Скрип двери. Тихие шаги.

Увидев, что там, внизу, появилось, Суно ухватился за перила. Или он сходит с ума, или кто-то здесь сошел с ума еще до него…

Это был воистину лес рук. Или, скорее, существо напоминало куст: не меньше дюжины длинных конечностей, на загляденье мускулистых, раскинутых, словно могучие ветви.

– Демоны Хаоса… – потрясенно выдавил напарник, вцепившийся в перила рядом с Орвехтом. – Это ее сынок! Порождение той волшебницы. Готов поспорить, он-то и есть кукловод.

«Сынок» уже поднимался по лестнице. Ноги у него были крепкие, скульптурно стройные, с рельефными мышцами и большими грязными ступнями. Приплюснутая голова бугром выступала над плечами, а торса не разглядеть из-за обилия растущих отовсюду рук. Из одежды на нем были только рваные штаны, найденные, вероятно, возле какой-нибудь мумии.

– Она в избытке наделила его тем, чего сама была лишена, – печально заметил Эдмар. – Бежим! Пока он нас не уделал…

Бежим – это громко сказано. Они торопливо заковыляли по галерее, словно выпивохи, спасающиеся от полицейского патруля. Добраться до противоположной лестницы… Не получится. Обладатель дюжины рук передвигался куда проворней, и не осталось им ничего другого, кроме как ввалиться в первую попавшуюся келью – пустую, без трупа – и припереть дверь скрипучей деревянной лежанкой, которая, конечно же, его не удержит.

– Оставьте кровать! – бросил сквозь зубы древний маг. – У меня лучше есть…

Неужели он думает, что сможет здесь запечатать дверь заклинанием? Но нет, он вытащил из своих шикарных шелковых лохмотьев продолговатый сине-желтый цилиндр, изрисованный неведомыми значками. Из металлической штуковины на конце сего загадочного предмета полезло прозрачное желе, которое, накрывая дверную щель, мгновенно застывало, отливая льдистым блеском. Орвехт никогда не видел ничего подобного.

– Амулет из другого мира? – осведомился он, когда напарник закончил работу.

– Не амулет, – обессилевший Эдмар уселся на голую, без тюфяка, лежанку с опущенной боковой загородкой. – Это вакуумный клей. Склеивает что угодно с чем угодно, сразу схватывает намертво, даже в полном вакууме. Как чувствовал, что он пригодится.

– Вы думаете, клей выдержит…

Дверь содрогнулась от мощного рывка. Чудо-клей выдержал.

– Мы теперь замурованы, – пояснил иномирец.

– Радует, – иронически хмыкнул Суно. – Особенно с учетом того, что мы в Накопителе.

– До тех пор, пока он не разнесет преграду в щепки. Так что навсегда мы тут не останемся и от проблемы не избавимся. Всего лишь отсрочка.

Осмыслив услышанное, Орвехт присел рядом с ним на лежанку.

– У вас есть предположения, что это за тварь?

– Порождение несчастной волшебницы, которую скормили Накопителю.

Келью тускло освещала из ниши магическая лампа в виде шарика на подставке, напоминающей подсвечник. В углу притулилась широкая фарфоровая посудина с крышкой и двумя ручками по бокам, замызганная, с надбитым краем. В такие сосуды справляют нужду лежачие больные или пленники Накопителей. Дверь содрогалась от мерных ударов.

Среди магов попадаются Созидающие, Разрушители и Порождающие. Нечасто, но попадаются. Каждый из них взаимодействует с реальностью по-своему, каким образом – явствует из наименования. Все это Суно припомнил сам, не удручая собеседника своим невежеством.

– И как же у нее это получилось? – невольно пробормотал он вслух.

– Скорее всего, бессознательно: ей этого страстно хотелось, и когда сложилась благоприятная ситуация – раздрай, который здесь начался из-за бунта неупокоенных китони, – ее мечта претворилась в жизнь. Процесс порождения всегда окутан тайной, и со стороны кажется, что нечто появилось из ничего, хотя без желания и волевого импульса Порождающего ничего бы не произошло.

Эдмар говорил прерывисто, в паузах между ударами. Дверь уже начала опасно трещать.

– В отличие от нас, он здесь прекрасно себя чувствует, – с досадой отметил Орвехт.

