Ни одна морщина не дрогнула на лице Куция Мерка. Он почтительно сказал:

— Ясно: проникнуть в Логово и уничтожить его вместе с автоматикой зарядом распада.. — Мгновение подумав, он добавил почти небрежно: — Нужно надежное прикрытие.

— Прекрасно, — согласился правитель, обойдя подковообразный стол и усаживаясь в удобное кресло, где сидели многие его предшественники и где он собирался еще долго сидеть.

— Прикрытие — Аве Map.

— Аве Map, сын? — Добр Map резко встал с кресла.

Чтобы скрыть гнев, он отвернулся. Этот опытный разведчик ведет с ним недостойную игру, рассчитывает, что отец не рискнет жизнью сына.

Добр Map до того, как он трижды выставлял свою кандидатуру в правители Даньджаба и терпел провал, пока не согласился стать «другом правителя», владел огромными плодородными полями. Его сын Аве родился в полях, близко к природе. Свое имя Аве (Приветствующий) он получил, став юношей. Мальчишкой он бегал с полуголодными детьми круглоголовых, работавших на полях отца. Он не только удил с ними рыбу, чтобы помочь хоть раз насытиться, лазил по деревьям за питательными почками, но и, как все до него поколения ребят, играл в войну.

Добр Map гордился сыном, хотя тот и унаследовал от бабушки, круглоголовой, вьющиеся волосы, а от матери девичьи загнутые ресницы и ясный взор. Отцу не очень нравилось, что сын слишком восторженно смотрит на мир, наивно веря в справедливость и древние законы чести. Жизнь не раз наказывала его за эту старомодность. Но отцу льстило, что сын боготворит его за деловитость и миролюбие. Однако сын совершал необдуманные поступки: покинул своего учителя Ума Сата, «не желая служить науке смерти», открыто высказывался против того, что на обоих континентах решающую роль играли владельцы полей и крупных мастерских, получавшие выгоду от перенаселенных земель и труда тех, кто работал на владельцев. К счастью, ему, как это знал отец из секретных донесений, никак не удавалось примкнуть к «подледному течению» молодежи, грозившему вырваться и здесь, на Даньджабе, новым Восстанием Справедливости. При Аве не раз произносились крамольные речи приверженцев учения Справедливости, но он не считал нужным сообщать о них отцу. Аве знал о тайных собраниях, участники которых в знак приветствия касались левой рукой правой брови. Но он не попадал на эти сборища. Видимо, труженики все-таки не доверяли ему, как сыну правителя. Отцу не приходило в голову, что друзья Аве Мара могли беречь его как способного знатока знания. После ухода от Ума Сата Аве посвятил себя проблеме возможной жизни фаэтов на других планетах. Добру Мару были известны, но малопонятны его доказательства, будто авторитеты звездоведения не правы, утверждая, что жизнь невозможна нигде, кроме Фаэны, поскольку остальные планеты или слишком удалены от светила, или, подобно Мерку, Вене и Земе, испепелены его лучами. Фаэтам некуда было бежать с их планеты, если не считать малопригодного для жизни сурового Мара, предназначенного диктатором континента варваров для ссылки круглоголовых. И оказывалось, что единственным средством очищения планеты для грядущих поколений может быть только война. Аве же утверждал, что на Земе вовсе не обязательно ожидать высокий уровень тепла только потому, что планета близка к светилу Сол. Решает не близость к светилу, а содержанке углекислоты, которая создает «парниковый эффект», препятствующий излучению планетой в космос избытка тепла. Этому эффекту якобы и обязана Фаэна тем, что на ней могла развиться жизнь. На ее небосводе светило всходило лишь самой яркой звездой, в то время как на Земе оно должно выглядеть ослепительным диском. И Аве доказывал, что будь на Земе углекислоты соответственно меньше, чем на Фаэне, там не окажется парникового эффекта, излишнее тепло сможет излучаться, и на ее поверхности могут развиваться любые жизненные формы.

Взгляды Аве были отвергнуты авторитетами как нелепица. И он разочаровался в знатоках знания, в ученых, в самом себе, пал духом и затосковал.

