Через щупальце Волха разослал, догадался рысь. Бедный Емеля! Он же от демона отдернулся. Будет дратся до упора и погибнет...

Баюн попытался шевельнуть хоть кончиком хвоста. Тщетно.

«Ну ктонибудь, помогите!» мысленно закричал он. «"Почему я нужен всякой дьявольской дряни, а силы Прави меня словно прокляли! Княже Всеслав! Мать СыраЗемля! Какиенибудь боги, отзовитесь!»

Это был тот ужасный сон наяву – боль, горечь и полная неподвижность. Баюн бился в собственном теле, как в клетке.

– Уху!

Рысь попытался повернуть голову и, естественно, не смог. Он изо всех сил скосил глаза. Нечто темное маячило в окне – силуэт птицы.

– Уху!

Сова, но уже другая – сипуха, влетела в палату. Она врезалась в Баюна и столкнула его со столба. Рысь упал, загремев какимито жестяными кругляшами. Хеллион всхрапнула и причмокнула. Сова, как ни в чем ни бывало, вылетела в другое окно.

– Спасибо, – прошептал Баюн, – кто бы ты ни был или была...

Все его тело ныло от напряжения. Рысь утер лапой глаза и нос. Он посмотрел на спящую ведьму. Чтото страшное, темнобагряное, поднялось со дна его крови, не звериное и даже не человеческое, вздыбилось, как приливная волна. Рысь перевел взгляд на котел с неведомым варевом.

Позже он будет бесконечно твердить, что сам не знал, как до этого додумался. Баюн в эту минуту вообще ни о чем не думал. Он просто подошел к треноге и ударом лап опрокинул ее. Содержимое котла хлынуло на Хеллион.

От оглушительного визга дрогнули стекла. Клубы зловонного пара с шипением заволокли палату. Баюн бросился наутек. За его спиной каталась по полу, дымясь и вопя, фигура, все меньше напоминавшая человеческую. Чтото осклизло шлепалось. Крики задыхались, пока не смолкли совсем.

– Oh my goodness... – Один из прибежавших заморцев, увидев останки ведьмы, отшатнулся. Другого стошнило.

– Неслабо... Она практически растаяла...

– Эти кислоты разъедают металл, чему удивляться?

– Что случилось?

– Ее убил котлюдоед!

– Какой кот?

– Мистер Бессмертный рассказывал – здесь сидел, на статуе...

Баюн о своей нежданной славе не имел понятия. Зная царский терем лучше захватчиков, он выскользнул во двор незамеченным. К дому Емели рысь пробирался, перебегая от одного укрытия до другого. Но когда он добрался, то самого Емелю там не застал – ни живого, ни мервого. Слишком вымотанный, чтобы задумываться о судьбе друга, Баюн лег на пол и уснул.

Кощея смерть Хеллион Климмакс не обескуражила. Он отыскалтаки корону в сундуках, не мешкая надел ее и объявил себя царем. Настоящей власти у него, правда, от этого не прибавилось, потому что Микки Маус, запретив под угрозой казни и посмертного проклятия говорить об убийстве его главной ведьмы, заместо нее прислал в Тридевятое какогото крупного упыря.

За голову «коталюдоеда» была назначена награда. Бумажку с его изображением налепили на все стены. Кощей описал художнику Баюна весьма приблизительно, и все же рысь выходил только по ночам и ненадолго. Потерявший всякую цель, он ждал обещанного знака. Ожидание это было единственным, что не давало Баюну сползти окончательно во тьму безнадежности. Он рискнул покинуть дом Емели, в котором даже не водилось мышей, и пробраться в соседний терем. Там мерзлыми бревнами лежали тела хозяев и заморцев, в выбитые окна заметало снег, но погреб хранил коекакую провизию. На некоторое время этой пищи хватило.

Закрепиться в Лукоморье заморцам не удавалось. Не все горожане вняли приказу сложить оружие. То тут, то там вспыхивали мятежи. Русичи наловчились бить летучих обезьян из больших самодельных ручниц. Мастерили громкамни, набитые железными обрезками. Ставили ловушки с приманкой – хоть и сообразительные, обезьяны не обладали разумом или речью. Ошейники делали их живучими, но все же не бессмертными. К тому же, весь о котелюдоеде быстро облетела город. Микки Маус мог скрыть гибель Хеллион для Заморья, но не от русичей. Многие быстро догадались, что это за «кот». Если бы Баюн вышел из укрытия, его бы приютил теперь любой дом. Но рысь оставался, горюя по Ягжаль и никому не веря.

