– Кто именно принимал наркотик в Баграме?

– Был тут человек… Фамилия… Сивахин, кажется. Но ты его не ищи. Убили его.

– Кто убил?

– Не знаю. У своего руководства гэбэшного спрашивай.

– Хорошо. Когда это произошло?

– В восемьдесят третьем. Октябрь… не помню.

Аскеров прикинул – примерно в это время окончательно слег в больницу Андропов. Почки… и оттуда уже не вышел. Мингазов… сволочь, признался, что отравил Андропова, и многих других, но зачем – молчит как рыба. Видимо, и у этого – семья.

С..и…

– Допустим. Кто пришел на место Сивахина?

– А никто, мушавер не пришел.

– То есть как. Поясните.

– Пришел Птицын. Сказал, что в наших услугах советская сторона больше не нуждается. Теперь он все будет делать сам.

– Когда это было?

– Да примерно – тогда же.

Решили отключить афганцев, чтобы не делиться. Возможно – из-за этого же убили Андропова… Нет, скорее – чтобы не мешал.

– Кто и каким образом передавал вам деньги за оказанные услуги?

– Птицын передавал. Прямо в кабинет приносил.

– Сколько именно?

– Немного. Наличными.

– Какими именно?

– Доллары. Американские доллары.

– А счета?

Бывший генеральный секретарь вскинул голову, прожег Аскерова ненавидящим взглядом.

– Какие еще счета?

– Обыкновенные. В швейцарском банке. Юнион Банк Свисс. Да ты не переживай так, мы все равно деньги снять не сможем. Просто знаем, что счет там есть. Сколько там?

– Достаточно.

Аскеров снова не стал настаивать.

– Какие именно суммы передавал вам Птицын и как часто?

– Десять… пятнадцать тысяч… каждый месяц.

– Долларов США? Десять – пятнадцать тысяч долларов США?

– Долларов США.

– Хорошо. Кто еще в афганском руководстве был в курсе схемы?

– Кармаль был.

– Еще?

– Не знаю. Про Кармаля знаю точно.

– Лаек?

– Не знаю, говорю же, мушавер.

– Хорошо. Кто убил полковника Кулакова?

Наджибулла усмехнулся.

– Ты еще спрашиваешь, мушавер? Ты его убил…

Аскеров покачал головой.

– Я не убивал Кулакова.

– Как знаешь – легко согласился Наджибулла – но и мы его не убивали. Не убивали мы его. Ищи у себя, кроме ваших – некому.

– Найдем. Как часто вы контактировали с Птицыным после конца восемьдесят третьего?

– Часто. Как и раньше. Он ведь мне платил.

– То есть как – платил?

– Так и платил, мушавер. Деньгами.

– Сколько?

– Семь… десять тысяч.

– Долларов США в месяц?

– Их самых. Долларов США в месяц.

Шайтан… как же просто. И какие мы все-таки дураки… Как облажались… с Амином, с Кармалем, со всеми. Никому просто в голову не приходило, что лояльность этих брехунов, рассуждающих о коммунизме как дикарь о высокой кухне – стоит ни много, ни мало – десять тысяч долларов США в месяц. Гнали сюда… стволы, муку, машины, строили им заводы на халяву. Но всё, что они стоили, все вместе, всем их головотяпистым кагалом – это десять тысяч долларов США в месяц.

Уму непостижимо.

– Кому еще кроме вас Птицын приносил деньги?

– Это не знаю, мушавер. Про себя знаю – скажу. Про других – не знаю.

Им же цена всем в базарный день – смятый трешник…

Генерал Аскеров вспомнил своего отца – тот после того, как пришел с войны устроился в милицию, дослужился до начальника РОВД. Вспомнил, как тот искреннее плакал, несколько дней плакал и скрипел зубами, и был чернее тучи, так что домашние боялись подойти – когда одного из его подчиненных поймали на взятке. Помнил радость отца и опасливое восхищение соседей, когда он, ефрейтор пограничных войск, прибыл на десятидневную побывку к себе на родину. Зеленые петлицы, значок отличной боевой и политической…

А эти… Тот же … товарищ Наджиб, как он себя называл. Когда Кармаль бежал из Афганистана – этот был послом в Иране. Тоже бежал – но не забыл с собой кассу посольства прихватить. Все – проститутки дешевые… э, кутарингесси джаляб…

Некстати подумалось – хорошо, что отец так рано умер, да простит Аллах такие мысли. Он умер с гордостью за своего сына. Он не пережил бы позора, если бы узнал, что его сына, тогда уже полковника КГБ посадили в тюрьму, он не принял бы его дома, он просто не понял бы – что ему не говори. Хотя нет… он умер бы от горя, увидев своими глазами что творится в стране…

– Сменим тему. Вопрос – назовите пункты, через которые проходил контрабандный транзит героина. Это был Ташкент?

