ждал ее и улыбался прекрасной, обезоруживающей улыбкой.

Окутанная сладким звоном колокольчиков, она подошла к нему, заглянула в корзинку для пикника и улыбнулась его предусмотрительности.