«Виртуозные разливы аккордеона, бархатный звук кларнета, модный аккомпанемент гитары и контрабаса приводили меня в состояние, близкое к шоковому. Они играли музыку, которая предвосхитила и подготовила многое из того, что в дальнейшем получит развитие как самостоятельный жанр, а значит, появится и история. Явление неординарное, превосходная музыкальная идея, готовый рецепт для подражательства и в данном случае точка отсчета моей профессии».

Володя Петренко взял аккордеон в руки чуть ли не в пять лет и, несмотря на то что учился в Центральной музыкальной школе, не расставался с ним, совмещая будущую профессию пианиста и душевную привязанность. Затем он поступил в консерваторию по классу композиции, но любовь к аккордеону, не угаснув на юношеской стадии, перешла во взрослую.

Разве такого не бывает?

И вот Петренко, этот мягкий, интеллигентный молодой человек с неугомонным характером, собирает квартет из друзей-музыкантов, таких же «необстрелянных» в жизни, как и он, квартет по образу и подобию тихоновского: Юра Александров — кларнет, Игорь Виноградов — контрабас, Володя Брандт — гитара, ну а он, Петренко, — конечно же аккордеон. Квартет играл в школах, клубах, но был бесхозным — это надоело, и друзья решили податься в «Первый шаг». Прошли конкурс, заслужили похвалу Утесова. Два года играли в оркестре у Фиготина, а потом все же захотелось «суверенитета», и снова «затеяли сыграть квартет». Только, в отличие от крыловских музыкантов, знали, что играли. Борис Семенович не обиделся, отпустил их с Богом, понимая — будущие профессионалы, что им делать в самодеятельном оркестре? (Тем не менее неплох был оркестр у Фиготина, он назывался Молодежным оркестром ЦДРИ, в концертах с ним выступали Иван Шмелев — лучший в те годы лирический баритон на московской эстраде, и Вера Красовицкая — «прима» вокальной группы Всесоюзного радио.)

И вот — квартет. А вскоре растаял этот «огромный белоснежный айсберг» (выражение В. Петренко) — оркестр Бориса Фиготина. Его место в «Первом шаге» занял оркестр уже другого рода — джаз Юрия Сеульского. Инструментальный квартет, который возглавлял Владимир Петренко со своим перламутрово-клавишным другом, прочно обосновался на сцене ЦДРИ.

Теперь Петренко нужны были вокалисты. В «Первом шаге» они были. Например, вокальный женский квартет — Элла Ольховская, Роза Романовская, Зоя Куликова, Инна Мясникова, или попросту — Элла, Роза, Зоя, Инна (в пятьдесят шестом они снялись в «Карнавальной ночи», вспомните — четыре девушки в расшитых платьях у столиков и Гурченко со сцены поют «Песенку про пять минут», женский квартет был безымянным, и Эльдар Рязанов, постановщик фильма, про себя называл его «ЭЗРИ», сложив первые буквы имен этих обаятельных девушек. В начале шестидесятых им придумали название «Улыбка», но вскоре в квартете произошла непредвиденная «ротация» — так уж случилось, ушла в «Аккорд» Зоя Куликова, а Роза Романовская организовала квартет «Советская песня». И «Улыбка», и «Аккорд», и «Советская песня» были желанными на любом концерте — но, увы, все проходит, как сказал мудрец; прошло и время таких квартетов, а что осталось? — только грустные воспоминания сильно постаревшего поколения…). Элла, Роза, Зоя, Инна уже ушли к тому времени из «Первого шага» на профессиональную сцену.

Выбор был небольшой, и Петренко остановился на двух вокалистах — Александре Некрасове и Майе. Но — не Кристалинской, ее тогда еще не было, а Булгаковой.

Будущая кинозвезда тогда только закончила ВГИК и сразу же снялась в фильме «Вольница». Роль у нее была маленькая, но сыгранная ею так, что она обратила на себя внимание критиков, режиссеров и зрителей, показав, что в советском кино растет плеяда будущих мастеров, готовых играть не только героев и героинь, но и персонажей из их окружения, и играть таким образом, что эти персонажи остаются в памяти зрителя как герои.

