–Так положено. Вы должны выехать из страны хотя бы на один день. Это должно быть засвидетельствовано в паспорте пограничной службой.

– И все?

– Да.

– В этом и состоит моя вина?

– Да, месье! – Казалось, полицейский обрадовался, объяснив мне суть проблемы. Он взял со стола какие-то бумаги, сложил их аккуратно в стопочку и отодвинул на край стола.

– За это вы надели на меня наручники?

– Так полагается, месье.

– И что же дальше?

– Теперь вам предстоит покинуть Францию в принудительном порядке, раз вы сами не уехали в установленный срок.

– И потом я могу вернуться?

– Да, месье. Но только через год, – улыбнулся полицейский, словно порадовал меня необыкновенной шуткой.

– Это абсурд!

– Таков порядок, месье. Не мы принимаем законы, мы лишь следим за их исполнением. Если бы вы сами выехали в установленный срок, вы могли бы вернуться во Францию на следующий день. Теперь же мы обязаны депортировать вас и запретить въезжать на нашу территорию в течение года.

Возмущению моему не было предела, но я не мог ничего поделать.

– Вам не стыдно?! – почти закричал я. – У меня здесь квартира.

– Это не имеет значения. Завтра состоится суд, там будет принято решение.

– Какое решение?

– Об экстрадиции.

Я повернулся к адвокату.

– Что делать? Мы в какой стране живем? В дремучей Африке, что ли? Может, я совершил преступление и не заметил этого? Почему они собираются выслать меня?

– Алимжан, – произнес адвокат, пытаясь говорить как можно спокойнее, – это недоразумение легко уладить. На такую мелочь не стоит обращать внимание.

– Как не обращать, если они намерены экстрадировать меня! – схватился я за голову. – Бред! Сущий бред!

Не желая продолжать нелепый разговор, я поднялся.

– Я могу уйти пока?

– Нет, вы задержаны, поэтому вам придется ждать в камере, – сказал полицейский и опять почесал лоб.

– Где?

– В нашем участке.

– Черт знает что!

На следующий день меня привели к судье. Там уже ждали мой адвокат и переводчик. Впрочем, переводчик не потребовался, так как судья оказалась русской женщиной. Услышав русскую речь, обрадовался, решив, что мне наконец повезло. Я рассчитывал если не на сострадание, то на понимание. Но не тут-то было...

– Закон обязывает меня принять единственно возможное решение, – заявила судья, строго глядя мне в лицо. – Я обязана выслать вас из Франции. В какую страну вы хотели поехать?

–Ни в какую. Зачем меня высылать, если я потом все равно вернусь?

– Господин Тохтахунов, вы ведь бомж, выражаясь русским языком.

– Кто? Бомж? – опешил я. – Какой же я бомж, если у меня есть квартира в Париже?

– Вы купили ее на «черные» деньги. Мы не можем не принимать этого во внимание. Фактически вы незаконно владеете ею.

– Почему незаконно? Как вы можете говорить такое? Я уже все объяснил налоговой полиции. Я эти деньги заработал! Я их заработал легально! И вообще при чем тут деньги – черные или белые? Вы разве этим вопросом занимаетесь? Разве поэтому на меня нацепили наручники?

– Господин Тохтахунов, я вынесла судебное решение. Вы будете высланы из страны. Если желаете, можете обжаловать этот вердикт. – Она захлопнула папку с документами и поднялась из-за стола.

В бессилии я развел руками и повернулся к адвокату.

– Что делать? Как быть? Ведь это издевательство! Самое настоящее издевательство над личностью!

– Алимжан, успокойтесь. Мы все решим.

– Когда? – вырвалось у меня. – Сколько можно терпеть это?!

Ко мне подошел полицейский и через переводчика велел следовать за ним.

– Далеко? – мрачно спросил я.

– В тюрьму, – ответил он.

– Куда?!

– В лагерь для незаконных эмигрантов. Следуйте за мной, – приказал полицейский.

