Осенью меня пригласил к себе мой давний друг Бабек Сируж, крупный бизнесмен, по происхождению иранец, но живший в Германии. Я приехал в Кельн на излете 1989 года. К этому времени я уже хорошо отдохнул, и мой активный неугомонный характер начал требовать от меня какой-нибудь деятельности. Я готов был взяться за работу, немедленно включиться в какой-нибудь бизнес, но Бабек, мягко улыбаясь, хлопал меня дружески по плечу и говорил, чтобы на первых порах я ничем не занимался. Он настаивал, чтобы я присматривался и никуда не влезал. Он, человек опытный, понимал, что ментальность у меня другая. Он-то в Европе давно, а я только приехал. Сируж закончил МГУ, потом учился за границей, свободно разговаривал на семи-восьми языках. «Приглядывайся, – повторял он мне, – и не торопись. Бизнес – это не просто деньги, бизнес – это великое искусство. Его надо уметь делать, в него надо уметь играть». Бабек всюду приглашал меня с собой, я присутствовал на многих деловых встречах, но ничего не понимал. Партнеры общались, а я только тратил время. Наверное, я даже не пытался ничего понять, потому что ничего не хотел в то время.

Но и сидеть сложа руки я не умел. Карты приучили меня к напряженной жизни. Игра требовала от меня действий, активного мышления. Бабек видел мое нетерпение и останавливал меня. «Алик, будь спокоен. Бизнес от тебя не уйдет. Мы заработаем наши деньги, мы будем очень богаты, – уверял он. – Надо лишь выждать, увидеть подходящую возможность».

Я ждал, наблюдал и через год-полтора все-таки начал сам зарабатывать деньги.

После развала СССР Бабек решил участвовать в крупном проекте, связанном с выводом советских войск с немецкой территории. Германия выделила 9 млрд марок на вывод наших войск: военных было много, их надо было где-то размещать, именно на это Германия выделила деньги – на возведение военных городков на территории России. За этим подрядом охотились все, потому что он был выгоден во всех отношениях. Все боролись за эти миллиарды. Бабек тоже имел свои виды на строительство этих городков. У него были предприятия по изготовлению окон, дверей, своя очень крупная строительная компания. Много денег потратил на рекламу, если так можно выразиться. Он завязал массу знакомств среди высокопоставленных военных, вывозил их за границу, чтобы они на месте ознакомились с его производством. Наконец он выиграл тендер, а тут – путч, ГКЧП. Язова посадили. Исчез Советский Союз, отпали республики, в которых должны были строиться военные городки. Потом новый кризис – война между Ельциным и парламентом, расстрел Белого дома. В результате – новый передел во власти, у Бабека снова все планы рухнули... Три или четыре раза он выигрывал тендеры, но каждый раз у него все разваливалось. Фактически, выигрывая каждый раз, проигрывал. Он ведь вкладывал огромные деньги в свои проекты, начинал работать, когда выигрывал тендеры, а потом все рассыпалось, и он все терял. Парадоксальная ситуация – после каждой победы его постигало внезапное поражение.

На последнем этапе речь уже не шла о комплексе военных городков, никто не собирался обустраивать гигантские территории, боролись за тендеры на строительство отдельных военных поселений. Бабек Сируж выиграл тендер на строительство какого-то отдельного военного городка, но ликования он не испытывал, он устал. А через день-два скончался.

Бабека похоронили на Ваганьковском кладбище. Скорбные это были дни. Я приехал в Москву проститься с ним и проводить в последний путь. Эта внезапная смерть сильно повлияла на меня. Незыблемость мира вдруг превратилась в пустой звук. Сильный, полный энергии человек сломался, словно был дряхлым и немощным старичком. Стоя у его гроба, я впервые ощутил, насколько хрупка человеческая жизнь. Сегодня мы есть, а завтра любая случайность может срезать нас, отправив в небытие. Смириться с этим было невозможно. Хотелось протестовать, доказывать, что случившееся с Бабеком – страшная ошибка, что на самом деле мир устроен иначе. Хотелось немедленно броситься с головой в работу, чтобы там затерялись мысли о смерти. Хотелось убежать от горькой правды жизни, от ее беспощадности и циничности. Но разве можно спрятаться от смерти? Бабек строил, продавал, покупал, открывал магазины, легко заводил связи в верхах, пользовался уважением партнеров по бизнесу. Я считаю, что после Хаммера он был вторым бизнесменом такого уровня в России. Но бизнес подорвал его здоровье.

