— Будь стойкой, моя малиновка. Не думаю, что это придется тебе по душе.

Она уже знала, она чувствовала, что, как и предвидел Жан, увиденное не придется ей по душе. Первое, что она услышала, подойдя к тюкам с соломой, которыми огородили ристалище, было позвякивание стали о сталь. Сердце ее оборвалось. Ей стало не хватать воздуха. Альгонда чуть не упала, споткнувшись о кость, по всей вероятности, зарытую тут собакой. Гниющая плоть. Плохое предзнаменование? Она выпрямилась и бросилась бежать. Обогнув последний тюк соломы, служившей одной из сторон ворот, она вбежала на ристалище.

Там в компании нескольких охранников она увидела Матье. Тренировка была в самом разгаре: одни боролись, безоружные, другие скрестили мечи. Матье учился обращаться с обоюдоострым широким коротким мечом, повторяя движения, которые ему показывал один из охранников.

«Локоть выше… Сожми рукоять… Сильнее! Старайся, мой мальчик! Пока что тебя разоружит любой разбойник с ножом. Движение плавное… А ты как будто машешь серпом в пшеничном поле. Колени чуть согни… Но не сильно, а то подумают, что ты присаживаешься по большой нужде. Смотри! Это не трудно!» — поучал Матье его наставник.

Альгонда ладошкой зажала рот, чтобы не закричать. Остановившись, как если бы между нею и Матье возникла непреодолимая преграда, она не могла отвести глаз от его лица, а он, занятый делом, еще не увидел ее. С крупными каплями пота на лице, высунув от усердия язык, совсем как его брат пару минут назад, он старался изо всех сил, но получалось у него неважно. Каждый взмах этим коротким мечом с широким клинком, каким бы неловким ни был, напоминал Альгонде о ее предчувствии. Она была напугана. Он не мог, не должен был… Надо что-то сделать! Заставить его отказаться от этой глупой задумки! Одно усилие, одно-единственное! Вырвать его из лап судьбы! Но тело ее отказывалось слушаться. Как паралитик, она не могла пошевельнуться.

Такой он ее и увидел. Улыбнулся, опустил меч.

— Что, уже устал, мой мальчик? — насмешливо поинтересовался наставник.

Матье кивнул в сторону Альгонды. Охранник сразу все понял.

— Иди, — сказал он. — Все девушки одинаковые — мечтают о доблестных рыцарях, а когда видят их в бою, так и норовят упасть в обморок. Но это у нее пройдет, поверь моему опыту.

Матье протянул ему меч и подошел к Альгонде.

— Идем, — сказал он, выходя за пределы ристалища.

Видя, что она застыла на месте, он вернулся, взял ее за руку и потянул за собой. Она послушно пошла следом. Сказать, закричать, помешать, переубедить? В голове проносились слова, соответствовавшие действиям, которые ей хотелось предпринять. Но ни одно из них не сорвалось с ее губ. Когда же Матье остановился за большой бочкой, укрывшей их от любопытных взглядов, она совершенно обессилела. Единственное, что она сумела выговорить, было жалобное «почему?».

— Чтобы вместе с тобой поехать в Бати, черт подери! Твоя хозяйка берет тебя с собой. Я тоже не хочу с тобой расставаться. Поэтому барон сделал меня охранником, — сказал он и расхохотался.

Она воззрилась на него.

— Это опасное ремесло, Матье. Ты не понимаешь, какой это риск, — наконец выговорила Альгонда.

— Это меньший риск, чем отдать тебя на милость какого-нибудь… Не делай такое лицо! Мне, конечно, не хватает: сноровки, но это придет с опытом.

На смену отчаянию пришел гнев — к Альгонде вернулась способность говорить.

— Ради всего святого, Матье, это совсем не твое! Ты же не воин, ты — хлебодар. Вот твое призвание!

— А может у меня не одно призвание. Так что, ты уже не хочешь, чтобы я поехал с тобой, чтобы мы поженились? — Он нахмурился.

— Конечно нет! Просто я боюсь за тебя!

— Чего боишься? Войны сейчас нет. Только посмотри на них! Вместе с бароном Жаком они прошли через все сражения с Карлом Смелым. И вряд ли каждый второй может похвастаться хоть царапиной! Они лучше, чем кто-либо, научат меня защищаться, на случай, если снова начнется война.