В Париже у меня было десять адвокатов, но вся эта свора юристов не сумела ничего сделать. До меня стало постепенно доходить главное – Франция пыталась устроить мне невыносимую обстановку. Мне кажется, что французам плохо становилось оттого только, что они читали адрес моей квартиры. За одно то, что я жил в элитном квартале, они готовы были сгноить меня. Моя квартира не давала покоя французским властям. Они не хотели смириться с мыслью, что я жил в свое удовольствие и не стеснялся этого. Они приходили в бешенство от одной мысли, что я, беспощадно обвинявшийся газетчиками во всех смертных грехах, на самом деле не мог быть уличен ни в чем и продолжал вести нормальную жизнь. Они называли меня крупнейшим мафиозо, но не могли предъявить мне ни единого факта. Полиция выделяли огромные суммы на слежку и прослушивание моих телефонов, но деньги утекали, а доказательств моей вины (хотя бы косвенных) так и не появлялось. Они жаждали отыграться хоть как-нибудь. И вот удача – я просрочил на один день пребывание в Париже.

С каким холодным удовольствием судья произнесла приговор!

Экстрадировать!

Лагерь для эмигрантов, куда меня посадили, представлял собой огороженную территорию на окраине Парижа, где стояло с десяток деревянных бараков. Трудно передать степень моего ужаса, когда я вошел в ворота. Там я увидел только негров! Почти тысяча человек – и все чернокожие! Ни одного европейского лица! Это были те самые чернокожие, которые торгуют возле Эйфелевой башни дешевыми сувенирами и воруют кошельки у туристов. И вот меня швырнули к ним, как последнего бродягу, хотя у меня были квартира, машины, бизнес, помощники, адвокаты, деньги наконец!

–Мне кажется, что вижу кошмарный сон, – сказал я, когда ко мне приехал мой адвокат. – В чем я провинился, почему должен сидеть в этой дыре? Сколько мне гнить здесь? Ты видишь этих людей вокруг меня? Как можно находиться рядом с ними? От них воняет, как от бездомных собак. Я месяц потом отмываться буду!

– Алик, потерпи, мы подали жалобу, – заверил он меня. – Завтра или послезавтра состоится заседание суда. Они обещали, что тебе дадут возможность самостоятельно выехать в Израиль, а потом спокойно вернуться во Францию.

– Слава богу, образумились.

Следом за адвокатом приехал мой секретарь и привез телефонные карточки, чтобы я мог в любое время звонить ему.

– Алимжан, мы все уладим, – сказал он. – Звоните в любое время.

– Ладно, Артем. Звонить буду часто, потому что сидеть здесь омерзительно. Они здесь все гудят, рычат, ругаются, молятся беспрестанно.

– Молятся?

– Да, африканцы, и мусульман много.

Я попросил его передать моим друзьям, чтобы они навестили меня.

– Кому-нибудь конкретно?

– Да всем скажи. Всех буду рад увидеть. Ты же увидел, что тут такое...

– Но и вы тоже звоните, Алимжан.

В комнате, где мне предстояло спать, находилось две кровати. Я долго ждал, когда появится мой сосед, но никто не пришел. Вероятно, французы решили, что с меня будет достаточно чернокожих соседей за стеной. Уснуть долго не удавалось из-за несмолкавших криков, в коридоре кто-то дрался, кто-то падал, колотился о стену. Дверь в комнату не запиралась, потому что лагерь для эмигрантов не был тюрьмой. В любую минуту человек мог войти и выйти не только из комнаты в коридор, но из барака тоже. Многие негры не ложились спать до раннего утра, их голоса доносились сквозь грязное окно, виднелись вспышки зажигалок.

На следующий день ко мне приехали несколько моих друзей и привезли мне кучу вкусностей. Уехали одни, потом появились другие. Потихоньку день пролетел. Вечером я дозвонился до Артема, моего секретаря.

– Алик, мы уже купили билет для вас, – обрадованно доложил он. – Вы в одиннадцать часов едете на суд, оттуда сразу в аэропорт. Время заседания уже назначено, и судья сказала мне, что вам разрешат выехать из страны самостоятельно.

Он попросил меня записать номер кабинета, где состоится слушание. Я вздохнул с облегчением.

Утром приехал автомобиль. Полицейский показал жестом, что должен надеть на меня наручники.

– Черт с тобой. Надевай...

Помимо меня в машине находились только водитель и два полицейских. Они о чем-то беззаботно болтали, а я молчал. Ненавижу, когда совсем ничего не понимаю...