Агент ЦРУ Джеком Шифт только что «порвавший нитку», «инфильтровавшийся», «заброшенный с заданием» в Афганистан за сто пятьдесят советских рублей – вздохнул и пошел вглубь афганской территории. Где-то тут должна была быть стоянка такси, автобусов, или что-то в этом роде, что позволит ему доехать до Кандагара и дальше.

Пограничник, только что получивший от своего маленького брата шесть сиреневых купюр по двадцать пять рублей, прошел в здание пограничного поста, в узком и темном коридоре столкнулся с советским военным советником, который учил их работе на границе. Шесть сиреневых купюр – незаметно поменяли хозяина…

Автобусная станция конечно же была. Рядом стоял в беспорядке целый выводок такси, машин пятьдесят, не меньше, но Шифт решил ехать на автобусе. Ему рекомендовали пользоваться именно общественным транспортом, потому что так меньше шансов погибнуть или быть похищенным. Кроме того – он справедливо подозревал, что водители такси, возящие клиентов от самой границы – все как один стучат в ХАД, а в толпе – намного проще затеряться.

В этом он был прав.

На автобусах были надписи, куда они едут – на пушту, на дари (фарси) и к его счастью – на русском, который он знал. Пройдя мимо длинного ряда автобусов – это были советские ПАЗ, венгерские РАБА и чешские Шкода, разваливающиеся на ходу, он нашел автобус, на котором по-русски было написано Кандагар, потом подошел к группе шоферов, куривших около соседнего автобуса. Пушту – а это были пуштуны – он знал, но немного.

– Салам алейкум – сказал он.

– Ва алейкум ас салам… – нестройно ответили водители.

– Ин отобус кей херокад миконад?[8]

– Ен саад, эфенди[9] – отозвался один из водителей, он говорил не на чистом фарси (дари) а на каком-то диалекте.

– Коджа ман харидан белит?[10]

Расставшись с шестьюстами афганями – довольно дорого – агент Шифт стал обладателем билета, который продал ему один из водителей, здесь все было по-простому. Оставался еще час до отправки – и можно было осмотреться по окрестностям, не слишком, в общем, отходя от автобусной станции…

Агента ЦРУ Джекоба Шифта сотрудники КГБ СССР взяли под контроль сразу при прохождении границы. Только один из офицеров был в форме – форме пограничных войск, он был военным советником при афганской пограничной страже и контролировал непосредственное прохождение американским агентом границы. Этот офицер находился здесь не просто так: КГБ контролировало здесь «лаз» через границу, которым могли воспользоваться иностранные разведчики – не подозревая, что с момента прохождения лаза они попадают под контроль советской разведки. Деньги, которые ему передал «коррумпированный» афганский пограничник – советский офицер положил в пакет – с очередным вертолетом, он отправит эти купюры в Кабул, чтобы там поискали отпечатки пальцев, возможно, так удастся точнее идентифицировать пришельца. Немаловажно было узнать и то, являются ли эти деньги подлинными, или фальшивыми, напечатанными в лабораториях ЦРУ. Когда прошел обмен крупных купюр – американцы лишились огромных сумм, накопленных в подвалах швейцарских и американских банков для того, чтобы в нужный момент, в сотрудничестве с врагами народа выбросить их на потребительский рынок, вызвав инфляцию. Теперь эти деньги можно было выбрасывать – но советская разведка получила информацию, что американцы наладили печать двадцатипятирублевых купюр, чтобы компенсировать потери. То, что у иностранного агента оказались именно двадцатипятирублевые, пусть и потрепанные купюры – было интересно.

Когда американский агент прошел границу и направился к находящейся тут же стоянке автобусов и такси до Кандагара и даже до Кабула – офицер дал условный сигнал рукой (по-иному было нельзя, не исключено, что с той стороны пересечение границы обеспечивалось радиотехнической разведкой противника, и любой радиовсплеск был бы засечен) выводному – агенту, который должен был начинать слежку. Выводной, одетый как пуштун провел американца несколько десятков метров и остановился, передав его двум другим агентам, сам же он направился к стоявшим неподалеку такси. Один из агентов прошел к автобусам, вслед за американцем, и купил билет на тот же автобус, что и он. У агента были два больших баула с бытовой техникой – он купил ее подешевле здесь, чтобы довезти до Кабула и продать там, на базаре с наценкой. Когда пассажиры в автобус набились как сельди в бочку, водитель автобуса, усатый афганец – этнический таджик – завел двигатель и выехал со стоянки. Проехав примерно с километр, он пристроился к хвосту большой колонны, которая шла в Джелалабад под конвоем Советской Армии. Такие колонны ходили каждый час, место в них стоило недорого, и для торговцев это было намного выгоднее, чем терять товар в нелегальных караванах.