А в середине пятидесятых, уже отыграв в «Вольнице», Булгакова, человек самобытный, непредсказуемый и волевой, решила вдруг (только что окончив ВГИК, только что снявшись — и удачно! — в первой в своей жизни картине, сразу же попав в киноорбиту, куда не каждому актеру дорожку протоптать было по силам) бросить кино и уйти на эстраду. Ну, не окончательно порвать с кинематографом, сниматься — но редко, а вот петь — это пожалуйста, сколько угодно. И где угодно, не только в Москве, но и на периферии, носиться по гастролям, в общем, стать профессиональной эстрадной певицей.

И Майя Булгакова пришла в ЦДРИ, в «Первый шаг», чтобы не только попробовать, но и перейти на новое поприще.

Она появилась в тот момент, когда уже не было Фиготина, Саульский скрупулезно шлифовал новый оркестр, и Булгакова предпочла работать с маленьким коллективом, который словно был создан для нее. Любимый аккордеон, «тихоновский» стиль — это для ее небольшого, но приятного на слух голоса, а уж если говорить об умении не только спеть, но и сыграть песню, обратившись к своей актерской профессии, то успех не заставил себя ждать.

И вот два вокалиста — Майя Булгакова и Александр Некрасов, этот московский Монтан, двойник, подражавший своему парижскому оригиналу, — его, как и любвеобильного француза, осаждали толпы поклонниц, требовавших на концертах «бисировать» чуть ли не каждую песню, — вместе с квартетом Петренко вошли в программу «Молодые москвичи».

Программа была уже почти готова, когда «папа» — Разниковский пригласил Володю Петренко послушать новую певицу, пришедшую в «Первый шаг».

С Фармаковским за роялем Майя спела в тот вечер «Скалинателлу» на итальянском языке и «Коимбру» на испанском.

А когда знакомство состоялось, Петренко без всяких раздумий попросил у «папы» разрешения пригласить Майю в свой квартет. «Папа» же, улыбнувшись, сказал, что он лично не возражает против такого содружества, наоборот, приветствует его, но пока, возможно, придется повременить. Дело в том, сказал Разниковский, что он должен представить Майю Юрию Сергеевичу. «Папа» уважал Саульского, видел, как тот трудится с новым оркестром, и знал, что он ищет певицу для своей программы.

Петренко тоскливо посмотрел на Разниковского и на Майю и хотел было уйти, но в это время Майя вдруг обратилась к Разниковскому:

— Эммануил Самойлович, но ведь одно другому не мешает. У Юрия Сергеевича я не буду занята полностью, если он, конечно, возьмет меня…

— Возьмет, — без тени сомнения сказал «папа». — Но что получится? Вы работаете с Фармаковским, будете работать с Саульским — и еще с Петренко? Силенок-то хватит? Ведь вам еще на работу ходить нужно!

— А я и там пою!

— Как?! Во время работы?

— Во время обеда…

Вот так было год назад, когда Майя Кристалинская впервые встретилась с Володей Петренко.

Она начала работать с Саульским и все же выкраивала время и для квартета Петренко, пела с ним свой небольшой репертуар и постепенно переходила с иноязычных песен на русские — да и немодно становилось петь на чужих языках, своих хороших песен появлялось все больше и больше. Стал писать песни и Петренко, увлеченный не только аккордеоном, но и композицией, для квартета он сочинял инструментальную музыку, а к песням перешел, когда появились вокалисты.

Одну из его песен пела и Майя, автор стихов ей был хорошо известен — Аркадий Арканов…

Песню Владимир Петренко написал специально для Майи.

Это была песня о неразделенной любви — такое бывает очень часто. И не реже бывает то, что произошло — с весной «уплывали надежды, уносимые вешней водой», а потом все закончилось, потому что «весенние талые воды угасили былую любовь». И — «ни к чему начинать все сначала».

Репетиции шли на Кузнецком мосту, в большом доме, где жил Петренко, в его просторной квартире с окнами на проезжую часть, всегда полную обычно спешащими москвичами и машинами, которым не просто было разъехаться на узкой, горбатой улочке. Летом, как правило, окна в доме бывали распахнуты, и прохожие, несмотря на спешку, останавливались на несколько минут: квартет играл так, что толпа разбухала под окнами — ну как не послушать этот торопливый аккордеон, подгонявший его контрабас, журчащий кларнет и всхлипывающую гитару! И женские голоса — один высокий и словно прозрачный, затем его сменял голос пониже, неторопливый и негромкий, и было в нем нечто такое, что заставляло остановиться..