Иль кивнул головой и угрюмо сказал:

— Вот вам и момент истины, отец Вастос. Как вы предлагаете поступить? Проехать мимо и ждать того момента, пока этот ублюдок не создаст святую инквизицию? А ведь именно к этому он и ведёт дело. Что вы мне посоветуете делать?

Отец Вастос, прихлёбывая грог, невозмутимо ответил:

— Сын мой, если ты проедешь мимо и не покараешь этого изверга, то грош тебе цена вместе с твоими брехнями о городе Счастья. Ну, допустим тебе нельзя снести голову этому ублюдку, но что мешает сделать это мне? Обет не пролития крови? Ну, так это мой обет, я его дал, я его обратно заберу. Давай подождём этого моложавого старца Ральфа, сын мой. Он говорил, что умеет делать какой-то взрывной порошок, но опасается, что люди с его помощью станут убивать друг друга, вот пусть Ральф его и изготовит для того, чтобы мы могли взорвать им ограду и ворота монастыря, а дальше мы и сами знаем, что нужно делать.

Староста тут же поторопился сказать:

— За те пятнадцать лет, что пурвары здесь находятся, ваша светлость, они самый настоящий замок возвели и глубокий ров вокруг него выкопали. Так просто его вам не взять.

Иль поджал губы, покивал головой и спросил:

— Взрывной порошок говоришь, святой отец? Взрывной порошок это хорошо. Им же можно будет набить зажигательные трубки, которые я изготовил вместо обычных наконечников для деревянных арбалетных стрел. Наши новые арбалеты почти втрое мощнее, чем прежние и из них мы можем запросто стрелять по замку с расстояния в сто метров. Таких трубок у меня много и если порошок будет хорошо взрываться, то чуть по чуть мы этот замок по камешку и развалим, но я думаю, что это чёрное вороньё сдастся гораздо раньше, поскольку они не захотят подыхать ради амбиций своего вольтанутого епископа.

Отец Вастос пристально посмотрел на Иля и спросил:

— Сын мой, а если они выведут на стены заложников? Что мы будем делать тогда?

Иль хищно оскалился и зловеще ответил:

— А ещё до того мы продемонстрируем им, что с ними всеми случится, если они посмеют это сделать, святой отец, — заточим три десятка кольев, быстро выкопаем ямки и при первом же поползновении посадим на кол того монаха, который командовал этим отрядом, а чтобы ему не было холодно, разожжем под ним небольшой костерок. Это война, святой отец, и не мы её начали, а они и уже давно. Монастырь этот мы обязательно захватим. Сносить его будут полнейшей глупостью, он ещё пригодится барону де-Локассу, но на этом всё не закончится. Всех потерпевших от произвола монахов нужно будет допросить, установить на ком из них больше всего крови, а потом, не откладывая дела в долгий ящик, предать суду, как убийц и бандитов, а не монахов. Судьями же этих зверей будут жители деревни Привольная и как они решат, так оно и будет. Кого надо повесить, — повесим, а всех остальных закуём в кандалы и сдадим барону, пусть посидят у него на цепи лет десять и не надо мне тут рассказывать о том, что они таким образом служили господу нашему Дессору. У меня есть средство, которое заставит их правдиво отвечать на все вопросы следователей и тогда, святой отец, всё станет ясно, кто они такие.

Отец Вастос развёл руками и сказал:

— Вообще-то я полностью согласен с каждым твоим словом, сын мой. Особенно с тем, что судить этих выродков должны те люди, над которыми они измывались. Так ведь, люди добрые?

Свидетелями разговора графа де-Шорна и отца Вастоса было человек пятьдесят и все дружно согласились, что это справедливое решение. Крестьяне не сделали этим монахам ничего такого, чтобы они имели хоть какой-то повод обрушить на их голову такую кару, зато сами монахи-воины из ордена святого Пурвара причинили людям множества бед и страданий.

