Оставшись наедине с Энгой, Дирвен буркнул, глядя в сторону:

– Извини, ладно? И за то, что я тебя так ударил, тоже извини, я ведь думал, ты из этих… Просто я один раз видел, как такая гадина убила людей у нас в Аленде.

– Ктарма?

– Да. Ты поосторожней об этом думай, они это чувствуют.

– Я умею закрываться. А твой удар, спору нет, был не рыцарский, но я успела защититься чарами. Иначе бы не простила, не надейся. Амулет, который достался чворку, должен был разрушить «ведьмину мясорубку»? А что бы он сделал, если во мне нет никакой «мясорубки»?

– Ничего бы не сделал, эта штука для людей не опасна.

– Ладно, будем считать, что помирились.

Он согласно кивнул, но ужасающее ощущение провала не отпустило. Скоро подойдет черед второй попытки, лишь бы снова не облажаться… А пока есть время, лучше заняться делом. Устроившись на табурете, Дирвен начал выкладывать на драную блекло-розовую скатерть свои амулеты. Наверняка во время драки с ведьмой им тоже досталось, и сейчас он с каждым по очереди «разговаривал», восстанавливая нарушенную связь.

Энга тем временем расчесала волосы, оправила жакет, с недовольным выражением лица ощупала сквозь юбку пресловутую шлайку, надела и зашнуровала валявшиеся под кроватью сапоги. За Дирвеном она наблюдала с бесцеремонным интересом, его это раздражало и немного смущало. Пусть она, в отличие от Хеледики, девственница, такое впечатление, что скромности у нее на грош не наберется.

К сладкому аромату водяной лилии и мускуса, который вначале безраздельно господствовал в этой комнатушке, все сильнее примешивалась вонь затхлого заплесневелого погреба, исходившая от мертвого чворка под столом.

Хлопнула входная дверь, послышался торопливый скрип половиц, и на пороге появилась Нальва. Едва увидев ее озабоченное и расстроенное лицо, Дирвен понял, что ничего утешительного не услышит.

– Ушли они. Прямо посреди ночи, пока ты на нас охотился. Доброжительница, которая по соседству с ними остановилась, сказала, что перед тем какой-то мужчина в окошко стукнул.

– Видимо, проводник, который должен перевести их через границу, – предположила Энга. – Решили не дожидаться утра, чтоб никаких вопросов. Но вряд ли они умотали далеко. Скорее всего, дожидаются рассвета в придорожном лесу, так что отрыв у тебя небольшой. О, это что – «Победитель ядов»? – она ловко выхватила у него из-под носа голубую стекляшку с индигово-синей сердцевиной. – Нальва, глянь, что у него есть!

Лекарка кивнула.

– Отдай! – попросил Дирвен. – Это мне выдали, чтобы меня во время задания не траванули.

– Между прочим, ты мне должен за ущерб, шлайка таки сломалась. И я тебе хорошо доплачу.

– Нам такой амулет правда нужен, – добавила Нальва раньше, чем он успел возразить. – Его начинка – редкий ингредиент для противоядия, которое нам надо приготовить, это очень важно.

– Он же не мой, – растерянно произнес Дирвен, подозревая, что по-хорошему Энга «Победитель ядов» не отдаст, а каково с ней драться, он уже проверил на своей шкуре. – Мне его сдавать… туда, откуда меня послали.

– А если ты выполнишь задание, разве руководство Ложи не простит тебе потерю амулета? – вкрадчиво поинтересовалась ведьма. – Предлагаю договор: я помогу тебе разделаться с убийцами, а ты за это расплатишься «Победителем ядов» и переведешь нас с Нальвой на ларвезийскую сторону. Идет?

– Идет, – решил он после недолгих колебаний: эмиссар Ложи вправе заключать сделки с подвернувшимися союзниками, если это поспособствует выполнению задачи.

– Призываю Тавше в свидетели, – тут же прибавила лекарка, скрепив договор. – Кстати, как тебя зовут?

– Дирвен.

– Выходим на рассвете, – заявила Энга, словно само собой разумелось, что командовать будет она. – И давайте выспимся, пока можно. Особенно тебе, Нальва, стоит выспаться, чтобы восстановить силы. Лучше в комнате Дирвена, а не около этой радости, – она указала на чворка, в тени под столом похожего на кучу грязного хлама.