Отец лишь пожимал плечами. Он хотел бы иметь более приспособленного к жизни сына, хотя и любил и жалел его. И вот теперь Куций Мерк требовал жертвы. Ради выполнения задания правитель Добр Map должен — был рискнуть жизнью сына.

Куций Мерк рассчитывал наверняка, считая, что правитель отступит, но ошибся. Тому тоже некуда было деваться.

Вспоминая все это, Добр Map, «защитник права и культуры», не находил себе места. Он не знал, как обернется дело на Властьмании, будет ли выполнено безумное задание, будет ли, наконец, уничтожен опасный Куций Мерк, останется ли жив Аве.

Каждый вечер после появления в небе сверкающего Юпи над Грозной Стеной Мать Луа приводила к своей воспитаннице нетерпеливого Аве.

Вместе с горбуном, всегда сопровождавшим хозяина, она оберегала их. Между собой няня и секретарь не ладили. Горбун добивался, чтобы Мать Луа куда-то провела его, но та страшилась.

Однажды Аве пришел в сад грустный, словно на него накатилась былая хандра.

— Что с тобой? — тревожно спросила Мада.

Аве Map признался, что завтра должен покинуть Великий Берег. Путешественникам нельзя дольше задерживаться близ Дворца диктатора. Куций заметил слежку.

Молодые фаэты, как и в первый раз, стояли в тени деревьев. Мада положила голову на грудь Азе и заплакала. Он гладил ее волосы, не зная что сказать. То, что они любят друг друга и не мыслят разлуки, разумелось само собой.

Мада посмотрела на Аве снизу вверх, запрокинув голову. Его кудрявая голова заслоняла звезды.

— Все устроится, — утешал он. — Надо использовать некоторые странности твоего отца, его приверженность к древним обычаям. Он ссылается в своем учении на прежних монархов, даже вспоминает, что брак детей враждующих царей отдалял войны. Я отправлюсь к своему отцу, буду просить его обратиться к Яру Юпи с предложением нашего с тобой союза.

Мада отрицательно покачала головой.

— Как? Нам пожениться сейчас? — отгадал ее мысль Аве.

— Да. Раньше, чем ты уедешь.

Мада сказала это твердо, почти властно.

— Значит, нынче ночью? — несколько растерянно спросил Аве. — Но кто в состоянии поженить два полюса вражды?

Мада рассмеялась, хотя ее лицо было еще мокро от слез. Аве своеобразно говорил на чужом языке.

— Ты просто не знаешь обычая «высших». Это круглоголовые женятся с разрешения властей. А мы, длиннолицые, свободны. Любой из «высших», чей возраст превосходит сумму возрастов влюбленных, может провозгласить их мужем и женой.

— Но где найти такого старца? Аве у «высших» только гость.

— Что означает «гость»? — с вызовом спросила Мада. — Что, ты бессилен найти выход?

Аве вспыхнул:

— Я был учеником самого Ума Сата, первого ученого планеты. Тот достаточно стар и находится здесь.

— Но он круглоголовый, — разочарованно протянула Мада.

— Ум Сат только что провозглашен на Властьмании «почетным длиннолицым». Он равен «высшим среди высших».

Мада оттолкнула Аве, но удержала его руки в своих, любуясь им:

— Беги к нему! Ты истинный фаэт и сможешь убедить его.

Горбатый Куций Мерк, низко кланяясь, ввел в келью к Уму Сату молодого фаэта.

— Аве Map? Вернулся к учителю? — приветствовал старик вошедших, привстав с кресла им навстречу.

— К учителю — в труднейшее мгновение жизни.

— Ты говоришь так, словно речь идет о смерти или жизни.

— Нет! — энергично замотал головой Аве. — Много больше! О счастье!

Старик пристально посмотрел в лицо любимца.

— Вот как? Но чем помочь?

— Используя права, дарованные Советом Крови, Ум Сат по закону «высших» имеет право соединить навеки Аве Мара и ту, которую тот полюбил сильнее жизни.