Помолчав, археолог успокоился и изрек тоном, не терпящим возражений:

— Ты сказал: «Надо повторить передачу». Мы это сделали. Вопрос исчерпан. «Оболтус» отрастил себе новую антенну. Теперь мы сами сообщим Галактике о том, что здесь происходит. Мы, в конце концов, обещали головастикам!

— Я уверен: к горлу ФФФукуараби в который раз приставили нож, — медленно проговорил Непейвода. На него было жалко смотреть. Клеточки тряслись и дождем сыпались на колени и на пол. Он перестал держать тело. — Политика Лиги по отношению к нам — непрерывный шантаж и очень редкие компромиссы. Мы ничего и никогда не можем делать свободно. И сейчас бездействие Совета Домов Симбионтов наверняка вынужденное. Начни мы сейчас действовать на свой страх и риск, как пить дать сорвем хрупкую дипломатическую договоренность и принесем моей планете непоправимый вред.

Но кого интересовали его доводы?

— Ты хочешь, чтоб мы ждали у моря погоды и в конце концов были раздолбаны термопсисами! — брызгая слюной, крикнул Кребдюшин. Он побагровел, утратив остатки римского аристократизма и гордой осанки.

— Я не предлагаю сидеть сложа руки, но радировать нельзя, — ощетинился Дом. — Ждать помощи не приходится, надо выбираться отсюда самим. Мы должны выскочить с планеты тихо, как мышки.

— У тебя есть план? — спросил Платон.

— Нет, — глядя ему в глаза, ответил муравейник.

— Пока что мы проверяем, у кого крепче нервы, — раздумчиво заговорил археолог. — Кто кого пересидит. То ли мы психанем и сунемся под огонь, то ли эскадра не выдержит и даст деру. Время работает против нее — когда-нибудь Лиге Миров придется двинуть сюда корабли. Но и «Оболтусу» нельзя опоздать со взлетом — иначе мы сами на них напоремся. От флота Лиги пощады не жди. Все непрошеные свидетели будут уничтожены — еще скорей, чем сами виновники.

— Они ударят по эскадре термопсисов, а заодно сотрут в порошок Тиугальбу — вместе со всеми ее проблемами, — подхватил его мысль Непейвода. — Одним выстрелом — двух зайцев.

Замолчали. «Оболтус» воспользовался паузой. Было время обеда. По переборке пошли волны, в ней открылось окошко, и высунулись тонкие псевдоподии с подносами для каждого из четверки.

Платон получил яичницу с ветчиной на огромной тарелке, помидорный салат со сметаной и пол-литровую банку джина с тоником. Кребдюшину достались его любимые корнишоны с трепангами и стакан самогонки. Непейвода ест всегда одно и то же. На сей раз личинки гусениц были слегка поджарены и похрустывали румяной корочкой. А гриб сосал через трубочку из здоровенной колбы какое-то мутное пойло. Наверняка, сок деревьев, на корнях которых поселяется мицелий.

Какое-то время все четверо сосредоточенно насыщались. Первым не выдержал полукровка и, не дожевав огурчик, воскликнул:

— Надо сваливать, а не жрать! Думайте скорей!

— Думай сам! — рявкнул Рассольников. Он терпеть не мог, когда ему мешают подкрепиться. — Каждый метр атмосферы просвечивается и простреливается.

— Даже если бы «Оболтус» мог отпочковать еще одного детеныша, — начал размышлять вслух Двунадесятый Дом, — термопсисы способны уничтожить разом сотню таких корабликов.

Народ дожевывал без прежнего удовольствия, с усилием ворочая мыслями. И мысли отчетливо шуршали в головах — особенно у Непейводы. Внезапно Платон понял, что одна из мыслей скребется о черепушку особенно громко и настойчиво. Наверное, она чувствовала свою правоту.

— «Оболтус» должен стать катером термопсисов, — брякнул археолог, и ходячий муравейник подавился личинками. А когда Дом откашлялся, он сжал руку в кулак и выставил большой палец. Рассольников продолжал: — Кораблик не может выныривать из воды или стартовать с суши. Он должен сразу очутиться среди зависших над Тиугальбой кораблей, как бы возникнув из ничего. Непростая задачка… Надо сделать так, чтобы наше появление осталось незамеченным. Отвлечь внимание эскадры…— Платон примолк, потому что не знал, что дальше.

— О наимудрейший из мудрых, — вступил корабельный мозг. — Позволь спросить тебя, о выдающийся ум современности. — Древняя лесть, просуществовавшая на востоке Старой Земли тысячи лет, звучала издевкой.

— Валяй, — буркнул археолог. Сидеть в брюхе существа, которое имеет к тебе трефовый интерес, принимать из его рук пищу и в придачу выслушивать издевательские советы — удовольствие ниже среднего.

