– Не раньше, чем человечество станет другим, – сказал ему Светлый Шах.
Хидуш и Син ответили Тридевятому согласием. Правда, извещать об этом пришлось по яблочку – послы не могли покинуть царства, потому что восток пылал. Слухи о его освобождении оказались, увы, только слухами. Синьцы к этому отнеслись равнодушно, только порубежную стражу усилили, зато хидушские чародеи, в обмен на щедрые посулы, пособили – привели необыкновенное количество тигров в восточные леса Тридевятого. Тигры загрызали нечисть, но тела не ели, и пропадали так же внезапно, как появлялись. Несмотря на это, послы сидели безвылазно, пока не вернулись с самим царевичем Русланом. В боях тот лишился ноги и уже не мог ездить верхом – его везли на подводе. Ягжаль рассердилась на Финиста после этого, но предъявить ему ничего не смогла. Такто вроде предъявлять и нечего.
Укреплялась Цитадель в городе нав, обрастало Тридевятое железом. Ягжаль собралась уже к себе в степи. Там гдето, на самом юговосточном окоеме, в бесснежных еще краях, был у богатырок град – не град, лагерь – не лагерь. Баюн его ни разу не видел, но Ягжаль говорила, что место это необычное, чародейское. Оно им зимовьем служит. Да и граница близко. Если что – встанут на пути врага.
Рысь решил: поеду. А Финисту ничего не говорить. Если потом узнает, спросит – удивленные глаза сделать. Мол, поехал рубежи охранять да мудрости набираться. Пошто мне указываешь? Я зверь, могу вообще в лес уйти и буду прав.
Но они опоздали.
Князь Всеслав об одном только позабыл задуматься, а может, ему, как небожителю, такое и не приходило в голову – что, хоть Баюн и стал рысем, душойто он был кот. Поэтому засматривался на кошечек, а с лесными сородичами дружить никакой тяги не испытывал.
Чужую он заприметил сразу. Пахнет нездешне, идет – старается не озираться, а все ж глаза косят и лапы ступают чересчур аккуратно. Шерсть холеная, блестит. И совершенно одна. Вот и Рогалик, дворовый рыжий, посматривает на тоненькую незнакомку с изящными лапками. Уже с забора спрыгнул, наперерез отправился.
– Ты куда это? – сказал ему Баюн. В детстве он ой как боялся Рогалика. Тот рос бойцовым чуть ли не с тех пор, как у него открылись глаза. Както раз Баюн забрел на его часть улицы, и потом удирал до самого дома Ивана. А сейчас Рогалик взглянул на зверя величиною с крупного пса, зашипел затравленно и отступил. Баюн кошкам не говорил, кто он такой, захотят – сами догадаются. Но Рогалику иногда так и подмывало об этом сказать. Не ради злорадства, а для пущей острастки. Чтобы впредь слабых гонять остерегался.
– Здрава будь, добра девица, – учтиво сказал Баюн. – Не видел тебя раньше в наших краях. Куда путь держишь?
Кошечка потупилась.
– Я не местной породы, – мяукнула она, – авалонская полосатая. Мой хозяин был знатным человеком и взял меня из очень уважаемого кошачьего рода. Но он ушел в поход на восток и не вернулся, а его слуги обо мне забыли. С тех пор я скитаюсь. Меня звали Мисс ПомПом, но хозяин дал мне имя Буся, или Буська. Кажется, слово «бусый» на вашем языке означает темнобурый цвет?
Какой приятный голос у нее. И шерстка – волосок к волоску, не то что растрепанные Маньки да Соньки. Тьфу, пропасть, о чем это он, Баюн, думает?
– Буся. Ага. Буся. И где же ты теперь живешь?
– Нигде, – вздохнула кошечка. – Я бродила по улицам в поисках еды. Попыталась вернуться в дом, но меня прогнали.
– Где тот дом? Я с ними поговорю. – Баюн щелкнул зубами. – Я первый советник наместника, у меня они попляшут!
Точно, надо Финисту подсказать, чтобы еще закон ввел: «О почтительном обращении с кошачьим племенем». Какнибудь так: «Кошка есть зверь о четырех ногах и с длинным хвостом позади. Не моги ее трогать, бо малая суть...» Или как законы пишутся нынче? Эх, хорошо всетаки иметь власть! Хотя нет. Он же с Ягой уезжать собирался, вотвот, на днях...
– Не надо, Баюн, – грустно ответила Буся. – Я не хочу жить в нелюбви. А хозяина ты мне не вернешь. Вот если бы можно было так сделать, чтобы он не уходил на войну... – Она хотела еще чтото сказать, но смолкла.
– Мне жаль, – смутился Баюн. – Постой, откуда ты знаешь мое имя?
