Был отлив. Она приподняла подол платья; легкий бриз подхватил его и прижал податливую ткань к ее длинным ногам, четко очерчивая их изящную форму. Платье пузырилось у нее за спиной, отбрасывая причудливую тень на песок.

Энджел едва успела перевести дух, как Хок оказался рядом с ней. Энджел это не удивило. Ведь у него были ловкость и повадки хищника.

Она повернулась и посмотрела ему в лицо. Взметнувшийся и подхваченный ветром подол ее платья коснулся его ног, и острый слух уловил звон крошечных серебряных колокольчиков.

Хок вдруг почувствовал, что их мелодичный звук каким-то образом грозит лишить его всякой уверенности, и тогда он сделал то, что делал всегда, когда его загоняли в угол.

Он перешел в атаку:

— Что за власть имеет над тобой Дерри? Ты же была готова убить меня, а вместо этого по его просьбе не раздумывая согласилась провести рядом со мной целый месяц. Черт! Да ему даже просить не пришлось!

— Да. Я надеюсь, что Дерри никогда не придется просить меня о том, что я могу для него сделать. И он не имеет надо мной никакой власти, — спокойно добавила Энджел.

— Тогда чем он взял тебя? Деньгами?

Губы Энджел изогнулись в холодной гримасе, которую нельзя было назвать улыбкой.

— Нет.

— Тогда чем?

— Ты не поймешь.

Хок схватил Энджел за руку. Мягкая ткань платья и тепло ее руки еще больше взбесили его.

— Чем же, черт побери? — взревел он.

— Любовью.

На мгновение воцарилось молчание.

— Любовью, — с отвращением повторил Хок. В его устах это слово прозвучало как ругательство. — Этим словом женщины называют секс, — презрительно сказал Хок, — но, клянусь всеми чертями, ты с Дерри этим не занимаешься. Ангел, детка, так что же здесь вранье? Любовь или то, что ты не хочешь спать с Дерри?

Энджел молча смотрела на него.

— Как Дерри заставил тебя поехать? — снова спросил он. — Говори, черт тебя побери! Я хочу услышать все твое вранье!

Долю секунды Энджел смотрела на Хока так, словно никогда раньше его не видела.

— Ты хоть раз в жизни любил кого-нибудь? — спокойно спросила она. — Мать, отца, брата, сестру, ребенка? Кого-нибудь?

— Хочешь сказать, что Дерри — твой брат?

— Почти, — ответила Энджел, глядя в холодные глаза Хока.

— И как далеко распространяется это «почти»?

— На двадцать четыре часа в сутки.

Хок стоял в нерешительности. Откуда у нее эта уверенность? Он хотел узнать до конца все и сейчас же.

— Я не понимаю, — сказал он наконец, отпустив руку Энджел.

— Знаю. Ты многого не понимаешь в людях. В том числе и во мне.

— Не отталкивай меня, Ангел, — сказал Хок, и гнев исказил и без того резкие черты его лица, — а то я пойду к Дерри и задам эти вопросы ему, и тогда он узнает что-то такое, что вряд ли хотел бы знать.

Энджел закрыла глаза. Она знала, что Хок растопчет мечты Дерри так же небрежно, как растоптал ее мечты. Этого нельзя допустить.

— Дерри мог бы находиться со мной двадцать четыре часа в сутки как брат моего мужа, — глухо сказала она.

— Гранта? — сощурившись спросил Хок. — Кажется, так звали его брата? Грант?

— Да.

— Что с ним случилось?

— Он умер.

— Когда?

Энджел знала, что ей не избежать этих вопросов, и готовилась к ним, пока бежала по скале к берегу.

«Может, если я расскажу ему все, он найдет в себе сколько-нибудь сочувствия, чтобы не превратить еще четыре недели моей жизни в ад?»

Эта мысль придала Энджел силы. Она глубоко вздохнула; калейдоскоп цветов в ее голове сложился в одинокую розу.

— Грант… — Голос Энджел стал тише и вдруг оборвался.

Она редко произносила вслух его имя и удивилась, что оно больно кольнуло ее. Когда Энджел заговорила снова, ее голос звучал глухо и бесстрастно:

— Грант погиб ночью ровно три года назад. За день до нашей свадьбы. Погиб вместе со своей матерью и моими родителями.

Хок словно окаменел. Он не сомневался, что слышит правду.