– Волшебница постаралась наделить его устойчивостью к тем факторам агрессивной местной среды, которым сама сопротивляться не могла. Достойных ей посмертных путей… Она породила настоящего монстра, волшебное существо, способное контролировать нежить Мезры, словно фигурки на шахматной доске.

– На какой доске? – машинально спросил маг, оценивающе глядя на дверь.

– Шахматы – распространенная в нашем мире игра, в следующий раз непременно захвачу с собой и научу вас играть. Вы обещаете оказаться интересным противником. Увы, при условии, что он будет, этот недостижимый следующий раз…

Должен быть. Орвехта ждет Зинта, он ведь сказал ей, что вернется.

– Что вы собираетесь делать?

– Продать свою жизнь подороже, как говорят в мелодрамах, – печально улыбнулся древний маг, ласково и рассеянно поглаживая пальцем изысканное кружево веера с лезвиями.

– Тогда встаньте с кровати и дайте сюда клей, – он понизил голос до шепота. – Там что-нибудь еще осталось? Надеюсь, на замедляющие чары наших с вами сил худо-бедно хватит…

– Суно, вы прелесть! – шепнул в ответ Эдмар, его глаза вспыхнули.

«Польщен. Только лучше пусть для тебя «прелестью» будет кто-нибудь другой, у меня моя Зинта есть».

Дощатую лежанку поставили стоймя на одну из спинок, развернув смазанной поверхностью к двери, в которой уже появился первый пролом. Простенькие ученические чары замедления – чтобы молоко не скисало, чтобы шоколад в чашке оставался теплым, чтобы клей раньше времени не засох. И как же трудно сейчас удерживать эти чары… Хорошо, что они пришли сюда вдвоем и могли чередоваться – ни тот ни другой не управился бы в одиночку. Подбадривая себя, Суно мысленно изругал все Накопители, вместе взятые, и этот в особенности, и тех, кто когда-то додумался до самой идеи Накопителя… И еще тех, кто вряд ли захочет что-то менять, даже ознакомившись с его будущим отчетом о том, что явилось главной причиной мезрийского бедствия.

На пол летели щепки и занозистые обломки, некоторые из них прилипали к доскам лежанки – это свидетельствовало о том, что чары замедления работают. Главное, чтобы силы не истощились раньше, чем преследователь расправится с дверью. Порой Суно ловил себя на желании помочь ему.

Наконец порождение изможденной желтоволосой магички сочло, что дыра достаточно велика, и начало протискиваться в келью.

Орвехт и Эдмар стояли по обе стороны от лоснящейся свежим клеем лежанки, превращенной в ловушку. Руки они обмотали лоскутьями, оторванными от китонского наряда Эдмара – для страховки, чтобы самим ненароком не прилипнуть.

Темновато, и изучать противника некогда, но Суно успел увидеть глубоко посаженные глаза, не похожие на человеческие – словно два бездонных темных оконца, обрамленных какой-то мохнатой порослью, – приплюснутый нос и растянутый зубастый рот.

Вздыбленную кровать они подтащили почти вплотную к двери, и когда рассвирепевший «сынок» искалеченной волшебницы попытался отшвырнуть преграду, просто перестали поддерживать замедляющие чары.

Лежанка вместе с прилипшей жертвой с грохотом обрушилась на пол, в исходное положение.

С угрожающим шелковистым шелестом развернулся веер Эдмара.

Тот выглядел так, словно приготовился упасть в обморок, однако это не помешало ему отсечь кукловоду Мезры точно выверенными взмахами сначала одну, потом другую ступню: как бы все ни повернулось дальше, гоняться за посетителями эта тварь больше не сможет. Двумя фонтанами ударила темная, будто смешанная с дегтем кровь.

«Похоже, Лилейный омут вернул тебе не только память и силу, но и прежние боевые навыки. Стоит иметь в виду».

Существо хрипело и утробно ревело, половина его рук приклеилась, другая половина дергалась и наугад тянулась схватить врагов – он их не видел, его лоб тоже влип в доски.

– Поверь, я не хочу тебя убивать! – выкрикивал, словно в истерике, Эдмар, орудуя окровавленным веером. – И твою достойную матушку я тоже убивать не хотел! С несравненно большим удовольствием я бы убил не вас, а кого-нибудь другого!