– Хозяин рассказывал о тебе, – удивилась кошечка. – Кто же тебя не знает? Ты герой. Ты мстил за кровь невинных и сам принял смерть. О тебе можно написать легенду.
– Но я думал, что кошки...
– Говорящий кот Баюн пропадает, а взамен его появляется говорящая рысь Баюн. Помоему, этого достаточно, чтобы умный сделал вывод. А я не глупа, – скромно сказала Буся.
– Глупым у нас как раз раздолье, – вспомнил Баюн слова Ягжаль. – Ты голодная, Буся?
Кошечка снова потупилась и чтото пробормотала.
– Не тушуйся. Я хочу, чтобы кошачий род ни в чем не нуждался. Пойдем.
В кабаке было малолюдно. Финист распорядился, чтобы днем брагу не наливали. Честный люд вечером пьет, утром оправляется, а пропойцы новому Тридевятому не нужны. А поесть... ну кто в заведения ходит, чтобы поесть? Разве только чужеземцы да странники.
– Здрав будь, Баюн! – Хозяин знал первого советника, в ополчении друг друга видели, когда обороняли Лукоморье. Да если бы даже не знал, немного по столице ходит говорящих рысей. – А это кто, знакомая твоя?
– Ее зовут Буся. Она потеряла жилье и очень голодна.
– Не беда, накормим! Ты у нас не говоришь, Буся? Ай, жалость. Ну ничего, этому доброму молодцу мурлыкни, если что понадобится.
– Ты очень сострадательный, Баюн, – тихо сказала кошечка, когда хозяин скрылся на кухне. У нее был такой вид, словно она покраснела бы, если б могла. – Спасибо.
– Ты попала в беду, а я могу тебя выручить. У вас разве в Авалоне не так?
– У нас... Я не знаю, как там. Я была еще котенком, когда меня увезли, и мало что помню. Просто многие говорят, что вы готовитесь к войне, а ты так запросто беседуешь со мной.
– Мы правда готовимся, но это же вы хотите на нас напасть. То есть... – Баюн чуть опустил кончики ушей в смущении. – Я хотел сказать, ваша королева Гвиневра, в согласии с Микки Маусом, хочет. А простые люди и звери, они ведь не виноваты. Ты же не будешь со мной воевать.
– Мы все хотим спокойно жить в мире. Авалонцы сожалеют, что ваш царь Соловей обратился к наемникам, но Авалон не смог бы ему в этом помешать. Должно быть, слуги так отнеслись ко мне именно изза моей крови.
– Я их накажу, – пообещал Баюн. Вернулся хозяин, неся рыбу, мясо и густые сливки. Первому советнику, хоть и не совсем понятно, что это за должность такая, полагается угодить. – Виновата Гвиневра, а страдают звери. Да еще и девицы.
Он не был голоден, и тарелку с мясом тоже подвинул Бусе.
– Ну что ты, куда мне столько! – Кошечка приступила к сливкам. – Насчет Гвиневры. Я, как уже говорила, не могу знать точно. Но смотри. Ни Авалон, ни Заморье не объявляли Тридевятому царству войну. Мы обещали помочь СоловьюРазбойнику, но лишь потому, что он сам был жертвой. Мы не догадывались, к чему это приведет. И мы не дали бы ему войска в дальнейшем, но престол попыталась захватить гораздо более страшная, темная сила. Руками Соловья Гвиневра хотела освободить русичей.
– Как Заморье освободило Залесье, что ли? – едко сказал Баюн.
– Прости, – пролепетала Буся, отъедая кожу у рыбы. – Я же говорю – это не мои мысли, и не знаю, что за ними на самом деле стоит. Но ведь ты не был в том Залесье, где правил Дракула. Вы сами тоже вошли на чужую землю и назвали себя ее освободителями. Это слово не несет зла. Просто им пользуются злодеи.
Баюн смотрел, как кошечка ест – быстро, потому что проголодалась, но при том изящно.
– И от кого же Гвиневра собиралась нас освободить? – спросил он.
– Как от кого? А царь Финстер?
– Он не царь, он наместник.
– Но весь власть у него. И вряд ли он отдаст ее добровольно.
Баюн пожал плечами.
– Не такой уж он и плохой, Финист. Безопасно при нем. Раньше ночью за околицу было не выйти, лихой люд себя как дома чувствовал. Малых котят и днем выпускать иногда боялись – могли поймать, да на шапку. Псы бродячие расплодились, на людей бросались стаями, на кошек, как волки, охотились и пожирали. А сейчас преступников в кулаке держат, девицы одни по вечерам гуляют, не пугаются. Собак всех навьим ядом потравили. Финист по яблочку охрип требовать – своих псов на цепи держите в эти дни, а то пойдут к нему жалобы.