— Разве она не должна сейчас вернуться?

— Нет. Зачем?

— Следует соблюдать осторожность. Наши люди не должны болтаться по улицам, где их могут схватить и заставить говорить.

— Она никому ничего не скажет, — сказал Сезар и вернулся к столу.

Алвин посмотрел на свои руки, повернул их и уставился на свои ладони, как будто он видел их впервые. Его раздражало, что ему до сих пор не доверяли настолько, чтобы рассказывать все.

2:10, восточное стандартное время.

Едва ассистенту патологоанатома наконец-то удалось устроиться в своем кресле, зазвонил телефон.

— Патологоанатомическое отделение. Говорит Чарльтон.

— Эд Эйнсворт, док.

— Хелло, лейтенант, — ассистент патологоанатома закинул ноги на стол.

— Док, по поводу той девушки, которую привезли мертвой с Северо-Запада. Моему сержанту кажется, что в вашем протоколе есть некоторые неточности. Может быть, вы могли бы прояснить их для меня?

— Неточности?

— Он утверждает, что вы написали ему, что кто-то вырезал ей язык щипцами.

— Совершенно верно.

— Щипцами?

— На челюстях остались следы инструмента, которым был удален язык. Может, я неточно сформулировал это в отчете. Я указал, что они вырезали ей язык. «Вырвали» будет более точно.

— Боже мой. — Помолчав, лейтенант продолжал: — Вы сами делали вскрытие?

— К сожалению, да.

— Что-нибудь указывало на изнасилование?

— Нет. Конечно это не окончательное утверждение, но не было никаких следов раздражения влагалища, семени, ничего из того, что обычно…

— О'кей. Теперь причина смерти, у вас здесь записано «удаление сердца». Что, черт возьми…

— Прочтите всю фразу, лейтенант.

— Я уже прочел это, да поможет мне Господь.

— «Удаление сердца с помощью возможного использования обычных домашних инструментов».

— Да. Вы имели в виду столовый нож, нечто подобное?

— Это, скорее, кухонная утварь. Я сказал «инструменты». Я подозреваю, что они использовали молоток и долото, хотя доказать этого не могу.

Некоторое время лейтенант не мог вымолвить ни слова. Когда это ему удалось, его голос звучал очень слабо:

— Хорошо, док; тогда скажите мне вот что. Если причиной ее смерти было то, что по ней долбили молотком и долотом, как они могли удержать ее на месте, чтобы проделать все это?

— Меня там не было, лейтенант. Откуда мне знать? Возможно, несколько человек держали ее, а один проделал эту работу.

— И она не кричала?

— Может быть, она вопила изо всех сил. Но вы знаете это место. Вам вцепятся в горло «на улице средь бела дня, но никто и пальцем не пошевелит.

Опять пауза. Затем:

— Док, это пахнет чем-то ритуальным. Какое-то дьявольское жертвоприношение…

— Она была гаитянкой или что-нибудь в этом роде?

— Мы еще не получили досье на нее. Я не знаю, кто она такая.

Помощник патологоанатома представил ее лицо. Должно быть, раньше оно было привлекательным. Молодая — он дал бы ей двадцать один — двадцать два года. Гордая африканская прическа, красивые длинные ноги. Телефонная трубка судорожно дернулась у его уха. Он сказал:

— Допускаю, я никогда не встречал подобного раньше.

— Бог не допустит, чтобы мы столкнулись с чем-то подобным еще раз. Послушайте, только для протокола, если мы наткнемся на окровавленные щипцы, сможете вы сопоставить их по размерам и тому подобное?

— Сомневаюсь. Если только вы не обнаружите тканей, прилипших к щипцам. Я думаю, мы сможем представить косвенное вещественное доказательство на основе группы крови.

— Да, отлично. У вас есть что-нибудь еще, что вы не внесли в протокол, что могло бы оказаться полезным?

— Кажется, в Нью-Йорке и Чикаго было достаточно много случаев убийств среди членов бандитских группировок, когда они убирали тех, кто оказался доносчиком, и оставляли труп лежать с залепленным пластырем ртом или вливали туда кислоту, нечто подобное. Это было предостережение потенциальным предателям — знайте, что случится с вами, если вы будете болтать с кем не следует.