— Она может начаться неожиданно, — сказала Альгонда.

Однако она уже знала, что проиграла. Он обнял ее и погладил по шее.

— У меня не было выбора, Альгонда. Я воспользовался шансом, который мне дали, потому что я не хочу потерять тебя. Когда ты надоешь дочке барона, мы вернемся сюда, и я снова буду работать с отцом, это я тебе обещаю.

— Брат занял твое место!

— Ну и что? Поедем в Ля Рошетт. Ангеррану всегда нравился мой хлеб.

Ангерран… И снова эта картина: он и Матье сошлись в бою. Надо отогнать это видение… Да, отогнать, потому что она, Альгонда, ничего не сможет изменить. Она отстранилась от возлюбленного.

— Не могу я радоваться, Матье, по крайней мере, пока. Не такой я представляла нашу жизнь…

Он, взяв за подбородок, приподнял ее голову и утонул в ее глазах цвета Фюрона.

— Любишь ли ты меня, Альгонда, настолько, чтобы верить в меня?

Девушка едва не разрыдалась. Она опустила глаза.

— Я верю в нас, — запинаясь, проговорила она.

— Значит, доверься мне. С нами не случится ничего плохого.

Он нашел губами ее дрожащие губы. Альгонда долго упивалась его поцелуями. Ей было плохо. И у боли не было имени, но было лицо. В нем угадывались черты Мелюзины.

— Иди, — сказала она ему, когда они отстранились друг от друга.

Он взял ее руку и поднес к губам, а потом ушел. Она на мгновение закрыла глаза и прислонилась спиной к бочке, чтобы унять горькие слезы. Существовал лишь один способ успокоиться — растворить свои слезы в темных водах быстрой реки. Подхватив обеими руками подол юбки, она, не оглядываясь, бросилась бежать.

Она шла вдоль берега, пока не достигла «ванны» — места, где Фюрон исчезает под скалой. Не задумываясь о последствиях, Альгонда закрыла глаза и позволила реке себя проглотить. Попав в водоворот, она даже не подумала о том, чтобы как-то защититься от острых камней, так и норовивших оцарапать ее тело, пока она плыла по узким проходам под горой. Фюрон вынес ее в подводный грот, где при первой их встрече Мелюзина привела девушку в чувство. Силой течения ее выбросило на неглубокое место. Она выбралась на темный берег. Здесь рев реки был громче, чем наверху, многократно усиленный эхом. Альгонда застучала зубами. Сможет ли она выбраться самостоятельно? Вряд ли, однако теперь это не имело значения. Где та маленькая Альгонда, которая радовалась, поймав плотвичку? Где малиновка мэтра Жаниса, строившая рожицы над тарелкой со взбитыми сливками? Она родилась не для того, чтобы предаваться отчаянию. И не для того, чтобы постоянно жить в страхе. Не для того, чтобы обагрить себя кровью… Она создана, чтобы смеяться и подшучивать над Матье. Альгонда разрыдалась. Здесь никто ее не услышит. Фюрон поглотит ее горе, как поглотил ее счастье.

И все же со временем она успокоилась. Может, черная вола, протекающая рядом, вобрала в себя и унесла к другим берегам ее черные мысли? Последний всхлип — и она ощутила себя опустошенной.

Альгонда закрыла глаза. Стоит только позвать, и Мелюзина придет, она это знала. Но зачем? Так ли ей хочется получить ответ на свои вопросы? Успокоиться еще одной ложью?

— Нет, — выдохнула она в проносящуюся мимо воду.

Не надо Мелюзины, никого не надо. Только она. Вчерашняя девочка, сегодняшняя женщина и завтрашняя вдова. Лицом к лицу с этим триединством.

И вдруг, ни с того ни с сего, она запела. Звук, никогда прежде ею не слышанный, был словно дыхание весны, пробудившее древесную почку. Она опустилась на колени, сложив руки на бедрах, и выпустила этот звук из себя, слегка покачивая головой. Она ощущала себя то легкой, то могущественной. Никаких картин перед глазами, только целительная вибрация, ощущавшаяся каждой частичкой ее тела. Она наслаждалась происходящим с ней, пока не пришло чувство насыщения. Только тогда она позволила себе видеть дальше обычного, выпустить проснувшиеся в ней силы. Вчера она призывала ястреба. Он не прилетел. Где он сегодня?