Лучше бы он услышал ложь. Ложь можно отбросить, проигнорировать, выкинуть из головы. А правду — нет. Она слишком горька.

Он ощущал всю ее боль, она выплескивалась в него волнами беспомощной ярости, но голос Энджел оставался спокойным, ничто не дрогнуло в ее лице. Лишь чуть припухшие глубокие, как море, глаза выдавали ее чувства.

Слова лились нескончаемым потоком, но глаза Энджел оставались сухими.

— Я бы тоже умерла, — говорила она, — если бы Дерри не вытащил меня из-под обломков горящей машины. Я была в очень тяжелом состоянии. Он отвез меня в больницу и сражался за мою жизнь упорнее, чем я сама, а потом заботился обо мне до тех пор, пока я не встала на ноги.

— Так какого черта ты не переспала с ним? — огрызнулся Хок. Глубокое чувство, скрывавшееся в спокойных словах Энджел, злило его все больше и больше.

— Наша любовь друг к другу не такая, как ты думаешь.

Хок ждал.

Энджел взгянула на него и не увидела в его лице ни капли сочувствия.

— Не знаю, смогу ли я все объяснить тебе так, чтобы ты понял, — сказала она. — Дерри — единственный человек на свете, который может разделить со мной мои воспоминания о юности, о родителях, о Гранте, о пикнике на побережье, об ослепительной красоте первой любви. Только Дерри помнит тот вечер, когда мы с Грантом объявили о своей помолвке, слова, которые прозвучали тогда, и…

— Почему бы вам на пару не построить ему святилище? — холодно спросил Хок.

Он не мог понять, почему при одной мысли о том, что Энджел кого-то любила, его охватывает безрассудная ярость.

Даже если этот человек уже мертв.

Бешенство стальными когтями рвануло с таким трудом достигнутый душевный покой Энджел, и она задрожала, пытаясь удержать себя в руках.

— Тебе очень подходит твое имя, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Ястреб — хищная птица. А я легкая добыча, не так ли?

— Поэтому ты прошлым вечером удрала домой? Ты боялась, что снова окажешься у меня в постели?

Презрительное выражение на лице Хока неожиданно придало ей силы.

— Нет, — спокойно ответила Энджел, — я не боюсь снова оказаться у тебя в постели. Просто я хорошо усвоила старое выражение: не мечите бисер перед свиньями.

— Это твоя девственность бисер? — едко спросил Хок.

— Нет, но к тебе очень применимо это выражение. Ты вел себя как настоящая свинья.

На мгновение воцарилась напряженная тишина, потом Хок тихо, но зловеще спросил:

— Почему ты отдалась мне, Ангел? Ты ведь отдалась мне. Я не брал тебя силой. Или ты все утро утешалась этой ложью? Бедным маленьким ангелочком овладел искушенный ястреб, — произнес он кривляясь.

Энджел вдруг обрадовалась, что проплакала всю прошлую ночь. Наверное, поэтому сейчас слез не было. Где-то в глубине ее души безмолвный, не дающий покоя вопрос «почему?» превратился в «как?».

Как она могла так сильно ошибиться в этом человеке?

Найдя для себя ответ, она, не задумываясь, произнесла его вслух.

— Я подумала, что люблю тебя, — сказала Энджел. — Это была ужасная глупость. Я перепутала желание с любовью, и теперь не осталось ни того, ни другого.

Зрачки карих глаз Хока расширились, затем сузились до черных, смоляных точек. От удивления он не мог вымолвить ни слова.

Энджел произнесла слово «любовь» с той же нарочито грубоватой интонацией, с какой его обычно произносил Хок. И эта интонация подсказала ему, что он ранил Энджел так же сильно, как когда-то ранили его.

Эта мысль впилась в него, словно крюк, причиняя боль при каждом вдохе.

Хок не хотел верить своим глазам. Так переживать может только истинно влюбленный человек, но он не верил в любовь со дня своего восемнадцатилетия. Любви не бывает.

— Есть еще вопросы? — хладнокровно спросила Энджел.

Хок промолчал. Ему нечего было сказать.

— Ну и отлично, — решительно заключила Энджел. — Поехали на рыбалку.

Ее намеренно холодный тон вновь разъярил Хока.

— Ты холодна, как это море.

Энджел посмотрела на переливающуюся гладь воды, в которой отражались облака.