— Мы нашли его на ристалище. Он, как всегда, там упражнялся. Один.

— Я видел, как на него напал ястреб, но я был слишком далеко и ничего не мог сделать, — добавил сокольничий.

Тело Альгонды сотрясала конвульсивная дрожь. Это молчание вокруг нее, эти слова, застрявшие у нее в горле… Филиппина произнесла их вместо нее:

— Он при смерти?

— Нет. Хвала Господу, нет, но, боюсь, воином ему не стать, а ведь он так старался!..

Успокоили ли ее последние слова барона? Альгонда пребывала в таком отчаянии, что вряд ли сама это понимала. В комнате, куда перенесли юношу, сгорбившись от горя, стоял хлебодар Жан. Тут же Альгонда увидела и свою мать. Та не отводила от дочери взгляда — недоумевающего, укоризненного. Жерсанда знала, что виноват не столько ястреб, сколько она, Альгонда. Неужели она поняла то, что Альгонда сама отказывалась признать? Ее сердце выкрикивало ей обвинения? Она ошиблась. Она хотела защитить Матье от него самого, в то время как единственной настоящей опасностью для него была она.

Она крепче сжала здоровую руку юноши в своей руке. Он спал. Знахарка, за которой послали немедленно, напоила его сонным зельем. Альгонда, по пути в замок без устали подгонявшая лошадь, теперь сидела у постели раненого. Слез у нее не было. Она не могла отвести взгляд от пропитавшейся кровью повязки на его правом глазу. Девушка сидела неподвижно, словно время тоже могло остановиться, а потом и повернуть назад. Если бы только подобное было в ее власти! Если бы только она могла все изменить! Но время было неумолимо — и по отношению к ней, и по отношению к ее искалеченному суженому.

— Раны глубокие. На надбровной дуге останется шрам, но я боюсь за его глаз. Что до правой руки…

Альгонда вздрогнула, услышав голос знахарки. Погрузившись в свое горе, думая о страданиях Матье, она не услышала, как та вернулась в комнату. Альгонда посмотрела на нее. Жерсанда и Жан вышли. Если судить по приглушенным голосам, они находились за стеной, в пекарне. Альгонда и знахарка остались возле Матье.

— …Между большим и указательным пальцами птица когтями разорвала ему сухожилье, поэтому он не сможет теперь крепко сжать что-нибудь в руке, — продолжила пожилая женщина, доставая из своей котомки кожаную фляжку.

Она протянула ее девушке с доброжелательной улыбкой. Альгонде не хотелось отходить от Матье, но знахарка оставалась на месте, и девушка, опершись о кровать, встала, чтобы ее взять. Стоило Альгонде сделать шаг, как знахарка отошла в угол комнаты и сделала ей знак приблизиться. Только тогда девушка поняла, что она не хочет, чтобы Матье услышал их разговор. Она быстро подошла к женщине.

— С этим зельем раны заживают скорее, и он будет спать спокойнее. Каждый час вливай ему в рот по полложки, и ночью тоже, и так в течение трех дней.

— Спасибо, — сказала Альгонда, пряча фляжку в карман. Почему знахарка говорит шепотом? Какая в этом тайна?

Пожилая женщина выдержала паузу, прислушалась, потом, видя, что девушка намеревается вернуться к постели раненого, удержала ее за руку.

— Я знаю, кто ты, Альгонда. Если хочешь, чтобы он выжил, советую сделать так, чтобы ястреба убили. Сегодня же.

Альгонда побледнела.

— Но я не понимаю…

— Время не терпит. Тебя обманули. Сделай, как я говорю. Ястреб бессмертен до тех пор, пока ты в это веришь. Если ты приговоришь его к смерти, он умрет.

— Кто вы? — Альгонда нервно сглотнула.

— Не здесь. Она меня почувствует. У меня дома. Когда все станет на свои места.

— Кто — «она»?

— Гарпия, — прошептала знахарка и твердой рукой подтолкнула девушку к кровати, а потом, не оглядываясь, скрылась за дверью.

Альгонда несколько минут не могла пошевелиться. Она была озадачена, испугана. Матье застонал и пошевелил рукой, и она вернулась к изголовью его кровати.

