Рысь поник еще больше.
– И когда ты уезжаешь?
– Посмотрим. Мне же теперь в избушку не надо. Скарб я свой уложила, шатер достала старый. Ты думай, я тебя не тороплю. Может, поход какой начнется, и вместе пойдем.
– Я могу с бабушкой Ягой оставаться, пока она здесь? – спросил Баюн у Финиста.
– Отчего же нет.
– Змей! – подоброму сказала Ягжаль, когда вышли из терема. – Думает, я его насквозь не вижу.
– Зато за ним Навь. И сам Волх. Бабушка Яга, что, если Финиста выкликнут, а не Руслана?
– Сколько раз я тебе говорила, бабушкой меня не звать... Финиста так Финиста. Негоже это, когда боярин престол занимает при живом царевиче, но ведь царствовала у нас уже совершенная сволочь без роду и племени. А Ясный Сокол, хоть и плут, за отчизну сердцем стоит.
– За Навье царство он сердцем... Неужели ты тоже с Навью?
– Я, котик, не с Навью и не с Правью. Все в этом мире от Бога, и день, и ночь. Я своею дорогой скачу, и никого не чураюсь на ней. А слепая преданность – это оковы. Это как видеть одним глазом.
Жить в Лукоморье Ягжаль не хотела, но и покидать его не спешила. Она думала, Финист пошлет богатырок отбивать у нечисти восток. Однако наместник определил туда Руслана, а ее даже не спросил. Сам Финист остался в столице, крепил рубежи, отстраивал заново города. Отправил послов в Син и Хидуш, с предложением союза против Заморья. Из Нави мастеров вызвал, чтобы те войско русичей вооружили как следует. Тайную палату Гороха нашел, все из нее вынул и своим ближним подручным заранее раздарил. Потом разыскал в Тридевятом всех искусных умельцев – кто блоху подковать умеет, кто молнию из картошки добудет, кто крылья сделает – и сказал: чтобы в скорейшие сроки поняли, как эти диковины работают, и начали такие же делать. Левша – за главного. Кто не справится или слабину даст, тому плетей, а кто отличится – того к награде.
– Зачем же плети? – спросил Баюн. – Пусть бы только награды ради старались.
– Затем, что человек ленивая тварь. Ради награды паратройка будут стараться, а прочие – лишь бы как.
Для острастки, ну и Волха лишний раз порадовать, Финист законы ужесточил. Сделал, как при Багровых Летах было. За воровство – ноздри рвать и руку отрубать, за насилие – каленым прутом содомировать, за убийство – казнь. На казни особенно расщедрился, способов двадцать расписал.
– У нав есть хорошая за предательство, – говорил он Баюну, – владыке Волху отдавать на съедение. Жаль, что у нас так не получится. Не в том смысле жаль, конечно, что мне предатели нужны...
Баюн в царском тереме нашел сундуки со шкурками. Человеку, может, и не отличить, а рыси понятно, какие из них кошачьи, по запаху. Настоящих соболей отдал Ясному Соколу, остальные сказал похоронить. Все коты и кошки Лукоморья пришли на похороны: и дворовые, и домашние. Пришел даже один человек, хозяин того кота, которого выкрали и продали за разбавленную водку. Вместа креста, который зверям не ставится, Баюн положил на могилу клубок из черных ниток.
– Он так и не научился без ужаса относиться к смерти, – сказал Князь Всеслав, наблюдая за этим из небесных чертогов. – Но я и не ждал другого.
С чем можно сравнить совет Конклава? Если бы там присутствовал человек, он увидел бы исполненные мудрости и благородства лики, сияющие одежды, древние символы на венцах и лазурный зал с высоким куполом, за окнами которого простирается розоватозолотистое небо. Но ни один смертный не может быть допущен так высоко в небесные миры. И к тому же, картина эта не отразила бы и половины реального великолепия. Слишком узок и мал для такого человеческий разум.
– За ним по пятам идет беда, – сказал Светлый Император.
– Это, к сожалению, так, – подтвердил Светлый Князь, – но...
– Я не о том сейчас, брат. Его действия уже повлекли за собой последствия, которых мы все всегда стремимся избежать. Одно цепляется за другое, и вот уже вновь льется кровь казнимых на моей земле, громыхает боевое железо, куются огненные трубы с драконьими пастями. Вновь стиснулись на шеях мудрых учителей и мирных поэтов стальные пальцы государства, а монахи разучивают не молитвы, а способы убийства голыми руками. И во всем этом есть его вина – вместе с твоей.
