Она чмокнула его в щеку и собралась уйти, но он остановил ее и нежно поцеловал в губы.

Это был простой и оттого очень сладкий поцелуй.

– Приходи ко мне, когда закончишь с Элли.

Мартин открыл дверь отцовского кабинета – квадратной комнаты с окнами, выходящими на западную сторону. Элли еще не успела побывать здесь: в комнате царил полумрак. Мартин раздвинул шторы и еще некоторое время стоял у окна, глядя на сверкающую в лучах солнца реку.

Вокруг была полная тишина… настороженная. Интересно, почему вдруг он почувствовал, что отец здесь, что в кабинете даже сейчас, после смерти, ощущается его присутствие? Наверное, это игра воображения. Тяжело вздохнув, он приготовился к предстоящему ему испытанию.

Мартин подошел к письменному столу красного дерева. Кожа на просторном кресле была сильно вытерта. На столе стояло пресс-папье с промокательной бумагой, на которой остались следы чернил, из давно высохшей чернильницы торчало перо. Больше ничего на столе не лежало, все было убрано. Не им, а поверенным.

Ведь он даже не знает, где и как умер отец. Он вспомнил дату и понял, что это произошло ровно за год до того, как он встретился с Амандой. Мысль о ней, ее слова, зазвучавшие у него в ушах, побудили его к действию. Он отодвинул прошлое вдаль и вернулся в настоящее.

Мартин сел за стол, оглядел книжные полки, на которых стояли бухгалтерские книги, и обратил внимание на несколько новых гроссбухов. Их появление не было для него неожиданностью. «Действительно, – с грустной усмешкой подумал он, – это вполне естественно».

Не обращая внимания на пыль, он выдвинул первый ящик слева. Перья, карандаши, прочая мелочь – и морская ракушка с тонкой резьбой, которую он подарил отцу много лет назад. Это насторожило его. Странно, что отец, при его пристрастии к порядку, хранил эту безделушку здесь, где она все время была на глазах… Нахмурившись, Мартин задвинул ящик и выдвинул следующий.

Письма, уже пожелтевшие от времени, целая стопка. В нем вспыхнуло любопытство. Он вытащил стопку и разложил их на столе…

Все были адресованы ему. И написаны рукой отца.

Мартин в полном изумлении смотрел на письма.

Когда же они были написаны? Есть только один способ узнать. Достав из верхнего ящика нож, он вскрыл первое письмо, взглянул на дату, затем вскрыл остальные и разложил их в хронологическом порядке. Письма охватывали период в девять лет: первое было написано через четыре дня после его отъезда.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Мартин взял первое письмо…

«Мартин, сынок, я ошибся. Я совершил чудовищную ошибку. В своей самонадеянности и…»

Мартин вынужден был остановиться. Ему сдавило грудь, задрожали руки. Он отложил листок, встал, прошел к окну и открыл его. В комнату хлынул прохладный воздух. Постояв у окна, он вернулся к столу, сел, взял письмо и прочитал его от начала до конца, а потом закрыл глаза и замер, представляя…

Каким мучением был для матери их разрыв!

Какой пыткой были для отца угрызения совести, которыми полно письмо! Для его добродетельного, стремящегося всегда поступать правильно отца!

Прошло немало времени, прежде чем Мартин открыл глаза и прочитал остальные письма. В последнее был вложен листок, написанный матерью незадолго до ее смерти. Она молила его простить их обоих и вернуться, чтобы дать отцу возможность исправить ошибку. Именно ее письмо расстроило его сильнее, чем остальные.

Мартин все еще сидел за столом с разложенными на нем письмами, когда дверь открылась и в кабинет заглянула Аманда. Сразу же ощутив тяжелую – но не грозную – атмосферу в комнате, она мгновение колебалась, потом тихо прикрыла за собой дверь и подошла к столу.

Мартин услышал шаги и поднял голову. Притянув Аманду к себе, он прижался к ее бедру.

– Они знали.

– Что ты не убивал?

Мартин кивнул:

– Они поняли это через несколько дней и сразу же послали за мной, но…

– Что «но»? Если они знали, то почему все эти годы ты был изгоем?

Мартин судорожно втянул в себя воздух.

