Саттертвайт испытывал одинаковое отвращение и к фанатичной самоуверенности Брюстера и к зловещим предсказаниям Гранта. Конгресс выбрал меньшее из двух зол. Этого нельзя было отрицать. Но для того чтобы предотвратить одну форму тирании, они создали другую.
Саттертвайт резко остановился перед окном. Он издал несколько междометий, очевидно, в такт одолевавшим его мыслям. Он всматривался в город с напряженной сосредоточенностью маньяка, наблюдающего за раздевающейся женщиной, но почти ничего не видел. Его мозг был целиком захвачен одной идеей. Внезапно он выскочил из комнаты и бросился к лифту.
Команда уборщиков в штабе все еще возилась. Саттертвайт пронесся через комнату в конференц-зал, подскочил к телефону и выхватил телефонную книгу. Он нашел номер Филиппа Крейли и набрал его.
Звонок раздался с десяток раз, но ответа не было. Несомненно, это был кабинет Крейли, но часы показывали час ночи. Саттертвайт выругался и просмотрел городской телефонный справочник. Номера члена палаты представителей Крейли там не оказалось.
Не значится. Чертов сукин сын. Саттертвайт ударил кулаком по столу.
Наконец он набрал номер, который знал: домашний телефон Лайома МакНили.
МакНили ответил после второго звонка.
— Это Билл Саттертвайт, Лайом.
— Привет, Билл. — Голос был абсолютно бесчувственный. Это было понятно: МакНили являлся ближайшим политическим советником и другом Фэрли и только что, в течение последних двух часов, узнал о его смерти. В одиннадцать президент отправился на телевидение, чтобы сделать два заявления. Кто-то — возможно Перри Херн — позаботился позвонить МакНили, потому что МакНили звонил Саттертвайту, спрашивая о подробностях. Саттертвайт не отклонился от заготовленной версии: Фэрли умер до прибытия спасителей, похитители ввели ему избыточную дозу наркотиков.
— Лайом, я прошу прощения, что потревожил вас в такое время, но это жизненно важно. Мне нужен Филипп Крейли. Я подумал, что у вас может быть номер его домашнего телефона.
— Ну, я…
Саттертвайт ждал, когда МакНили переключится со своих мыслей на его просьбу. Наконец МакНили сказал отсутствующим тоном:
— Подождите минуту, я найду его.
Через некоторое время МакНили опять взял трубку. Он назвал семь цифр, и Саттертвайт записал их на обложке телефонной книги.
— Вам еще что-нибудь нужно, Билл?
— Спасибо, нет. Извините, что побеспокоил вас.
— Все в порядке. Наверное, мне не удастся уснуть сегодня ночью.
— Я… подождите минутку, Лайом, я думаю, вы можете помочь мне.
— Помочь в чем?
— Это не телефонный разговор. Вы одеты?
— Да.
— Я в здании управления делами. В конференц-зале за комнатой заседаний Совета национальной безопасности. Вы можете приехать сюда немедленно? Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог, поработав на телефоне. Надо сделать множество звонков.
— Боюсь, что я не слишком расположен беседовать с кем-либо сегодня ночью, Билл. Мне неприятно отказывать вам, но…
— Это для Клиффорда Фэрли, — сказал Саттертвайт. — И это важно.
К тому времени, когда приехал МакНили — невероятно элегантный, в мохеровом костюме и итальянских ботинках, — команда уборщиков уже закончила свою работу. Саттертвайт втащил его в комнату и закрыл дверь.
— Я рад, что вы смогли приехать.
— Все это очень таинственно. Что вы задумали, черт побери?
Они не были в прямом смысле друзьями, хотя достаточно близко общались после выборов. Считалось само собой разумеющимся, что в новой администрации МакНили примет на себя роль Саттертвайта.
— Я уверен, что вы думали о Фэрли.
— Да.
— Вероятно, появятся слухи, что Брюстер убил его.
— Вполне возможно. Так всегда бывает, когда один человек извлекает выгоду от смерти другого.
— В действительности такие слухи абсолютно беспочвенны, — сказал Саттертвайт. — Я должен убедить вас в этом до того, как мы продолжим.
МакНили криво улыбнулся, исключительно из вежливости.
— Во время кампании мы присвоили ему немало имен, но, мне кажется, «убийцы» среди них не было.
