«Я обязана Дерри большим, чем может понять человек, подобный тебе».

Чем же она решила ему отплатить? Потерей девственности? Маленькая жертва ради большой земельной сделки?

Губы Хока искривились. Энджел недооценивает его, думая, что он ни о чем не догадался. Он прекрасно все понял: она ничем не отличается от других женщин. А если эта мысль почему-то неприятна ему и вызывает раздражение, то это его проблемы. Он достаточно зрелый человек, чтобы не строить иллюзий и не пасть жертвой красивой актрисы с зелеными глазами.

Зашатавшиеся было представления Хока о жизни вновь обрели незыблемость. Он немного успокоился.

В этот момент раздался рев моторов. Хок быстро закончил одеваться и вышел из каюты.

— Немного поздновато для рыбалки? — Хок махнул рукой на звездное небо.

— Да.

Энджел включила прожектора и повела судно между заполнившими залив лодками. Как только они выйдут из Дипвотер-Бей, она увеличит скорость, хотя придется все же идти не так быстро, как днем.

«Убежать. Исчезнуть».

Но это были эмоции. В реальности же им предстояло еще добраться до реки Кэмпбелл, а затем вернуться к дому.

Энджел молча боролась с подступавшими к глазам слезами.

— Ты решила закончить наше путешествие?

— Да.

— А как же продажа земли?

Хок заметил, как на лице Энджел промелькнула тревога, и мысль о том, что он правильно угадал цену за потерю ее девственности, наполнила его яростью.

— Как же твой долг перед Дерри?

— Ты или купишь Игл-Хед, или нет.

— Не будет путешествия, не будет покупки, разве ты забыла о нашем уговоре?

— Могут быть другие сопровождающие. — Уголки губ Энджел слегка искривились, как это часто бывало у Хока, — Например, Карлсон, — закончила она.

Хок прищурился. Он знал, что если Энджел расскажет о случившемся Карлсону, то рослый индеец постарается стать его личным проводником в ад.

На мгновение мысль о драке показалась Хоку даже привлекательной — она дала бы выход его гневу.

— Что ты скажешь Дерри?

— Что мы не смогли притереться друг к другу.

— Мне казалось, тебе понравилось, как я «притирался» к тебе, — грубо заметил Хок.

Обида и ярость вынуждали Энджел забыть о наслаждении, какое давали ей объятия Хока. Нет, она не поддастся искушению, потому что не хочет прожить остаток жизни как шлюха и лгунья.

— Каждый делает по меньшей мере одну большую ошибку, когда взрослеет, — тихо произнесла Энджел. — Ты был моей ошибкой.

Глаза Хока стали почти черными. Он больше ничего не стал спрашивать. Он обнаружил, что правдивые слова Энджел могут ранить так же сильно, как ложь других женщин.

Остаток пути до Кэмпбелл-Ривер, а затем до дома Дерри прошел в молчании. Когда они приехали, Дерри спал.

Энджел быстро прошла в северное крыло дома, в свою студию, радуясь тому, что ей не придется сейчас встречаться с Дерри. Она больше не говорила с Хоком — он словно перестал для нее существовать. Да и вообще все вокруг перестало существовать, кроме окрашенного в кроваво-красный цвет стекла — этот образ оставался в ее памяти словно запечатленный там навеки.

Энджел быстро стянула одежду и направилась в душ. Она стояла под горячими струями воды, намыливаясь до тех пор, пока кожа не покраснела и не заболела.

Чувства атрофировались, да она и не позволяла себе чувствовать, хотя догадывалась, что это благословенное состояние временное. Вскоре ей придется разбираться со своими эмоциями, придется отделить надежду от реальности, ошибку от боли.

Но это впереди, а сейчас ей надо пережить одну минуту, потом другую, третью…

Энджел не выходила из-под душа, пока не истратила весь запас горячей воды, а потом еще немного постояла под прохладными струями. Затем быстро вытерлась и только тогда поняла, что плакала все это время. Она отчаянно потерла глаза руками, но слезы все текли и текли.

