Майор Вебер задумался

– Есть здесь один парень… На одну ступень выше меня, но толковый офицер. Он здесь в командировке… я его приведу и потолкуете. Может быть, придется слетать в Форт Брэгг или в МакДилл[81]. Есть пара свободных дней?

Авратакис улыбнулся

– После вояжа на Восток – хоть неделя…

– Тогда он тебе позвонит. Но не сегодня.

Получив в Пентагоне скользкий и уклончивый ответ от Макса Вебера, занимающего гораздо более высокую реальную должность, чем та которая значилась в ведомости на выдачу жалования, Авратакис не пошел на кольцо Е. За то время, пока он занимался афганской проблемой он поднаторел в обхождении бюрократических рифов в Вашингтоне и знал, что это ровным счетом ничего не даст. В блоке Е обитают важные птицы – генералы, мундир которых свободно может сойти за бронежилет во фронтальной проекции, для них сотрудник ЦРУ – это нечто среднее между скунсом и хорьком, нечто такое, что стоит держать от себя подальше. Но все эти ребята, которые обожают дорогостоящие игрушки – чертовски сильно зависят от парней на Капитолийском холме, которые каждый год утверждают им бюджет. И любого из двенадцати конгрессменов, сидящих в комиссии по бюджету – они готовы носить на руках и целовать им ботинки. Вот почему – Гас Авратакис сел в полагавшийся ему по должности темно-синий бронированный Олдсмобиль-98 и отправился на Капитолийский холм, где засел главный идеолог и приводной мотор войны в Афганистане – конгрессмен от второго избирательного округа Техаса Чарли Уилсон.

В середине дня – в центре Вашингтона движение весьма затруднено, припарковаться тоже негде, и лучше было бы спуститься в метро – но Авратакис не хотел бросать машину. Пока водитель нервничал и, цедя через зубы ругательства рывками, как пехотинец от укрытия к укрытию, продвигался по запруженным транспортом вашингтонским улицам – Гас Авратакис думал. И мысли его – были весьма невеселые.

Русские предложат обмен, это к гадалке не ходи. Тот идиот, которого послали в Афганистан – он знал немного, и только по Афганистану, для русских гораздо важнее сейчас выручить Эймса. Они ткнули рожей в лужу все ЦРУ – интересно, кстати, откуда этот полурусский козел Гейтс узнал имя Эймса – а теперь ткнут еще раз. Освободив Эймса и вывезя его в СССР, они дадут всем ясный сигнал: на нас работать можно! Мы никого не оставим в беде и выручим нас в любой ситуации[82]! Так что – привычно пойдя на обмен, ЦРУ только усугубит ситуацию с предательством Эймса, дав сигнал всем остальным, что предавать можно.

Ну, Роджер, ну козел…

Сам Авратакис почти не знал Эймса: в ЦРУ был такой уровень секретности, что ни один сотрудник не знал, чем занимаются другие. Встречались пару раз на совещаниях по советской проблематике, не более. Один раз они сидели на соседних местах и Авратакис, отец которого продавал алкоголь – почувствовал буквально въевшийся в одежду Эймса запашок сивухи. Понял – пьет. Но в ЦРУ, со всеми стрессами и бесконтрольностью, с проблемами в семьях – пили многие, некоторые были готовы уже к обеду, некоторые шли в бар и напивались под вечер. И все было нормально – и только когда этот умник Гейтс, чистюля, шпарящий по-русски лучше русского, указал пальцем – тут и стало всплывать. И Ягуар на стоянке – интересно с каких грабежей. И разорительный развод, прошедший без особых финансовых потрясений. И отдых на дорогом курорте. И две дорогущие картины, которые нашли в доме.

В общем, полный набор. И даже этим разоблачением, позволившим ликвидировать не то что протечку – а настоящую дыру ниже ватерлинии – КГБ им поднасрало, ведь теперь по всему ЦРУ шли проверки, и деятельность многих отделов была просто парализована. И это в то время, когда в Москве у руля – последыши Сталина и русские – как с цепи сорвались.

Господи, может, Гейтс сам спелся с КГБ? Ведь даже вся эта вакханалия, что сейчас творится – на руку русским! Интересно – а кто сдал того парня в Афганистане, ведь не случайно он попался, к гадалке не ходи – не случайно!