– Они хотели, чтобы я поехал на континент, куда отправляются все отпрыски богатых аристократических семей, когда их пребывание в Англии нежелательно. Но я решил, что не должен выполнять указания отца, раз он прогнал меня. И вместо того чтобы ехать в Дувр, а потом в Остенд, я отправился в Саутгемптон и первым же пароходом отплыл в Бомбей. Мне было безразлично, куда ехать – лишь бы подальше от Англии. От дома.

– Они не смогли разыскать тебя?

Мартин хлопнул рукой по письмам.

– Они отправляли курьеров, но не нашли меня, так как искали не на том континенте. Если бы они обратили свой взор на Индию, то обязательно нашли бы меня: я не сохранял инкогнито.

Аманда погладила его по волосам.

– Но ведь в Лондоне были люди, которые вели дела с Индией…

Мартин ожесточенно затряс головой:

– В этом-то весь ужас! – Его голос стал хриплым. – Они ждали здесь. Это было своего рода епитимьей – отказаться от прежнего образа жизни, от балов, от поездок к друзьям, от охоты. Они жили здесь безвылазно. С того дня, как я уехал, до самой смерти. Они ждали, что я вернусь и прощу их.

«А я так и не вернулся и не простил».

Мартину не понадобилось произносить это вслух, Аманда поняла его без слов. В ней поднялась целая буря чувств: и сочувствие, и сожаление, и гнев, и грусть. Что же надо было пережить! И все из-за одного труса!

Мартин подумал о том же. Отстранившись от Аманды, он усадил ее на подлокотник и, собрав письма, спрятал их в ящик.

Что сделано, то сделано, прошлого не вернешь.

Он уже не мог вернуться назад и помириться с родителями, зато у него оставалась возможность отомстить за них, за Сару и даже за Бакстона. Нужно сделать так, чтобы тот, кто причинил им столько зла, получил по заслугам, а потом жить нормальной жизнью, оправдывая надежды родителей.

– Я пришел сюда, чтобы разыскать отцовскую книгу записей. Он любил все систематизировать и вел точные, подробные записи. Составлял списки всех приглашенных на семейные торжества и в них отмечал, кто и когда приехал. Обычно он держал ее в столе…

Книга нашлась в нижнем ящике. Мартин достал ее, сдул пыль и, положив на стол, стал перелистывать страницы.

– Одного я не понимаю: если твои родители знали, то почему они не восстановили твою репутацию?

Мартин с грустной улыбкой посмотрел на Аманду.

– Все это есть в письмах. Отец хотел сделать официальное заявление перед всем высшим светом. Для него это было бы искуплением – публично признать свою ошибку. Но он хотел, чтобы в тот момент я был рядом. Он умер внезапно. Очевидно, угрызения совести были настолько сильными и болезненными, что он не вынес их.

– Как ты узнал, что он умер и что можно вернуться?

– Через несколько лет я поручил лондонскому поверенному управлять здесь моим имуществом. Именно от него я узнал сначала о смерти матери, а потом… и отца.

Мартин устремил взгляд на книгу, и Аманда заметила, как изменилось его лицо.

– Что?

– Я говорил, что отец очень любил семейные сборища. После той Пасхи они больше ничего не устраивали.

Никого не приглашали. Жили здесь в одиночестве, точно так же, как и он сам, полностью отрезанные от родственников и друзей. Мартин вздохнул. Те трудности, что выпали на его долю за эти годы, меркли перед тем, что испытали его родителям. Его сожаление и горечь не шли ни в какое сравнение с чувством вины, постоянно преследовавшим родителей.

– Вот список тех, кто был у нас на ту Пасху, – наконец проговорил он.

Они внимательно изучили его, затем занялись списком приглашенных на Новый год. Записи против имен указывали на время приезда гостей. Аманда достала чистый лист бумаги и взяла карандаш.

– Называй имена всех мужчин из родственников твоей матери, которые приезжали на предыдущий и на тот Новый год, а также на Пасху. Не делай преждевременных выводов и никого не исключай – займемся этим потом.

Они составили список и выбросили из него тех, кто по возрасту или по каким-то другим причинам не мог совершить убийство.