Видения, которые испытывал Дак'ир ранее, прямо перед тектоническим сдвигом, который открыл разлом в подземный мир, всплыли в памяти. На странном, почти инстинктивном уровне они подтвердили, что Скория обречена и что гибель ее близка.

Да, нужно будет спасти из пламени неминуемого разрушения планеты все. Оставалась только одна небольшая проблема: полузарытый в пепельную пустыню «Гнев Вулкана», не имеющий никакой возможности вырваться. Если на то была воля примарха, если это часть его пророчества, запечатленная в «Книге огня», то Дак'иру оставалось надеяться, что спасение вскоре явится само.

Взгляд брата-сержанта переметнулся на Гравия:

— Ты можешь подняться, брат? Можешь ходить?

— Не могу, — с сожалением ответил Гравий.

Пириил коснулся наголенника почтенного брата и прикрыл глаза. Через секунду открыл, в них еще гас голубой отсвет.

— Его доспехи полностью скованны, — сказал библиарий. — Приварились к трону. И его мышцы, скорее всего, уже атрофировались.

— Можем мы его сдвинуть?

— Нет, если не хочешь переломать ему конечности, — мрачно ответил Пириил.

— Это мой пост, — проскрипел Гравий. От его дыхания исходил неприятный запах медленного разложения и затхлого воздуха. — Мой долг. Я должен был умереть давным-давно, братья. Если Скории суждено погаснуть, стать пылью в безбрежной Вселенной, значит то же суждено и мне.

Дак'ир умолк, тщетно пытаясь придумать какое-нибудь решение. В конце концов он от огорчения сжал кулак. Пириил терпеливо смотрел на него. Тон сержанта выдал его гнев и досаду:

— Мы вернемся за доспехами и сообщим о находке брату-сержанту Агатону. Нужно быть готовыми, когда найдется способ убраться с этого проклятого камня.

Тсу'ган вернулся к бастионам железной крепости как раз вовремя, чтобы увидеть, как орочью линию разрывают первые взрывы.

Вереницы огненно-серых цветков взметнулись перед наступающими зеленокожими, уничтожая пехоту и разнося на куски слепленные кое-как машины. Даже не запнувшись, орки прошли по грудам из тел и покореженного металла — побоище, похоже, только разожгло в них жажду битвы. В магнокуляры Тсу'ган видел, как некоторые зеленокожие останавливались, чтобы добить раненых собратьев и выдрать у них клыки или снять башмаки и снаряжение.

— Грязные падальщики! — зло прорычал он, разглядывая безбрежную зеленую орду.

Про себя он проклинал тот факт, что силы Саламандр оказались разделенными перед лицом столь многочисленной армии. Сейчас нужно было сплотиться, а не разделяться. Все-таки не следовало так просто оставлять «Гнев Вулкана» и его экипаж. Но в любом случае сейчас к оставшимся братьям невозможно было отправить даже гонца: никто не смог бы пройти живым сквозь зеленое море, раскинувшееся перед ними.

Твари двигались неравными группами, которые брат-сержант грубо приравнял к батальонам или взводам. Каждую ватагу вел огромный вождь, чаще всего — на потрепанном фургоне, багги или грузовике, собранном из клепаного металла, кованых листов и исковерканных частей вражеских трофейных машин. Тсу'ган предположил, что корабли зверюг — те, что принесли их на поверхность Скории, — сели где-то далеко в пепельных дюнах и находятся вне досягаемости магнокуляров.

По крайней мере, осколки, отваливающиеся от черного камня и падающие вниз, иссякли. Среди орков то тут, то там периодически вспыхивали драки. Их низкорослые родичи — жестокие поджарые существа, известные как гретчины, — держались с краю таких свалок в надежде подобрать какие-нибудь остатки, обесчестить проигравшего или просто поорать, призывая подраться еще. Зачастую этих мелких зеленокожих хватали во время беспорядочных и на вид случайных скандалов и использовали вместо дубинок, чтобы отколотить противника с кровавыми последствиями для обоих.