– Какой Ташкент, мушавер… ничего то ты не знаешь. Ташкент слишком часто проверяли. Это был аэродром в Оше, там какие-то ваши авиаполки базируются. Оттуда дальше.

– Куда – дальше?

– И этого я не знаю. Я знаю, откуда ваши борты приходили. Дальше – не знаю, ищи там, мувшавер.

– Найдем. Следующий вопрос. Про кого еще из советских военнослужащих, советников, иных лиц с советским гражданством вы знаете, как об участниках схемы наркотранзита.

– А вот этого – не скажу, мушавер.

– То есть, как – не скажете?

– Так. Выполни то, что обещал – тогда поговорим.

– Запись прерывается …

Генерал Аскеров нажал на кнопку. Наджибулла старался не смотреть допрашивающему его мушаверу в глаза.

– Играешь… – неопределенно сказал москвич

– Мое дело. Пока семьи не увижу – ничего не скажу. Мне все равно – что жить, что умирать, мушавер. Если надо – так и расстреляйте меня за то, что я сделал. Семье жить дайте. Об одном прошу, мушавер, семье жить дайте. Как братьев вас прошу…

Генерал спрятал диктофон в карман, поднялся со стула.

– Вовремя ты о братстве сейчас вспомнил. Козел.

– Подожди! – Наджибулла остановил генерала у самой двери.

– Ну?

– Ты кое-что не понял, мушавер. Кое-что очень серьезное не понял. Ты думаешь, это мы все затеяли: я, Кармаль и несколько нехороших людей в командовании контингента и КГБ? Нет, мушавер, это не так. Все с верха шло, с самого верха. С вашего верха. Кармаль в Афганистан приехал – он про это уже знал, готовился это делать.

– Бред какой-то.

– Это так, мушавер, хлебом клянусь. Рафик Кармаль при мне ругался, говорил, что Советы войну затеяли и нас втравили.

– Не только он это говорил. Вы все это говорили.

– И я говорил, мушавер, но дело не в этом. Вы и в самом деле эту войну – сами затеяли. Ты сейчас пойдешь звонить – подумай хорошо, кому ты будешь звонить. Как бы не получилось так, что ты позвонишь самому злейшему врагу.

– Назови мне их, чтобы этого не произошло.

– Не могу, мушавер, да я и знаю то их не всех. Но семью в Москву привезешь – назову. Кого знаю.

– Тогда сиди. Жди. И молчи.

Генерал вышел из комнаты, аккуратно закрыл дверь.

– Никого к нему не пускать, никого. Следите, чтобы он не совершил самоубийства. Если ему принесут еду и воду – требуйте, чтобы тот кто принес, попробовал все это сам. Обыскивайте каждого, кто входит, и никакого оружия.

– Нам довели при постановке на пост… – сказал один из охранников.

– Сохраните его, ребята. Сохраните – За отвагу получите, только за то, что несколько часов тут стояли. Нет – в дисбате сгниете…

Когда генерал ушел, охранники переглянулись. Потом один из них кратко высказал все, что думает по этому поводу. Нецензурно.

Генерал зашел в центр связи базы. Когда он шел сюда в голове мелькнула мыслишка, а что если и… Но тут же – он упрекнул себя. Человек, который его сюда послал – он же его считай и из тюрьмы вытащил, и не только его – многих. Он его сюда послал и задание дал… не может быть, чтобы и он… Не на себя же охотиться.

– Покинуть помещение! – приказал генерал– Аскеров, когда настроили связь с Москвой – всем, включая дежурных операторов.

– Но… не по инструкции же…

– Кто из дежурных знает азербайджанский?

– Никто, товарищ генерал.

– Хорошо, дежурные остаются, все остальные – вон. Быстро!

Про себя он решил – если говорить на азербайджанском, те, кто будет слушать – должны будут сначала найти переводчика, потом все это перевести. Переводчика найти не так то просто. Так он выиграет хоть пару часов…