Малопомалу Баюн стал нападать на заморцев сам. Всякий страх у него исчез. Он прятался в засаде, ожидая, пока пройдет одинокий враг, набрасывался со спины и загрызал, как волк овцу. Несколько раз его чуть не убивали. На боках и груди появились шрамы. Ктото сочинил сказ про ужасного кота, что живет на железном столбе, питается человечиной, обращает в камень взглядом и тому подобная чушь. В голове Баюна все перемешалось. Одиночество делало ему только хуже. Он хотел найти Федотастрельца, но его дом был слишком далеко, а обезьяны теперь кружили над городом день и ночь.

До Кощея доходили радостные вести: запад поддается. Приток бойцов туда иссяк, и аламаннцы остались с Авалоном один на один. Юг Тридевятого все еще держался твердо, русичам на помощь пришли рати царя Раваны, но заморцы были уверены, что это ненадолго. Для того, чтобы отвлечь Равану, расшевелили берендейские княжества. Союз, заключенный против сил Заморья, казалось, рассыпается на глазах.

От Микки Мауса прибыло два приказа. Первый – собрать все, какие есть, молодильные яблоки и отправить с летучими обезьянами. Кроме Тридевятого, этих яблок больше нигде не росло. Дадон торговал ими за баснословную цену, Горох отдавал задешево, а Финист запретил вывозить из страны. Запрет больше всех разозлил дряхлых колдунов и ведьм Заморья и королевств, которые жили от яблока к яблоку, потому что постоянная волшба истощала их тела. Второй приказ – спуститься в подземелья под Лукоморьем, разыскать Змея Горыныча, и понять, как его можно вывести оттуда, не снимая оков.

– Волх, я гибну. Будь ты проклят.

Скимен отступал. Балор, чуя, что противник слабеет, уже снова вторгся на землю Муспельхейма, прижимая аламаннского льва к реке Смуродине.

– Стой, идиот! – озлился Волх. – Вытерпи, я соберусь с силами!

Бой демонов быстр по их меркам, хоть на земле и может занимать месяцы и годы. Разящий пересек огненный окиян молниеносно. Его волевые клинья взрезали Волху грудь, едваедва не достав до сердца. Уворотливость спасла демона русичей, хотя крови он потерял изрядно. Помог и Муруган, заслонил всетаки вовремя. Очнулся, мыслитель, Свет его за морду. Заморский демон вздыбил щупальца, но эту атаку уже отбили вместе, и снова, на краткий миг, что для поверхности длится неделями, застыли, напряженно следя за врагом.

– Есть идеи? – спросил ЧиЮ. Он чувствовал себя в относительной безопасности, но понимал, что это долго не продлится.

Есть, подумал Волх, швырнуть тебя ему в пасть и выиграть время.

«Нава!» взревел он. «Что происходит?»

«Все по плану», услужливо ответил первосвященник Навьего царства. «Мы перегруппировываемся. Новые цистерны на подходе».

«Где Финист?»

Но тут Волх уже и сам почувствовал ответ.

Столица Заморья была гигантским городом, и все же люди плотной толпой заполняли ее улицы. Первое, что бросилось Оскару в глаза – здесь не было обычных для сборищ злости, торжественности, готовности вступить в бой со стрелками в любой момент. Народ шутил, смеялся, смотрел карнавальные шествия или устраивал их сам. Пахло леденцами, жареными зернами, сладкой водой, как на празднике. Стояли шатры и распряженные фургоны, будто в город прибыл огромный цыганский табор. Девушки ходили простоволосыми, несмотря даже на морозец. Никто не смущался просто подойти к незнакомцу и заговорить с ним подружески.

А по обочинам стояли, держа оружие наизготовку, хмурые и напряженные стрелки. Их мрачные лица, их молчание и повязки с розой в кресте казались здесь чужими. Увидев длинные ряды стражей, Оскар поначалу спрятался в глубине повозки, но Джинджер вытащила его за руку:

– Не бойтесь! Сейчас они ничего нам не сделают. Здесь очень много беспечатных.

Тото вскочил на облучок, махая хвостом, и втянул воздух.

– Чуете? – тявкнул он. – Свет!

– У нас нет такого носа, как у тебя. – Но Оскар чуял сердцем. Что бы ни было это за чудо, ради которого он приехал в Метрополис, оно находилось здесь.