— Он исключительно честный человек, Лайом. Выражаясь на старый манер, он человек доброй воли. Я понимаю, что на ваш взгляд он слишком сильно находится в плену устаревших политических догм, но вы должны верить в его искренность.
— Зачем вы это мне говорите?
— Потому что я все больше и больше убеждаюсь, что нельзя допустить, чтобы президент, потерпевший поражение на выборах, наследовал свой пост.
— Не понял?
— Сядьте и снимите пальто. Я постараюсь в меру своих возможностей объяснить вам.
Крейли приехал без двадцати два, неуклюжий человек в помятом пальто.
— В чем дело, Билл?
— Вы конечно знакомы с МакНили?
— Естественно. Мы вместе участвовали в кампании.
— Я недостаточно хорошо разбираюсь в уставе конгресса, — произнес Саттертвайт. — Мне нужны данные о его структуре — схеме организации. Главной фигурой парламента является спикер, не так ли?
— Совершенно верно. — Крейли выглядел очень усталым. Он подошел к стулу, провел рукой по лицу и оперся локтем о длинный стол.
Саттертвайт взглянул на МакНили. Стройный ньюйоркец наблюдал за ними.
— Это может оказаться чертовски важно для всех нас, — сказал Саттертвайт. — Почему после смерти Милтона Люка не был немедленно выбран преемник? Почему исполняющим обязанности спикера были назначены вы?
Крейли покачал головой, его рот скривился.
— Я понимаю, к чему вы клоните. Странно, что именно вы задаете мне этот вопрос — человек из ближайшего окружения Брюстера.
— Продолжайте, — велел Саттертвайт.
— Ну, я, конечно, не совсем подготовлен для такой должности. Им был нужен кто-нибудь, чтобы временно занять этот пост, и я оказался под рукой. У меня нет достаточной квалификации. Мой стаж слишком мал — очень многие люди стоят выше меня по старшинству. Главным образом южане.
— Почему они не выбрали постоянного преемника Люка?
— По двум причинам. Во-первых, у нас не набралось достаточное количество голосов. Если вы помните, мы потеряли множество людей при различных взрывах. — Он сказал это очень сухо. Крейли не относился к числу язвительных злопыхателей; вероятно, его реакция являлась своего рода защитной мерой от цепи мучительных потрясений, которые обрушились на них всех.
— Возможно, вы недостаточно хорошо осведомлены о том, что случилось за последние двадцать четыре часа, — продолжал Крейли. — Нам нужно вытащить в Вашингтон не менее сотни конгрессменов. Многие из них разъехались по домам на похороны друзей. До сегодняшнего вечера мы не могли собрать кворума в палате. Мы потеряли семьдесят два конгрессмена. Еще четырнадцать до сих пор находятся в госпиталях. Слава Богу, что никто из них не остался в критическом списке. Но суть в том, что мы не досчитались восьмидесяти семи человек — и большинство погибших были демократами. Вы улавливаете смысл?
— Вы намекаете на то, что демократы не могли бы наскрести большинства, если бы вы попытались посадить нового спикера прямо сейчас.
— Что-то в атом роде. Агитация шла вовсю. Казалось, некоторые южане достаточно решительно настроены на то, чтобы поменяться сторонами от прохода, если мы не придем к компромиссу с Дикстиератом относительно спикера. Наша группа — обе партии, но в основном северяне — подробно обсуждала это. Мы решили, что лучше подождать, пока не будут проведены специальные выборы или губернаторы не назначат конгрессменов на вакантные места. По-видимому, это в большей или меньшей степени восстановит твердое демократическое большинство, существовавшее раньше. В то же время это не позволит кому-либо обвинить нас в протаскивании решений при неполноте списочного состава.
— Однако, ничто не остановило вас от переизбрания Говарда Брюстера прошлой ночью, — заметил МакНили.
— Господи, никто же не верил, что Фэрли умрет — и кроме того, вы знаете, какова была альтернатива.
Снова вмешался Саттертвайт:
— И все же ваши объяснения не вполне меня удовлетворили. Спикер парламента — если бы таковой сейчас был — являлся бы следующим в порядке преемственности президентства. Впереди Холландера, даже впереди Брюстера. Тогда почему же вы не избрали нового спикера и не позволили ему стать президентом?
