По мосту с топотом двинулась длинная колонна карликов, построенных в два ряда. Они несли гладко обструганный и снабженный ручками ствол дерева, передний конец которого завершался огромных размеров металлическим шаром. Они пронесли бревно мимо жрицы, мимо Сияющего Бога, направляясь к воротам. С каждой стороны таран поддерживало не меньше пятидесяти человек; и позади всех шагал… Маракинов!

Ларри очнулся, — Слава те Господи! — хрипло вздохнул он. — Ну наконец–то я доберусь до этого дьявола!

Он вытащил пистолет, тщательно прицелился. В тот самый миг, когда он нажал на курок, чудовищный грохот прокатился по замку, сотрясая его до самого основания. О'Киф промахнулся. Русский, должно быть, услышал звук выстрела, а может быть, пуля пролетела ближе, чем мы думали. Во всяком случае, он быстро скакнул за спины карликов и больше уж не показывался нам на глаза.

Еще раз грохот треска и лязг металла разнеслись по замку.

Лакла выпрямилась; сейчас на ее лице появилось знакомое мне выражение отчужденности, она прислушивалась к чему–то. Она торжественно наклонила голову.

— Пришло наше время, о моя любовь! — Она повернулась к О'Кифу.

— Молчащие Боги говорят, что путь страха закрыт, но зато открыта дорога любви. Они призывают нас сдержать свое обещание.

Сердце билось у меня в груди, отсчитывая секунды, пока они стояли, прильнув друг к другу, прижавшись телами… слившись в поцелуе. Внизу все сильнее становился грохот и лязг, огромный ствол дерева в нарастающем темпе колотил по металлическим воротам. Наконец Лакяа мягко освободилась от рук О'Кифа, и еще одно мгновение, показавшееся мне вечностью, они смотрели друг другу в глаза, а казалось, что — в самую душу.

Служительница улыбнулась дрожащими губами.

— Мне бы очень хотелось, чтобы все сложилось иначе, Ларри, милый, прошептала она. — Но ничего не поделаешь… Самое главное — я ведь пойду вместе с тобой, с тем, кто мне всего дороже!

Она подбежала к окну.

— Йолара! — мелодично пропел золотой голосок.

Бряцанье стихло.

— Убери своих людей. Мы сами откроем ворота и выйдем к тебе и Сияющему Богу — Ларри и я.

Переливчато прозвенел серебряный смех жрицы… жестоко, с издевкой.

— Идите же, да побыстрей! — глумясь, воскликнула она притворно ласковым голосом. — Вы даже не представляете, с каким нетерпением вас тут ждет Сияющий Бог, да и я сама.

Опять задребезжал ее смех, так и брызжущий ядовитой злобой.

— О, не заставляйте нас долго томиться, — насмехалась жрица.

Ларри, глубоко вздохнув, протянул мне обе руки.

— Ну что, док, — сказал он напряженным голосом, — похоже, мы больше не увидимся. Прощайте и будьте счастливы, дружище. Если вам удастся выбраться отсюда и у вас будет желание сделать что–то для меня — дайте знать на эту старою калошу «Дельфин», куда я подевался. Ну, держитесь, приятель… не забывайте никогда вашего О'Кифа, и знайте, что он полюбил вас как брата!

Охваченный несказанным горем, я в отчаянии сжал его руку. И тут вдруг… одна неожиданная мысль пришла мне в голову, пролив бальзам на мое израненное сердце.

— Подожди прощаться, Ларри, — воскликнул я. — Может, еще не все потеряно. Баньши–то не кричала!

Робкая неуверенная надежда вспыхнула у него на лице, и Ларри вдруг засиял своей бесшабашной улыбкой.

— И верно, — сказал он. — Видит Бог, так оно и есть!

Вдруг Лакла наклонилась ко мне и во второй раз я почувствовал на щеке прикосновение ее губ.

— Пойдем, — сказала она Ларри.

Рука об руку они двинулись по коридору, ведущему к наружным воротам, туда, где их поджидали Сияющий Бог со своей жрицей.

Я потихоньку крался за ними следом, до глубины души преклоняясь перед их любовью и готовностью принести себя в жертву. Они не видели меня. Еще раньше я твердо положил себе, что уж коли суждено будет моим новым друзьям отправиться в объятия Двеллера — они не пойдут туда одни.

Ларри и Лакла остановились перед Золотыми Воротами; служительница подняла рычаг, запирающий дверь, и массивные золотые створки откатились назад.

Гордо и безмятежно неся высоко поднятые головы, они вышли за ворота и остановились в начале моста.

Я последовал за ними.

