– Oh my! Сегодьнйа славьный день!

С небес спустилась третья обезьяна, крупнее всех, с проседью в шерсти. Ошейник ее был украшен рубинами, а на спине восседала старуха, сжимавшая в одной руке поводья, в другой – чародейский прутик. Глаза старухи были расширенными и сумасшедшими.

– Йа ожьидала, чьто ви пойавитесь, – сказала Хеллион Климмакс. – You and your big cat too.

Заморская ведьма щелкнула пальцем по ошейнику раненой обезьяны, и тот расстегнулся и упал. Следом рухнула сама обезьяна. Кровь густым потоком полилась из ее ран.

– Ти порьтишь мне рйадовых, – произнесла Хеллион с укоризной, обращаясь к Ягжаль. – Гьде же твои сольдатки?

Вместо ответа княжна богатырок взмахнула рукой. Баюну почудилась белая птица, с криком вырвавшаяся из ее рукава. Но не долетев до Хеллион, заклятие разбилось тающими каплями.

– У менйа были декады, чьтоби отточить свойо масьтерство, – сказала ведьма. Она повернула прутик, и Ягжаль упала на колени. Ее руки с хрустом заломились за спину. Видя это, Баюн забился, извиваясь, но обезьяна сжала его еще крепче.

– Ти, – сказала Хеллион, постукивая себя прутиком по обрюзгшему подбородку. – Ти нам нужен... как йето повашему... кис? Кысь?

– Рысь, – процедил Баюн поавалонски. Его уши прижались. – Не погань наш язык своей вонючей пастью. Если тебе нужен я, забирай меня. А бабушку Ягу отпусти.

– Let her go? – удивилась ведьма. – Боюсь, это невозможно. Ты не в том положении, чтобы торговаться.

Заклятие еще сильнее скрутило руки Ягжаль. На ее покрасневшем лице выступил пот.

– Твоих сольдаток нет, – сказала Хеллион. – Ти одьна. Йето очень глюпо и странно.

Княжна богатырок запрокинула голову, собираясь с силами. Жилы вздулись на ее шее. Вокруг Ягжаль замерцали синие огоньки. Хеллион тревожно привстала в стременах.

– Шьто ти... Ааа!

Огоньки разом вспыхнули, и богатырка упала на землю. Заклятие ведьмы ударило в нее саму, как молот. Климмакс кубарем полетела со спины обезьяны, вниз головой, задрав ноги в полосатых чулках, зацепившись за стремя башмаком, но свалившись все равно. Ягжаль, сухо кашляя, приподнялась.

– Bitch! – взвизгнула Хеллион, выпутываясь из своих черных юбок. По ее щеке текла кровь. Без того некрасивое лицо стало сатанинской маской. Она вскинула прутик. Ягжаль бросилась в сторону, но опоздала. Княжну богатырок поглотило сверкающее ледяное пламя.

– Бабушка Яга!!!

Баюн грыз и рвал пальцы обезьяны, не чувствуя, как те выжимают из него дыхание. На мгновение, когда пламя спало, в нем шевельнулась надежда, что Ягжаль, как тогда, закрылась чарами, но на земле остался лишь черный силуэт, напоминающий скорченную человеческую фигуру.

Рысь отчаянно, истошно закричал. Мир разорвался на «до» и «после», переступив черту, за которой уже ничего нельзя изменить. Баюна больше никто не назовет котиком, и его разум отказывался принимать это за реальность.

Хеллион расправила юбки и отерла лицо,

– Держите этого bobcat надежно, – велела она обезьяне и, кряхтя, взобралась в седло. Существа взлетели, покидая поле боя. Баюн, плача, безучастно висел в шершавых ладонях. Под ним разворачивалось Лукоморье, утреннее небо которого рассекали десятки и сотни летучих обезьян. У некоторых на спинах сидели командиры заморских войск. Один из таких увидел Климмакс и отсалютовал ей.

– Я пришла – мы увидели – вы проиграли, – сказала ведьма. – Неужели маршал надеялся на чтото другое?

Баюну в этот момент было наплевать и на маршала, и на кого угодно. Все мысли сузились до его собственного горя, в которое он падал, как в бездонную яму. Его морда была мокрой от слез. Говорящие звери наделены не только человеческой речью – они могут плакать, как люди. Боль схватывала рывками и отпускала, чтобы снова схватить. В грудь будто заколачивали тупой деревянный гвоздь.

– Прекрати скулить! – прикрикнула на него Хеллион. – Джеб, врежь ему, если не заткнется!

