[1927] Лена* Встаньте, товарищи, прошу подняться. От слез удержите глаза. Сегодня память о павших пятнадцать лет назад. Хуже каторжных, бесправней пленных, в морозе, зубастей волков и люте́й, — жили у жил драгоценной Лены тысячи рабочих людей. Роя золото на пятерки и короны, рабочий тощал голодухой и дырами. А в Питере сидели бароны, паи запивая во славу фирмы. Годы на тухлой конине мысль сгустили простую: «Поголодали, а ныне больше нельзя — бастую». Чего хотела масса, копачей несчетное число? Капусты, получше мяса и работы 8 часов. Затягивая месяца на́ три, директор что было сил уговаривал, а губернатора слать войска просил. Скрипенье сапог… скрипенье льда… Это сквозь снежную тишь жандарма Трещенко и солдат шлет губернатор Бантыш. А дальше? Дальше рабочие шли просить о взятых в стачке. И ротмистр Трещенко визгнул «пли!» и ткнул в перчатке пальчик. За пальцем этим рванулась стрельба — второй после первого залпа. И снова в мишень рабочего лба жандармская метится лапа. За кофием утром рано пишет жандарм упитан: «250 ранено, 270 убито». Молва о стрельбе опричины пошла шагать по фабричным. Делом растет молва. Становится завод сотый. Дрожит коронованный болван и пайщики И горе ревя по заводам брело: — Бросьте покорности горы нести! — И день этот сломленный был перелом, к борьбе перелом от покорности. О Лене память ни дни, ни года в сердцах не сотрут никогда. Шаг вбивая победный твой в толщу уличных плит, помни, что флаг над головой и ленскою кровью облит. [1927]
Мощь Британии* Британская мощь целиком на морях, — цари в многоводном лоне. Мечта их — одна: весь мир покоря, бросать с броненосцев своих якоря в моря кругосветных колоний. Они ведут за войной войну, не бросят за прибылью гнаться. Орут: — Вперед, матросы! А ну, за честь и свободу нации! — Вздымаются бури, моря́ беля, моряк постоянно на вахте. Буржуи горстями берут прибыля на всем — на грузах, на фрахте. Взрываются мины, смертями смердя, но жир у богатых отрос; страховку берут на матросских смертях, и думает мрачно матрос. Пока за моря перевозит груз, он думает, что на берегу все те, кто ведет матросский союз, копейку его берегут. А на берегу союзный глава, мистер хозяевам продал дела и слова и с жиру толстеет, как слон. Хозяева рады — свой человек, следит за матросами круто. И ловит Вильсон солидный чек на сотню английских фунтов. Вильсон к хозяевам впущен в палаты и в спорах добрый и миленький. По ихней просьбе с матросской зарплаты спускает последние шиллинги. А если в его махинации глаз запустит рабочий прыткий, он жмет плечами: — Никак нельзя-с: промышленность терпит убытки. — С себя ж и рубля не желает соскресть, с тарифной иудиной сетки: вождю, мол, надо и пить, и есть, и, сами знаете, детки. Матрос, отправляясь в далекий рейс, к земле оборачивай уши, глаза нацеливай с мачт и рей на то, что творится на суше! что в ваши дела суемся поэмой этой! Но мой Пегас, порвав удила, матросам вашим советует: — В обратную сторону руль завертя, вернитесь к союзным сонмам и дальше плывите, послав к чертям продавшего вас Вильсона! — За борт союза в мгновение в одно! Исчезнет — и не был как будто: его моментально потянет на дно груз иудиных фунтов. |