— Сицилийское правосудие.

— Да, но эта девушка не была с Сицилии, это точно.

— Может быть, убийца?

— Может быть.

Было слышно, как лейтенант вздохнул.

— С щипцами, молотком и долотом, не думаю.

— Я стараюсь помочь, лейтенант. Я хотел бы выдать вам все на блюдечке. Но, кажется, я уже выжат как лимон.

— Все в порядке. Простите, что поднял вас для такого разговора. Спокойной ночи, док.

3:05, восточное стандартное время.

Досье на мертвую девушку пришло по телексу из дактилоскопической библиотеки ФБР, сержант оторвал его и положил на стол лейтенанта в углу. Лейтенант прочитал его наполовину, вернулся к началу и снова пробежал глазами.

— Федеральный осведомитель.

— Из органов правосудия.

— Она была из Федеральной секретной службы. — Лейтенант снова сел и секунд десять сидел, растирая согнутым пальцем глаза. Он опустил руки на колени и оставил глаза закрытыми. — Крайпс, у меня начинала вырисовываться картина.

— Какая картина?

— У меня уже была разработана версия. Она вербовала осведомителей и вышла на одного парня из банды, не зная, кто он на самом деле. Этот парень послал своих людей, чтобы они позаботились о ней. Но досье не оставляет от всего этого камня на камне.

— Может быть, нам лучше дать знать в органы правосудия? — ответил сержант.

3:40, восточное стандартное время.

Телефон звонил, разгоняя сон Дэвида Лайма. Он лежал и слушал его звучанье. Он никогда не испытывал соблазна отвечать на любой телефонный звонок, который раздавался поблизости; тем более, это была не его постель, не его спальня и не его телефон. Но он разбудил его.

Он лежал на спине и вслушивался в звонок, когда наконец матрас качнулся и мягкая ягодица скользнула по его ноге. Послышался противный скрежет снимаемой трубки, и Бев сказала в темноту:

— Кто это, черт возьми? Минуту, не кладите трубку. — Он почувствовал, как она толкнула его в бок. — Дэвид?

Он поднялся на локте и взял у нее трубку.

— Да.

— Мистер Лайм? Шед Хилл. Я чертовски извиняюсь, но вынужден был…

— Который час, дьявол вас побери?

— Без четверти четыре, сэр.

— Без четверти четыре, — хмуро пробурчал Дэвид Лайм. — Должен ли я думать, что…

— Да, сэр. Я…

— Вы позвонили мне, чтобы сообщить, что сейчас без четверти четыре?

— Сэр, я не стал бы звонить, если бы это не было важно.

— Где вы узнали, как найти меня? — Он знал, что у Хилла было что сказать ему, но сначала требовалось вымести остатки сна из головы.

— Господин Дефорд дал мне номер, сэр.

Бев выбралась из кровати и пронеслась в ванную. Лайм провел рукой по щеке. «Будь проклят господин Дефорд. Будь проклят маленький сукин сын». Дверь в ванную захлопнулась. Под ней появилась полоска света.

— Сэр, один из наших агентов убит.

Лайм закрыл глаза, делая гримасу. Неужели ему не приходит в голову, что можно просто сказать: «Убит Смит или Джонс»? Нет, «один из наших агентов убит» — как четырнадцатилетний пацан, имитирующий Рида Хедли в рекламе второразрядного фильма: «Один из наших самолетов исчез». На какой фабрике штампуют этих парней?

— Хорошо, Шед. Один из наших агентов пропал.

Теперь…

— Не пропал, сэр. Убит. Я как раз здесь, в…

— Какой агент убит?

— Барбара Норрис, сэр. Полиция позвонила в управление, и я был в ночной смене. Я позвонил господину Дефорду, и он посоветовал мне связаться с вами.

— Да. Этого следовало от них ожидать. — Этот Дефорд — любитель сваливать все на других. Лайм поднялся, крепко зажмурил глаза и попытался их открыть как можно шире. — Ладно. Где вы находитесь, и что случилось?

— Я в полицейском управлении, сэр. Может быть, я позову лейтенанта Эйнсворта, и он объяснит, что там у них?