Энджел решительно отбросила полотенце и переоделась в свою рабочую одежду: джинсы и голубую хлопчатобумажную рубашку, выцветшие настолько, что казались белыми. Она натянула мокасины, завязала еще влажные волосы и прошла в студию.

Выходящее на север окно казалось таким же темным, как глаза Хока. На мгновение Энджел замерла, колеблясь, хватит ли ей силы продолжить задуманное.

«Нельзя беспокоиться обо всем сразу, — напомнила она себе. — Жить надо настоящим. Помни лишь о ближайшей минуте. Потом о следующей».

Привычное заклинание помогло ослабить боль. Энджел медленно подняла руку, щелкнула выключателем, и по комнате разлился яркий свет.

Не важно, что произошло, у нее всегда остается цветное стекло — выход тех эмоций, которые, дай она им волю, способны разрушить ее.

Энджел глубоко вздохнула и прошла к рабочим столам, стоящим вдоль стены. Два стола казались обычными, только покрыты были толстой тканью, а у третьего столешница была стеклянная, и лампы под ней подсвечивали разложенный на поверхности витраж.

Энджел прошла именно к этому столу. Рисунок, над которым она работала, был обманчиво прост — три банки варенья на деревянном подоконнике. Через окно виднелись заросли малины и ежевики, а само окно было сделано из бледно-золотистого стекла.

Энджел могла выбрать для этого и обычное оконное стекло, но она никогда не пользовалась неокрашенным материалом: прозрачные осколки, сверкающие под ярким белым светом, воскрешали в памяти слишком болезненные картины боли и смерти.

Большая часть деталей была уже огранена, Энджел осталось лишь придать форму ягодам, которые висели на ветках малины. Листьями послужит зеленое бракованное стекло — его естественное несовершенство даст перепады цвета, что так характерно для живой природы.

Прожилки на стеклянных листьях Энджел предпочла прорисовать, а затем обжечь в печи. Можно было просто выгравировать желобки, но Энджел любила комбинировать разную технику.

Она включила печь для обжига, натянула перчатки и вернулась к столу с подсветкой.

Взяв в правую руку стеклорез, Энджел приложила кусок малинового стекла к сделанному из бумаги чертежу, который она расстелила на столе. Пробивающийся через бумагу свет лампы вырисовывал черные линии, которым она должна следовать. Ролик стеклореза заскрипел, когда Энджел провела им по гладкой поверхности.

Сделав первый надрез, Энджел опустила инструмент и осторожно надавила на стекло.

Несмотря на свое название, стеклорез на самом деле не разрезал стекло, а образовывал линию измененной молекулярной структуры. С точки зрения физики стекло могло вести себя наподобие жидкости, а не твердого тела, то есть в некотором роде восстанавливаться.

Если не разделить кусочки стекла в течение нескольких минут после надреза, молекулы вновь соединятся друг с другом, и линия разлома станет неровной.

Узор из ягод был слишком сложным, чтобы его можно было изготовить за один заход. Вырезав требуемые фрагменты, Энджел достала специальные кусачки и принялась обрабатывать края, пока не достигла желаемой формы. Эта операция требовала внимания и сосредоточенности, и то, и другое сейчас было жизненно необходимо Энджел, как лекарство.

Тем не менее ум ее исподволь продолжал нащупывать выход из сложившейся ситуации, который позволил бы ей обрести душевное равновесие и жить не только настоящим.

Работа со стеклом всегда приносила успокоение Энджел. Вначале она помогала справляться с маленькими разочарованиями детства, а потом помогла примириться и с ужасающей смертью ее родителей, Гранта и его матери в огне аварии. Она поможет ей и с Хоком!

Работая в тишине, где слышался лишь скрип разрезаемого стекла, Энджел готовила свой подарок миссис Карей. Когда печь нагрелась, Энджел поместила туда «листья», а пока они обжигались, занялась бледно-золотистым стеклом. Это был большой кусок с неровными краями, но вместе с тем странно привлекательный. Уверенными движениями Энджел обрезала его края, многолетний опыт позволял ей делать это не раздумывая.

Затем она поместила на стол кусок дерева и достала специальный подрамник.