Отряд охотников, который встретили Филиппина и Альгонда по дороге в замок, собрали тотчас же после нападения птицы на Матье, чтобы положить конец ее бесчинствам. Тот факт, что несколькими минутами ранее ястреб напал на его дочь, только укрепил решимость Жака де Сассенажа. Даже если придется выслеживать его несколько дней подряд, он это сделает, покончит с этим дьяволом в обличье птицы. Альгонда закрыла глаза. Она видела, где находятся охотники. Она могла бы направить ястреба к ним. Но хотелось ли ей этого? Следовало ли верить тому, что она только что услышала? Знахарка помогла ее матери произвести Альгонду на свет. Матье тоже родился у нее на глазах, и Альгонда никогда не слышала, чтобы кто-то обвинял ее в чем-то предосудительном, в отличие от другой знахарки, которую звали Берасса. Вот та занималась черной магией, и жители деревни в конце концов побили ее камнями. Она уже была мертва, когда ее привязали к столбу, под которым разожгли костер. В то время ей было десять, и они с Матье навсегда запомнили противный запах горелой плоти. Эта знахарка стояла там же, в толпе, и смотрела, как языки пламени лижут тело Берассы, до тех пор, пока костер не прогорел и зеваки не разошлись. С тех пор другие знахарки не селились в этих местах. Обитатели края жили дольше и спокойнее, чем в других местностях. Альгонда не знала, что и думать. Очевидно, знахарка много чего знала. Может, она видела ее в обществе Мелюзины? И откуда ей известно, кто такая Марта на самом деле? А то, что она боится, было доводом в ее пользу. Взгляд Альгонды пробежал по частично скрытому повязкой лицу Матье. Стоило ей влить ему в рот снадобье, как он снова затих. Она наклонилась и легонько поцеловала его в губы. Она этого не хотела. Она ни о чем таком не просила. На мгновение, сходя с ума от страха, она представила, что, получив ранение, он поймет, насколько рискованно его новое ремесло. Ястреб ее не понял. Может, он вовсе не так уж беспрекословно ее слушается?

Она почувствовала, как ей на плечо опустилась чья-то рука. Жерсанда стала на колени рядом с ней.

— Он начал с глаза, совсем как в случае с возлюбленным Мелиоры, — угасшим голосом прошептала она.

Слезы тут же повисли у Альгонды на ресницах. Сравнение было знаменательным, и все же…

— Зачем бы я подвергала его такой опасности, матушка? У Мелиоры были на то причины, а у меня — нет! Ты же знаешь, как сильно я его люблю, — сказала девушка обращая к матери искаженное душевной болью лицо.

Жерсанда покачала головой, прищурившись. Вокруг ее глаз появились черные круги.

— Некоторые вещи нам не дано понять, Альгонда. Думаю, ястреб видит дальше наших чувств. Он опасен.

— Думаешь, в Мелиоре гнездилось зло?

— думаю, в каждом из нас есть частичка зла.

Альгонда вздрогнула, услышав это.

— Он напал и на Филиппину.

— Она только что рассказала мне об этом. Будь осторожна, Альгонда. У меня нет таких способностей, как у тебя, но я хорошо тебя знаю. Знаю, что ты рассказала мне не все, знаю, что ты боишься будущего. Этот страх терзает тебя, это видно. Если позволишь ему возобладать, если утратишь свою правду, чернота, живущая в сердце трех сестер, поглотит тебя.

По щекам Альгонды текли слезы. Пальцем она провела по щетинистому подбородку Матье. Она перешла на шепот:

— А если уже слишком поздно?

— Никогда не бывает поздно. Он жив. Вы любите друг друга.

— Но я принадлежу Филиппине, ты же знаешь.

Жерсанда посмотрела в глаза дочери. Взгляд ее светлых глаз был полон нежности.

— Случится только то, чему ты позволишь случиться, кто бы и что тебе ни навязывал.

— Я тоже в это верила. Но теперь… Мне кажется, что я ни на что не могу повлиять.

— Кому ты доверяешь?

— Ну уж точно не Мелюзине. И в пророчество я тоже не верю. Что-то тут не так, я чувствую фальшь. Но в чем она? Я не знаю, хотя уверена, что от меня что-то скрывают, играют мною. Я перестала сама себя узнавать, матушка.

В комнате стало тихо. Женщины погрузились в свои мысли. Жерсанда заговорила первой:

— Я знаю только то, что Мелиора пожелала передать своим потомкам. Я никогда не пыталась найти во всем этом скрытый смысл. Может, напрасно. Но откуда мне было знать, что ты родишься, чтобы занять ее место? Сказать по правде, я почти забыла эту историю. Она стала для меня чем-то наподобие считалочки, какой матери учат дочерей. Не больше. Не обманывай себя, Альгонда. С тех пор как я узнала, страх и меня не покидает ни на минуту. Все матери мечтают о лучшей судьбе для своего ребенка. И я не исключение. Я не могу жить спокойно, потому что чувствую: над тобой нависла опасность. Более того, я вижу, что ты, моя малиновка, несчастна, а ведь раньше ты была сама радость…