Орки были породой ксеносов, живших исключительно ради драки. Их поведение было абсолютно необъяснимо с точки зрения Империума, ибо твари не владели ни одним из понятных методов ведения войны, которым обучался любой тактикус логи или адептус стратегио. Однако предрасположенность чужаков к битве явно просматривалась в их мускулатуре и телосложении. Толстошеих, с кожей, крепкой, как бронежилет, этих зверюг непросто было убить. Широкоплечие, с крепкими костями и еще более крепкими черепами, ростом они равнялись Астартес в силовых доспехах, равно как и силой и агрессивностью. Единственным по-настоящему слабым местом у орков была дисциплина, но ничто так не заставляло орочий разум сосредоточиться, как перспектива подраться со столь выносливым и крепким противником, как космический десантник.

Глядя на массы приближающихся зеленокожих, Тсу'ган понял, что эту битву выиграть будет нелегко.

«Дисциплина и преданность, — поправил себя Тсу'ган. О преданности зеленокожих говорить не приходилось: у них не было чувства долга, которое вело бы их. — Да, преданность — это наша сила, наша…» Мысль исчезла.

— Сколько их? — спросил брат Тиберон.

С того момента, как они отошли, как и полагалось, от наступающих зеленокожих, орда разрослась. Тсу'ган поначалу приравнял по своим самым оптимистичным оценкам силы орков с силами Саламандр в железной крепости, но сейчас подозревал, что это уже сильное преуменьшение.

Брат-сержант со своим боевым звеном присоединились к остальным братьям на стене в двух секциях от того места, где стоял Н'келн со своей свитой. Иагон перехватил блуждающий взгляд Тсу'гана, когда тот оторвался от магнокуляров и глянул на брата-капитана.

Эта битва или закалит его, или сломает — вот о чем поведал их безмолвный обмен взглядами.

Брат Лазарь, похоже, почуял флюиды между Иагоном и братом-сержантом. Все отделение Тсу'гана разделяло нежелание своего командира видеть Н'келна во главе третьей роты.

«Это не отказ от преданности, — говорил себе Тсу'ган, еще не отошедший от предыдущих мыслей. — Это мой долг во благо роты и ордена».

— Если он будет колебаться, — сказал Лазарь вполголоса, — его место займет Претор. Можешь не сомневаться.

«Тогда путь для другого освободится…»

Тсу'ган словно прочитал мысли Иагона по выражению его лица.

Брат-сержант прикрепил шлем к магнитному замку на поясе, предпочитая ощутить на лице усиливающийся ветер и услышать звериный рев зеленокожих, не искаженный резонансом доспехов. Он прищурился, словно пытаясь предугадать поведение капитана.

— Пусть судьей ему станет пламя битвы, — наконец произнес он. — Таков прометейский обычай.

Тсу'ган повернулся к Тиберону. Гортанные вопли зеленокожих слышались громче с каждой секундой.

— Там их уже тысячи, брат, — ответил он на заданный ранее вопрос. — Больше, чем видят мои глаза.

Когда дым от взрывов заминированной полосы рассеялся, орки остановились. На пепельную пустыню опускалась ночь, как и предсказывал Тсу'ган. Междоусобные драки среди зеленокожих внезапно прекратились. Сейчас орки были поглощены жаждой убивать, желанием уничтожить Саламандр.

В гаснущем свете дня зеленокожие принялись воинственно рисоваться, постепенно доводя себя до боевого бешенства. Вожди выпячивали подбородки, похожие на булыжники из зеленоватого камня. Их кожа была темнее, чем у остальных, ее покрывали многочисленные шрамы, как и у их телохранителей, которые бдительно кружили возле вождей. Чем темнее была шкура у орка, тем крупнее он был, тем матерее и главнее. Не обращая внимания на командиров, орки принялись колотить себя в бронированную грудь и бряцать толстыми тесаками и топорами по металлическим пластинам, цепям и бронежилетам. Они орали и ревели, паля в воздух из своего оглушительного оружия. Вонючий дым от плохого пороха стоял стеной.

Тсу'ган чувствовал, как в тварях нарастает психическая сила. Он не был псайкером, как Пириил, но все же ощущал отголоски ее воздействия. Орки генерировали эту силу, когда собирались в больших количествах, и она возрастала многократно, когда орки сражались. От этой силы у Саламандра покалывало кожу, ныли зубы и пульсировало в голове. Тсу'ган надел шлем. Время наслаждаться атмосферой грядущей битвы подошло к концу.