Бизнес всегда стоит нервов. Крупный бизнес стоит больших нервов; он приносит деньги, но высасывает жизненные силы. Сейчас, когда мой бизнес требует от меня полной отдачи и пожирает все мое время, не позволяя отдохнуть, я замечаю, как иногда в голове молнией проскальзывает вопрос: а нужно ли все это?

Первые серьезные деньги в бизнесе я сделал, поставляя продукты в московские гостиницы. Время перестройки было смутное, бурное, опасное. В хаосе молодой рыночной экономики многие тонули бесследно. Каждый хотел урвать кусок пожирнее, беззаконие и насилие стали нормой для многих. Мне не нравилось происходившее в те годы в России, поэтому я жил за границей.

В какой бы стране я не жил, я всегда «держал руку на пульсе» – у меня обязательно стояли спутниковые антенны и я всегда смотрел российское телевидение. Это была прямая связь с родиной. До отъезда из России я постоянно был окружен друзьями. Обилие близких мне людей, их внимание, общение с ними – все это избаловало меня. В Германии я почувствовал себя изолированным. Дело в том, что русская эмиграция – это такой контингент, которому доверяться нельзя. Я не сразу понял эту простую истину, поэтому, надеясь на крепкие деловые и дружеские отношения, попытался завести как можно больше связей в эмигрантских кругах. С некоторыми людьми я познакомился, когда они приезжали в Москву и обращались ко мне за поддержкой и советом, с другими впервые встретился в Германии. С готовностью шел я навстречу любым просьбам, как только кто-то обращался ко мне. И каждый звал меня к себе: «Алик, приезжай. Мы для тебя все сделаем». Это мне казалось естественным.

И вот я в Германии. Как же меня приняли мои знакомые? Приветливо? Нет! В большинстве случаев меня избегали, реже – соглашались встретиться, выслушивали, но я видел в их глазах подозрительность и настороженность. Никакого намека на приветливость, а уж на дружбу тем более. Поначалу я не мог понять, в чем дело. Все они с удовольствием пользовались моими деньгами и моими связями, но сами отказывались оказать мне малейшую поддержку. Понемногу ко мне пришло понимание: эмигранты – особый сорт людей. Они предали родину, отказались от своего прежнего "Я", порвали нити, соединявшие их с былыми временами. Они научились быть другими. Они предали свою прежнюю жизнь. Удрав в Германию, они ставили перед собой единственную цель – деньги. Ради «презренного металла» они отреклись от друзей, от совести. У них не осталось ничего, кроме денег.

Осознав это, я ужаснулся. Мне подумалось, что хуже эмигрантской среды не может быть ничего. Поначалу-то во мне жила убежденность, что русскоязычная часть эмиграции радушно принимает всех, кто приезжает туда. Затем эта уверенность исчезла, ее место заняла робкая надежда на то, что найдется хотя бы кто-нибудь, кто будет близким мне человеком. Однако мои надежды не оправдались. В Германии эмигрантская среда выходцев из России отторгала чужаков.

Я понимаю, что они все начинали с нуля, проделали нелегкий путь, карабкаясь по социальной лестнице и преодолевая массу препятствий. Возможно, им пришлось испытать много горечи на пути к своему благополучию. Вполне вероятно, что многие из них когда-то были на краю гибели. Все это объясняет жесткость их характеров, но вовсе не объясняет, почему они отказываются протянуть руку помощи.