Со всех сторон нас окружали рабы Двеллера, повернувшие неподвижные лица к своему хозяину. А в каких–нибудь ста футах от нас стоял сам Сияющий Бог, вертясь и пульсируя, во всем дьявольском великолепии своих сверкающих султанов и спиралей.

Не медля и не колеблясь, не потеряв ни на миг своего безмятежного спокойствия, взявшись за руки как маленькие дети, Ларри и Лакла пошли к этой страшной фигуре. Я не мог видеть их лиц, но зато я прекрасно видел, как на лицах наблюдающих за тем, как они шли, карликов появился страх, а в горящие глаза Йолары закрались неуверенность и сомнение. Все ближе и ближе подходили они к Двеллеру, и все ближе подходил к нему я, двигаясь за ними по пятам. Сияющий Бог перестал вертеться… звяканье колокольчиков стало слабее, почти смолкло.

С каким–то беспокойством и опаской, казалось, он наблюдает за ними.

Внезапно наступила тишина… невыразимо зловещая, мрачная и гнетущая Сейчас эти двое стояли лицом к лицу с дитятей Трех Богов… они подошли так близко, что он мог без труда ухватить их своими призрачными щупальцами.

Но Сияющий Бог отступил назад!

Да–да! Он отступил назад… и вместе с ним отступила Йолара, и сомнение в ее глазах сделалось еще сильнее. Неторопливо, шаг за шагом ступали служительница и О'Киф, и шаг за шагом пятился назад Двеллер; они подходили, а он отступал назад, снова затрезвонили его колокольчики, но теперь звучали они удивленно, вопрошающе… и, пожалуй — боязливо.

Так пятился и пятился он назад до тех пор, пока не оказался в самом центре того, похожего на небольшую площадь помоста, перекрывавшего ужасную бездну, в глубине которой полыхало пульсирующее зеленое пламя земного сердца. И здесь Йолара опомнилась и закричала. Вся дьявольская злоба, питавшая ее душу, выплеснулась наружу в этом крике.

Она дико завизжала, безобразно искривив губы.

Сияющий Бог, словно получив сигнал, запылал ярким пламенем, с бешеной скоростью завертелись его спирали и закрутились мерцающие вихри света; пульсирующее ядро вспыхнуло нестерпимым блеском.

Десятка два сверкающих щупалец разом устремились вперед, нацелившись на идущую к нему пару. Мужчина и девушка стояли, без малейшего трепета или сопротивления ожидая, когда он схватит их в свои объятия. И я, затаившись позади них, тоже ждал прикосновения Двеллера.

Мощная волна экзальтации обрушилась на меня.

Ну вот и все, подумал я, приготовившись принять ужасный конец.

Что–то поволокло нас назад, с невероятной быстротой, и в то же время необыкновенно мягко и ласково, словно летний ветерок, уносящий пушинки одуванчика. Какая–то неведомая сила, когда туманные руки Двеллера были уже на волосок от наших тел, потащила нас назад. Я слышал, как яростно запротестовали его колокольчики, взорвавшись гневной бурей; слышал визг Йолары.

Что же случилось?

Между нами и Двеллером образовалось кольцо клубящегося лунного огня. Взвихрившись вокруг Сияющего Бога и его жрицы, он сжимал их в своих тисках, окутывал своим туманом.

И внутри этого тумана я мельком разглядел лица Троицы: скорбные, непреклонные, преисполненные сверхъестественной силой и мощью.

Искры и вспышки белого пламени, как молнии, вылетали из туманного кольца, пронзая насквозь блистающую оболочку Двеллера, ударяли в его пульсирующее ядро, впивались в семь увенчивающих его голову шаров.

И вот постепенно начало тускнеть яркое свечение Сияющего Бога, угасали семь его лун, тончайшие сверкающие нити, что бежали от них к телу Двеллера, лопались и исчезали? Окутанное клубами сражающихся туманностей выплыло лицо Йолары — искаженное ужасом, отвратительное и нечеловеческое!

Оцепеневшие тела рабов Двеллера зашевелились, живые мертвецы тряслись и извивались в корчах, как будто каждый из них разделял мучения этой Твари, овладевшей их телами и душами. Свечение тумана, который исполнял волю Троих Богов, становилось все более насыщенным и интенсивным, туман густел, казалось, что он неудержимо распространяется во все стороны. Внезапно внутри него замелькали десятки пылающих как угли треугольников: множество глаз, как две капли воды похожих на глаза самих Молчащих Богов, А семь маленьких разноцветных лун Сияющего Бога: янтарная, серебряная, голубая и аметистовая, зеленая и розовая и еще одна — белая, все они вдруг стали покрываться трещинами, раскалываясь на мелкие кусочки, и скоро не осталось от них даже следа! Резко смолк отчаянный звон словно вопящих о нестерпимой боли хрустальных колокольчиков.