– Как мы объясним утром хозяину это безобразие… – сокрушенно пробормотала лекарка, словно раздумывая, внять ее совету или нет.

– Никак не объясним, потому что утром нас уже след простынет. Иди спать, ты же за вечер два раза подряд черпала силу у Милосердной.

Когда дверь за ней закрылась, ведьма доверительно шепнула Дирвену:

– Эти лекари под дланью Тавше все ненормальные. Не жалеть себя – для них обычное дело. «Мясорубки» у твоих клиенток мощные?

– Хватит, чтобы целый квартал в городе снести. То, что я однажды видел… Там была не самая мощная, людей разорвало, целую толпу, а статуя совы на площади даже с постамента не свалилась, но в этот раз они приготовили дрянь похуже. Ты защиту держишь? Они на расстоянии улавливают, когда о них думают и говорят. Для магов это тоже опасно, иначе против них послали бы мага.

– Не беспокойся, меня не уловят, а Нальву в подробности лучше не посвящать. Тебя, как я понимаю, прикрывает амулет?

Дирвен молча кивнул.

Непонятно с этой Энгой, какая-то особенная она ведьма, не такая, как другие, – или просто самонадеянная сверх меры. Хотя с ней ведь до сих пор ничего не случилось, несмотря на разговоры о Ктарме.

– Прямо так и пойдешь? – поинтересовался он, когда та расшнуровала и сбросила сапоги. – У меня есть запасная одежда, и ты могла бы переодеться, в лесу в штанах будет удобней.

– Чтоб я вырядилась как парень? – фыркнула Энга. – Еще чего хорошего предложи.

– А что в этом такого?

– Неприлично. Прими к сведению, я не из тех девушек, которые позволяют себе что угодно. – Она, как была в жакете и в юбке, с ногами забралась на кровать, завернулась в одеяло, отодвинулась к стенке. – Сам-то спать собираешься?

Дирвен поглядел на жутковатую кучу под столом, на черное стекло ветхого окна, в котором ни зги не видно, кроме отражения тусклой масляной лампы, и понял, что невыносимо устал. Тоже сбросил сапоги и, уже улегшись с краю на кровать, угнетенно прошептал:

– У меня только одна «Болотная патока» осталась, без нее «мясорубку» не уничтожить. А если ужасательницу убить, в момент ее смерти «мясорубка» сработает.

– В Разлучных горах есть глубокие ущелья, пропасти? – зевнув, сонным голосом поинтересовалась Энга.

– Есть, а что?

– М-м, это замечательно… Остальное сам додумай. И давай все-таки спать, а завтра с утра пораньше пойдем охотиться на твоего снарка.

– На кого? – переспросил Дирвен, решив, что он что-то не так расслышал.

– На кого надо. Спокойной ночи.

Пласоха, лесная плакальщица, была еще молодая, и века на свете не прожила. Чуять издали пролитую кровь и пронзительно-заунывно вопить она уже научилась, а разговаривать по-человечески – еще нет, для этого надо дожить до трехсот лет и ума набраться. Но в этот раз она успела на кровь первая, потому что увязалась из любопытства за путниками.

Люди как люди: один в штанах и в шляпе, две в платках и в юбках. Торопятся. Мужчина, которого пласоха и раньше в лесу видела, шагал впереди, показывая дорогу. На плече у него висело двуствольное охотничье ружье, к котомке был приторочен самострел – таких злых вещей нужно остерегаться, иначе не доживешь до трехсот лет. Две женщины, зрелая, как осеннее яблоко, и юная, как ранняя бабочка, поспешали за ним, стараясь не отставать. Временами от них так и разило затаившейся дурной смертью, но когда пласоха начинала испуганно принюхиваться – ничего не чувствовала, как будто ей померещилось.

Они попросились на ночлег в избушку к старухе-травнице. Та жила здесь с весны до осени, нынче с подросшим внуком, которого обучала своему ремеслу.

Пласоха через слуховое оконце пробралась на чердак. Она была величиной с крупную ворону, только вместо птичьей головки – человеческая, с маленьким бледным личиком и венчиком из перьев. Что-то ее манило, словно предчувствие, что утром можно будет угоститься теплой кровью. Избушка была славная, бревенчатая, с натопленной печкой. Хорошо пахло травами, снизу доносились голоса, но пласоха людской речи не разумела.