Вырвавшись из цепких объятий вашингтонских пробок, Олдсмобиль свернул на закрытую стоянку Капитолия, водитель облегченно вздохнул.

– Приехали, сэр.

– Паркуй машину. Я сейчас.

В офисе конгрессмена Чарли Уилсона Авратакиса встретила ослепительная длинноногая блондинка с ангельской улыбкой – вокруг Чарли всю дорогу так и вились самые разные женщины. Ее звали… кажется Анита, а может и еще как. С помощью Ангелов Чарли – на Капитолийском холме можно было решить немало вопросов.

– Мистер Авратакис… – защебетала она, сотрудника ЦРУ здесь хорошо знали – мы рады вас снова видеть, но мистер Уилсон прилег отдохнуть и…

Опять…

– Мне можно – заявил Авратакис, отодвигая даму в сторону – сейчас разберемся.

Первое, что бросилось в глаза сотруднику ЦРУ, когда он переступил порог кабинета конгрессмена – это бутылка. Опустошенная на две трети бутылка дорогой водки Grey Goose, она нагло стояла прямо посреди стола, незакрытая и от нее в кабинете был ощутимо неприятный запах. Еще более неприятный запах исходил от конгрессмена Чарли Уилсона, мирно спавшего на диванчике и издававшего рулады носом.

– Вы что, не можете отобрать у него бутылку? Ему же нельзя.

– Сэр, мы проверяем его кабинет постоянно… мы не знаем где он ее взял.

В восемьдесят шестом году Уилсон свалился с обширным инфарктом, врачи давали ему не больше месяца жизни. Бычье, техасское здоровье бывшего морского офицера взяло свое – но врачи предупредили его, что даже одного стакана спиртного может хватить для беды. Уилсон не пил какое-то время – но после того, как русские нанесли по Пакистану атомный удар – он сорвался. Это надо было прекращать.

– Значит, так. Два стакана для хайболла. В одном минеральная вода, немного и растворимый аспирин, таблетки три. В другом томатный сок на треть и два сырых яйца. И побыстрее.

Сын торговца спиртным, Авратакис хорошо знал, как приводить в чувство алкоголиков с минимальными последствиями для их здоровья.

– Да, сэр! – сказала Анита и вылетела за дверь.

Начальник департамента ЦРУ пододвинул стул, сел поближе к дивану, на котором спал конгрессмен. Для гигантского роста конгрессмена, диван был мал и его длинные ноги свешивались за спинку.

– Чарли, Чарли… – со вздохом сказал Авратакис.

Ведь он любил этого человека. Специальный представитель директора ЦРУ был жестким и циничным человеком, он видел слишком много дерьма и грязи, чтобы любить кого-то из людей – но вот этого парня он любил. Конгрессмен Чарли Уилсон сделал намного больше, чем он был должен для защиты интересов Америки, он не предал их и не подставил даже тогда, когда в Пакистане взорвался ядерный заряд и погибли американские военнослужащие и советские предъявили всему миру обломки сбитого в Афганистане американского палубного истребителя и нескольких сбитых американских летчиков – и на них на всех обрушилась очередная Ниагара дерьма. Предложения тогда были самые разные: распустить ЦРУ, объявить импичмент Президенту. Оказалось, что американцы готовы поддерживать тех, кто почти без шансов бьется на переднем крае борьбы с наступающим коммунизмом – но не готовы, чтобы гибли американские военнослужащие. И лишь этот парень – встал с ними плечом к плечу и принял на себя весь удар. Потому и начал пить – почти все, кого он узнал за время многочисленных поездок в Пакистан – погибли. Уйти не удалось почти никому.

– Готово, сэр – вернулась Анита с требуемым.

– Поставь на стол.

Гас Авратакис долил стакан с томатным соком и желтками водкой, размешал живительную смесь коктейльной соломинкой. Потом взял кувшин с водой и бестрепетно вылил кувшин на голову конгрессмена. Тот заворочался, застонал.

– Какого черта. Анелиз…

– Давай, вставай, парень. Русские идут!

Упоминание о русских взбодрило конгрессмена: тот с трудом сел на диване, приглаживая мокрые волосы. Мутные от опьянения глаза сфокусировались на человеке перед ним