– В жилах ЧиЮ полыхает кровь старого Волха, – сказал Светлый Шах.
– Да, но и на моих землях начинает бряцать металл! – Светлый Кшатрий указал вниз – там, видный как бы сквозь жемчужную пелену, расстилался весь мир. Перед Конклавом поплыл Хидуш. Для глаз небожителей сквозь его поверхность зримо было и подземное царство Нарака, где ворочалась, надзирая и командуя, гороподобная тень. – Военный гром проникает в танцы и песни, хохочет Дурга, предвкушая пиршество! Я пытался остановить Муругана, но уговорам тот не внял...
– И правильно сделал, – отозвался Светлый Рыцарь. – Сторожевой пес хорош, покуда его зубы остры, а мышцы сильны. Необходимо вышколить его и сделать ласковым к домочадцам, но когда в дом заберутся воры – он должен терзать их безо всякой жалости. Для этого мы сотворяли демонов, и именно в качестве бойцов они для нас ценны.
– Но почемуто, по большей части, воюют они с нами, а потом уже – со внешним врагом, – заметил Светлый Император.
– И снова я настаиваю, чтобы наши мечи оставались в ножнах, – сказал Светлый Князь. – По крайней мере, для этих трех и тех, кто возжелает к ним присоединиться.
– Трех? Ах да... ты имеешь в виду своего.
– Я много думал, а не опрометчиво ли поступил. Тяжелой, изнуряющей была моя борьба со старым Волхом, и, как я ни старался, немногие были вырваны из его хватки, а воистину обратилось ко Свету еще меньше. Но сейчас я вижу на лицах русичей радость. Да, радость: после долгих лет унижения, после безвластия и смуты у них воцаряется порядок, а в погасших было сердцах вновь пылает гордость. Мне горько знать, что воля сына корежит чистые души, что крепнет и ширится мрак, который он ведет за собой, но иначе я никак не спасу Тридевятое. Помогать демонам мы невправе. Но не следует и мешать им.
– Я просто боюсь, что рухнут все мои столь кропотливые усилия, – сказал Светлый Кшатрий.
– Не бойся, – ответил ему с улыбкой Князь. – Они рухнули бы, только если бы Муруган преклонился перед Вием – а этого сейчас, я думаю, поостережется даже ЧиЮ. Волх их хорошо запугал. Твоему заострить клыки перед сражением не повредит, ведь страшного он еще ничего не совершил. Что до ЧиЮ, то эту жертву принять придется. Он сильный союзник. Наказание подождет.
– Нужно прикрытие и с запада, – сказал Светлый Конунг. – Скимен, мой лев, трепещет. Вокруг него смыкается дуга, концы которой нацелены в Волха. Все демоны королевств, повинуясь приказу из ада, встают на подмогу Заморью. Это будет бойня, не сражение – а на земле погибнут тысячи русичей, хидушцев и синьцев.
– Если только я им не помогу, – подал голос Светлый Генерал.
Все посмотрели на него.
– Ты? – переспросил Светлый Князь. – Брат, но...
– Да, я знаю. Я бился неисчислимые годы, и лишь горстка душ выпорхнула изпод мрачной глыбы, осененной самим сатаной. Быть может, такова будет моя кара за бессилие, или же за попустительство. Ктото должен уравновесить шансы так, чтобы не множить тьму. И я, братья, наиболее подходящий из вас. Демоны могут только вести войны. Мое же оружие – бескровно, и оттого еще более разрушительно в конечном итоге.
– Ты обрекаешь не только себя. Ты обрекаешь своих людей...
– Разве не поступил ты со старым Волхом точно так же?
– Я всего лишь отстранился!
– Но и зло тогда было совсем иным. Я давно уже об этом думал, брат. Мой народ превратился в изнеженных кукол, ведомых лишь низменными страстями. Скоро мне станет не за кого бороться. Испепеляющий огонь лучше медленного гниения. Те, кто выживут, уже не повторят ошибки.
– Что ж, – произнес Светлый Князь, – да будет так.
– Когда же придет конец веку демонов? – проговорил Светлый Император. – Сколько лет духовидцы и пророки предсказывали закрытие этой страницы – и срок ее раз за разом отодвигался.