Агент, который купил билет вместе с американцем, сидел сзади, это был невысокий и жилистый, загорелый, бородатый мужчина, обнявший объемистую сумку с товаром, и настороженно смотрящий по сторонам, как будто кто-то хотел отнять у него сумку с товаром. В сумке был дорогой и не слишком крупный товар, так называемые «вокмены», небольшие магнитофоны, которые надо было подвесить на пояс, и они играли музыку со стандартной кассеты, последний писк моды кабульских базаров, на которых стало меньше шурави, но сами афганцы стали жить лучше и покупать больше. Тридцать девять вокманов, которые этот человек купил здесь, в приграничье, ровно тридцать девять и один точно такой же, который он привез с собой и положил в ту же сумку. Потому что где лучшего всего спрятать дерево – как не в лесу.

В нескольких машинах от автобуса к колонне присоединился пикап, в нем сидели еще двое пуштунов…

Ровно в одиннадцать часов по местному времени – колонна тронулась.

Аэродром Кандагара, почти полностью уничтоженный во время афгано-пакистанской войны – быстро восстановили, но не до конца. Старое здание управления полетами решили не трогать, построили новое. На нем, почти разрушенном – теперь была грубо сработанная плита из афганского мрамора, на которой были выбиты имена погибших здесь, в жестоком и неравном бою с душманами и солдатами регулярной пакистанской армии. Теперь – это был памятник, и в развалинах – всегда стоял накрытый кусочком хлеба стакан с техническим спиртом, который сливали с самолетов. Это было именно то, что пили покойные при жизни, этим поминали их и в смерти…

Уаз – 469 батальона аэродромного обслуживания выкатил на залатанную военными строителями полосу нечто странное. Это был самолет, размером примерно с Як-52, только без кабины. Тот же самый движок от Яка, длинные крылья, позволяющее самолету дольше оставаться в воздухе, фюзеляж, в котором место пилота занимало топливо. На самолете была разведывательная аппаратура последнего поколения и аппаратура, позволяющая передавать данные (в том числе видеосигнал) либо на самолет – ретранслятор, либо на наземный пост управления, размещавшийся в обычном КУНГе с антеннами.

Это и был аппарат «Ворон», произведенный МОЭПО, Московским опытно-экспериментальным производственным объединением, созданным при поддержке людей из ЦК КПСС на московском заводе «Знамя труда», производящем самолеты Миг. Началось все с того, что нескольким молодым инженерам попал в руки аппарат, который упал в расположении сирийских войск в восемьдесят втором году, во время войны с Израилем. Тупая советская привычка все засекречивать обходилась дорого – если бы не настойчивость одного из выпускников МАИ, искавшего тему для дипломной работы – этот аппарат так бы и пролежал в спецхранилище без толку. Советские инженеры просто не понимали, зачем советской армии нужен разведывательный аппарат, который можно сбить удачной очередью из пулемета – им подавай сверхвуковой «Ястреб» Туполева, который запускался с четырехосной машины. Урок долины Бекаа, когда благодаря наведению с таких вот аппаратов была наголову разгромлена мощнейшая система ПВО – впрок не шел… по крайней мере до какого-то момента. Истратив несколько литров спирта, выпускник МАИ все же сумел ознакомиться с примитивным творением израильской военщины и сварганил примерно такой же аппарат – только на восемьдесят процентов состоящий из уже освоенных советской промышленностью компонентов. Защита дипломной работы едва не провалилась. Почувствовав опасность советские «ученые» решили дать бой неопытному в бюрократических баталиях юнцу, который тот обречен был проиграть – если бы об аппарате случайно не узнал инструктор отдела оборонной промышленности ЦК КПСС, заглянувший в МАИ. Председатель Государственной технической комиссии Юрий Дмитриевич Маслюков требовал новых разработок. Спешно организовывался в отдельный род войск спецназ, Комитету государственной безопасности по настоятельной просьбе товарища Алиева передали три мотострелковые дивизии, которые предстояло довести до ума и сделать из них три дивизии войск специального назначения КГБ СССР – все это требовало неких новых подходов к вооружению и оснащению. Дальше – все произошло примерно так же, как с ударным самолетом Скорпион, для производства которых сейчас открыли отдельный цех в Ташкенте. Поездка на Старую площадь, разговор нескольких неопытных юнцов лично с товарищем Маслюковым – и через два дня постановление ЦК КПСС о создании МОЭПО на базе завода в Луховицах с конструкторской поддержкой КБ Яковлева и Микояна. Советская бюрократическая машина была косной и неповоротливой – но в то же время, если счастливчикам удавалось добраться до самой верхушки – решения принимались быстро, жестко и правильно. Юрий Дмитриевич, успевший согнать немало толстых задниц с насиженных ими кресел – был не тем человеком, с которым можно было шутить и саботировать его распоряжения. Все на собственной шкуре убедились – расправа следовала конкретная.