Начало смеркаться, когда на перегон Степной прибыли первые Всадники. Они уже были извещены о том, с чем пришлось столкнуться графу де-Шорну. Фургоны и дилижансы были поставлены таким образом, чтобы завтра утром можно было сразу же двинуться по направлению к деревне Привольной и Всадники немедленно принялись готовиться к штурму. Выехать с перегона было решено в десять часов утра. Ночью, когда все спали, с орбиты было спущено вниз добрых пятнадцать тысяч арбалетных стрел с миниатюрными гранатами вместо наконечников, а также три десятка здоровенных станковых арбалетов, которые могли метать дротики с куда более мощными гранатами. Были доставлены с орбиты и боевые костюмы, исполненные под феодальную старину и походившие своим видом на максимилиановский доспех, только с коринфским барбютом, а не шлемом жабья морда. Ну, а утром полсотни самых могучих молоров были облачены в тяжелую броню со шлемами, оснащёнными длинными шипами на лбу и серповидными секирами по бокам головы. Выглядели они весьма устрашающе и когда из сарая стали выводить пленённых монахов, те сразу же пришли чуть ли не в ужас.

Выезд пришлось отложить до двенадцати часов, до прибытия барона де-Локасса. Барон отважился даже на то, чтобы взобраться на мивху, лишь бы поспеть на перегон Степной вовремя. Когда он увидел армию графа де-Шорна, то сразу же потребовал, чтобы и ему дали доспех. Он непременно хотел идти в бой вместе со Всадниками, но Иль только развёл руками, сказав, что лишнего доспеха подходящего размера у него нет, а раздеть кого-то не представляется возможным. Всадники будут не просто сопротивляться этому, а отбиваться, поскольку все они возмущены действиями монасей. Барона затолкали в штабной фургон и армия графа Ильхема де-Шорна сорвалась с места и помчалась по степи грохоча, как танковая дивизия древних времён. Дилижансы плелись в хвосте, затем ехали фургоны, а впереди скакали Всадники. Деревню фургоны и дилижансы объехали справа и слева, как и большая часть всадников, но один отряд ворвался в неё сходу и не зря. В деревне находился довольно большой, человек в сто пятьдесят, отряд монахов. Большая их часть сдалась, а остальных Всадники порубили в капусту, так как монахи только что повесили нескольких крестьян, но на этом дело не закончилось. Крестьяне мигом забили дрекольем ещё пару десятков особо зверствовавших в их деревне извергов, чему никто из Всадников особенно не стал препятствовать.

Крепость монахов находилась в шести километрах от деревни, на единственном на всю округу холме. Взять её сходу не представлялось возможным, — подъёмный мост был поднят, и потому её просто окружили, споро и деловито. Фургоны были поставлены вне досягаемости арбалетов монахов и Всадники тут же принялись устанавливать тяжелые дальнобойные арбалеты, а также готовить к возможной казни толстые, заострённые колы и монахов. Первый дальнобойный арбалет ещё не был установлен, а пешие арбалетчики уже приблизились к на расстояние эффективной стрельбы и без какой-либо команды открыли огонь по зубцам крепостной стены высотой в пятнадцать метров, сложенной из тёсанного камня, и камнемётным машинам. Гранаты хотя и были миниатюрные, взрывались с оглушительным грохотом. Несколько арбалетчиков принялись стрелять в стену и после десятка взрывов в ней образовался пролом. Напротив въезда в замок быстро построился отряд Всадников на закованных в броню-серебрянку молорах, от которых уже отделили мивх, и как раз в тот момент, когда какой-то монах выбрался на стену и принялся размахивать белым флагом, арбалетчики меткими выстрелами перебили цепи подвесного моста и тот с грохотом упал вниз.

Закованные в сверкающую броню молоры сорвались с места и сходу ворвались во внутренний двор крепости. В принципе на этом вся война тут же и закончилась. Сопротивление оказали лишь несколько десятков монахов, да, и то весьма слабое. Зато в захваченном замке монахов ордена святого Пурвара, очень почитаемого в народе, Всадникам тут же пришлось столкнуться с такими кошмарами, что только благодаря привитой Илем им дисциплине и тому, что всех монахов он собирался предать суду, их не изрубили в капусту. Двухэтажная подземная тюрьма была забита заключёнными и в нескольких камерах пыток палачи продолжали истязать свои жертвы не смотря на то, что замок был уже захвачен Всадниками. В одном из пыточных застенков находился и епископ Паисий, который пытал не кого-либо, а одного из младших сыновей барона де-Локасса, пропавшего без вести несколько месяцев назад. То, что осталось от палачей после нескольких минут их общения со Всадниками из Малой Степи, именно они находились в первых рядах, если хорошо постараться ещё могло давать в суде показания.