[1927] Чудеса!* Как днище бочки, правильным диском стояла луна над дворцом Ливадийским. Взошла над землей и пошла заливать ее, и льется на море, на мир, на Ливадию. В царевых дворцах — мужики-санаторники. Луна, как дура, почти в исступлении, глядят глаза блинорожия плоского в афишу на стенах дворца: «Во вторник выступление Сам самодержец, здесь же, рядом, гонял по залам и по биллиардам. И вот, где Романов дулся с маркёрами, шары ложа́ под свитское ржание, читаю я крестьянам о форме стихов — и о содержании. Звонок. Луна отодвинулась тусклая, и я, в электричестве, стою на эстраде. Сидят предо мною рязанские, тульские, почесывают бороды русские, ерошат пальцами русые пряди, Их лица ясны, яснее, чем блюдце, где надо — хмуреют, где надо — смеются. Пусть тот, кто Советам не знает це́ну, со мною станет от радости пьяным: где можно еще читать во дворце — что? Стихи! Кому? Крестьянам! Такую страну и сравнивать не с чем, — где еще мыслимы подобные вещи?! И думаю я обо всем, как о чуде. Такое настало, а что еще будет! Вижу: выходят после лекции два мужика слоновьей комплекции. Уселись вдвоем под стеклянный шар, и первый второму заметил: — Мишка, оченно хороша — эта последняя была рифмишка. — И долго еще гудят ливадийцы на желтых дорожках, у синей водицы. [1927]
Маруся отравилась* Вечером после работы этот комсомолец уже не ваш товарищ. Вы не называйте его Борей, а, подделываясь под гнусавый французский акцент, должны называть его «Боб»… «Комс. правда» В Ленинграде девушка-работница отравилась, потому что у нее не было лакированных туфель, точно таких же, какие носила ее подруга Таня… «Комс. правда» Из тучки месяц вылез, молоденький такой… Маруська отравилась, везут в прием-покой. Понравился Маруське один с недавних пор: нафабренные усики, расчесанный пробор. Он был монтером Ваней, но… в духе парижан, себе присвоил званье: «электротехник Жан». Он говорил ей часто одну и ту же речь: — Ужасное мещанство — невинность зря беречь. — Сошлись и погуляли, и хмурит Жан лицо, — нашел он, что у Ляли красивше бельецо. Марусе разнесчастной сказал, как джентльмен: — Ужасное мещанство — семейный этот плен. — Он с ней расстался ровно через пятнадцать дней, за то, что лакированных нет туфелек у ней. На туфли денег надо, а денег нет и так… Себе Маруся яду купила на пятак. Короткой жизни точка. — Смер-тель-ный я-яд испит… В малиновом платочке в гробу Маруся спит. Развылся ветер гадкий. На вечер, ветру в лад, в ячейке об упадке поставили доклад. Почему? В сердце без лесенки лезут эти песенки. Где родина этих бездарных романсов? Там, где белые лаются моською? Нет! Эту песню родила масса — наша комсомольская. Легко врага продырявить наганом. Или — голову с плеч, и саблю вытри. А как сейчас нащупать врага нам? Таится. Хитрый! Во что б ни обулись, что б ни надели — обноски буржуев у нас на теле. И нет тебе пути-прямика. Нашей культуришке без году неделя, а ихней — века! И растут черные дурни и дуры, ничем не защищенные от барахла культуры. На улицу вышел — глаза разопри! В каждой витрине буржуевы обноски: какая-нибудь шляпа с пером «распри», и туфли показывают лакированные носики. Простенькую блузу нам и надеть конфузно. На улицах, под руководством расставило сети Совкино, — от нашей сегодняшней трудной были уносит к жизни к иной. Там ни единого ни Ваньки, ни Пети, одни Жанны, одни Кэти. Толча комплименты, как воду в ступке, люди совершают благородные поступки. Всё бароны, графы — всё, живут по разным роскошным городам, ограбят и скажут: — Мерси, мусье, — изнасилуют и скажут: — Пардон, мадам. — На ленте каждая — графиня минимум. Перо в шляпу да серьги в уши. Куда же сравниться с такими графинями заводской Феклуше да Марфуше? И мальчики пачками стреляют за нэпачками. Нравятся мальчикам в маникюре пальчики. Играют этим пальчиком нэпачки на рояльчике. А сунешься в клуб — речь рвотная. Чешут языками чиновноустые. Раз международное, два международное, но нельзя же до бесчувствия! Напротив клуба дверь пивнушки. Веселье, грохот, как будто пушки! Старается разная музыкальная челядь пианинить и виолончелить. Входите, товарищи, зайдите, подружечки, выпейте, пожалуйста, по пенной кружечке! |