«Оболтус» сменил тон и заговорил по-приятельски:

— Ты в курсе, что в радиусе ста километров от Нового Форта океанское дно уставлено странными штуковинами? Я заметил их перед бомбардировкой и на всякий случай прозондировал. Потом мне было не до них, и разобрался с результатами только сейчас. Это всего-навсего растения, но зато какие!..

— Какие же? — заинтересовался Платон.

— Это тысячи биологических пусковых установок — домашняя заготовка головастиков. А что, если пальнуть из них в небеса? Вдруг заморочим голову эскадре?

— Покажи-ка эти хреновины, — потребовал Непейвода.

На экране внешнего обзора луч прожектора разорвал черную воду, и возникло затянутое бурым илом дно залива Кабронес. Из него торчало нечто длинное, нацеленное вверх. Изображение приблизилось, и теперь штуковину можно было разглядеть в деталях: крепкий ствол, похожий на бамбук, а на конце — укутанный темными лепестками снаряд. Формой снаряд напоминал огромное семя подсолнечника.

Изображение замерло, зафиксировав пусковую установку. Ее прочертили зеленые линии, показывая внутреннее устройство, которое выявил инстроскоп: несколько небольших, покрытых шипами ядрышек и массивное круглое ядро, примыкающее к соплу в нижней части снаряда.

— И что там внутри? — спросил Кребдюшин, который ничего не смыслил ни в ракетах, ни в виртуальных схемах.

— Никакой электроники, только биологические структуры в режиме спячки, — ответил «Оболтус». — Похоже на семена гиперпластичного растения, которое стремительно приспосабливается к внешним условиям. Большой запас энергии и питательных веществ. Имеет что-то вроде реактивного движка. При попадании в почву начинает бешено развиваться…

— Значит, именно ему предназначено заселить сушу и подготовить ее к выходу аборигенов из океана. Как только исчезнет Карантин, настанет черед бродячих джунглей, — домыслил за него муравейник. — Должно быть, эти семена веками находились в полной готовности.

— Часть пусковых уничтожена глубинными бомбами, но наверняка уцелело достаточно для хорошего залпа, — добавил корабельный мозг.

— Если головастики выжили после бомбежки, они не скоро оправятся. Вряд ли они станут нам мешать, — произнес Двунадесятый Дом.

— А может, этим залпом мы им поможем — выполним за них работу? — предположил Платон. — Вдруг самое время? Впрочем, плевать… Главное: сумеем ли мы запустить снаряды?

— Там есть рецепторы, способные уловить и распознать мельчайшие дозы криптона, которого в океане нет, — успокоил его «Оболтус». — Похоже, это и есть ключ на старт. Стоит распылить на дне залива криптон — и-и-и…

— Дело за малым, — взбодрился полукровка.

— Не такая уж это простая работа.

Работа была трудная, но они ее сделали. Кораблику пришлось потерять еще осьмушку своего веса, вырабатывая в ядерном синтезаторе криптон и выращивая для него радиоуправляемые контейнеры. Их предстояло разбросать на большой площади. «Ракеты» нужно запустить все разом — только тогда есть шанс, что термопсисы запаникуют и могут прозевать старт «Оболтуса».

Наступила ночь. Пуск назначили на утро, когда все будет хорошо видно.

Оставив напарника в рубке, Платон вернулся в каюту. Похлебал черепахового супчика из молодых доберманских панцырников и принялся за отбивную. Даже не стал спрашивать у «Оболтуса», из какого инопланетного зверя получили эту отличную телятину — не хотел портить аппетит. Запив отбивную парой бокалов вполне сносного аристейского «Каберне», археолог замурлыкал лекомысленную геянскую песенку. Настроение у него поднялось. Он принял душ, забрался в койку и включил «сонную машинку».

Платон терпеть не мог заказных сновидений, но сегодня решил задать тему: на волнах памяти его отнесло на «Эль-Гарду», в массажный салон. Стоило археологу закрыть глаза, как подушка и одеяло превратились в нежные объятия Зи-Зи. Девушка соскучилась по своему «пупсику» и не жалела усилий, чтобы доставить ему удовольствие. Археолог тоже старался как мог. А мог он почти все. Ночь была нескончаемой. Бурные ласки перемежались сладостным покоем, который был совсем недолог. И вот уже все начиналось сначала. Зи-Зи была просто ненасытна. Ее ласковые касания и требовательные поглаживания мертвого бы подняли из могилы. Ангел, а не хрупкая молоденькая девушка — с маленьким умишком, бурными чувствами, необъятным сердцем и поистине божественной фигуркой. Сущий ангел постели… Да и просто ангел.