Ее целью была главная башня царского терема. Обезьяны сели на крышу. Климмакс вылезла из седла. Она стукнула прутиком Баюна между ушей, и его тело опутали уже знакомые чародейские дуги. Только после этого обезьяна разжала руки. Рысь упал.

– Ох! – Ведьма попыталась поднять Баюна и не смогла. Она нарисовала в воздухе какуюто фигуру, и пленник взлетел на вершок от пола. Взяв за заднюю лапу, Хеллион потащила его вниз по лестнице.

Она заняла опустевшую думную палату, и уже перетащила туда свои колдовские причиндалы – обереги, статуэтки богов, котел на высокой треноге. Как будто специально готовилась для этого. На стене висел флаг Заморья, а знамя Тридевятого было брошено в качестве коврика у двери. Посредине палаты стоял идол – железный столб, испещренный оскаленными мордами. На этот столб Хеллион и посадила Баюна. Путыполосы его исчезли, но рысь не мог теперь двинуть даже когтем – только глотать и моргать.

– Твоей возгонкой мы займемся потом, – сообщила ведьма. – Тебя ждет большое будущее, рысь. – Она окутала себя защитным пузырем, достала какието эликсиры и принялась лить их в котел, мурлыкая про себя не то заклинание, не то песенку.

Гремя плохо подогнанными латами, как костями, в палату вошел человек. Баюн отчаянно напряг все мышцы, но не шелохнулся.

– Приветствую, вашество, – сказал Кощей Бессмертный. От него пахло обезьяньим потом. – А это что у вас за зверь? Он живой?

– Это чеширский кот. Людоед. Будешь на него пялиться, он загипнотизирует тебя и съест.

– За чего он мне сделает? Фух, – Кощей утер бледный лоб, – ночка выдалась. Мелкая работа, выковыривать этих грызунов. Они как опоссумы: зажмешь одну нору, выскакивают из следующей.

– Ты нашел Финиста? – спросила Климмакс, не отрываясь от котла.

– Нет, – помрачнел Кощей, – как сквозь землю провалился. Да какой Финист, в нас стреляют из каждого дома! Этот город легче вырезать, чем покорить!

– Ну так вырежи! Меня не волнуют твои жалобы, мистер Бессмертный, мне нужен результат! Мне нужно надежно здесь закрепиться!

– Спокойно, спокойно, – Кощей поднял руки, защищаясь, – всему свое время. У нас впереди еще много дел. И это, – он облизал губы, – самозванец не бросил здесь корону?

– Я не видела. Бессмертный, не маячь! Ты еще ничего толком не закончил. Зачем пришел?

– У меня зелья кончились.

– Я так и думала. Подождешь.

Ведьма продолжала подливать жидкости в котел и медленно помешивать хрустальной палочкой. Кощей маялся. Наконец Хеллион осторожно зачерпнула из котла половником, разлила по склянкам, закупорила их и кивнула:

– Забирай.

Тот принялся запихивать склянки в суму, которую нес на плече. Снаружи терема чтото глухо грохнуло. Кощей и Хеллион не обратили внимания.

– В следующий раз приду с победой, обещаю! – Бессмертным приложил два пальца к виску заморским жестом и вышел.

– Скорее бы. – Ведьма потянулась, зевнула, почесала спину. – Сиди смирно, рысь. Хотя ты и не сможешь подругому! – Она захихикала над собственной шуткой. – А мне надо поспать. Завтра для тебя все изменится!

Баюн сморгнул. Слеза вытекла и затерялась в шерсти. Он закрыл измученные глаза. Ему тоже сильно хотелось спать – и лучше всего так, чтобы все случившееся осталось только ночным кошмаром. Или же уснуть и больше никогда не просыпаться.

Хеллион, не раздеваясь, устроилась на заморской раскладной перине и укрылась двумя одеялами. Баюн всхлипнул. До него начало в полной мере доходить, что Ягжаль мертва. Внутри сделалось чудовищно пусто, и эта пустота обессиливала, лишая даже желания чтото делать дальше.

«Лукоморичи!»

Баюн рывком открыл глаза. Палата была пустой, если не считать похрапывавшей ведьмы. Голос звучал у него в голове.

«Это я, маршал Финист – Ясный Сокол, наместник Тридевятого царства. Я обращаюсь к вам способом, который вам не нужно знать. Не верьте досужим слухам, я не сбежал и не погиб. Я отступил и скоро вернусь в Лукоморье со свежими силами. Мой приказ вам – сложите оружие, притворитесь, что вы сдались. Иначе враг уничтожит столицу. Ждите знака. Я уже в пути».