На миг Суно ощутил жгучий стыд перед иномирцем за это лицемерие, так же как раньше ему было неловко перед Са’арби Хидэ за то, что вытворяли с останками убитых китони солдаты Светлейшего войска.

Шорох за поворотом. Маги молча переглянулись.

Они были готовы к нападению, но такой толпы гнупи не ожидали. Карлики с незрячими студенистыми глазами и слипшейся щетиной, с потрескавшейся кожей в лиловатых пятнах, в вонючих отрепьях красных и зеленых одежек, любимых черноголовым народцем, набросились на них всем скопом. Суно успел отступить к стене, только это его и спасло. Эдмар сделал то же самое. Перекидываться не стал, внутри Накопителя затраты энергии на любое магическое действие в разы возрастают. То, что снаружи для тебя пустяк, в этой чудовищной пирамиде, снизу доверху испещренной коварными символами, главный из которых – руна Отъятия, требует героических усилий. Да, скорее всего, здесь и не перекинешься, разработчики наверняка предусмотрели меры против таких фокусов.

Не ограничиваясь боевыми заклинаниями, Суно пустил в ход зачарованный кинжал – одним махом отправляет нежить в Хиалу и при этом, в отличие от людей, силы не теряет. Его напарник выхватил из складок китонского наряда китонский же веер: одна из тех изысканных смертоносных игрушек, которые режут не хуже ножа, хотя Орвехт всегда полагал, что чем холодное оружие проще, тем оно надежней. На мерцающее стальное кружево веера были наведены схожие чары, и численность гнупи мало-помалу сокращалась.

Из сумрака в дальнем конце коридора им на помощь примчались два сойгруна, однако эти прыткие создания с ногами кузнечиков, обитатели лугов и полей, больше сеяли неразбериху, чем помогали малорослому черноголовому народцу одолеть двух магов. Неведомый кукловод не учел того, что в закрытом помещении сойгруну не развернуться: совершив здесь привычный прыжок, тот или налетит на колонну, или вмажется в стенку, или толкнет кого-нибудь из своих же союзников, а поскольку это были умертвия, не приходилось ждать, что они смогут скорректировать тактику с учетом окружающей обстановки. Их маленькие лица напоминали ссохшиеся одуванчики, на тонких, как плети, руках до сих пор болтались уцелевшие браслеты, до которых падки живые сойгруны.

– Вы не ранены? – спросил Суно, переводя дух, когда все закончилось. – Зинта дала бальзам, надо немедленно смазать.

Сам он получил несколько царапин. Выглядит пустячно, но когда он в первый раз выбирался с товарищами из Мезры, ранение такого рода стоило жизни Джефройму. У них тогда не было с собой нужного лекарства.

Роскошное одеяние Эдмара – смелое и элегантное сочетание черного, кремового и вишневого – превратилось в не менее роскошные лохмотья. Тратить силы на восстановление изодранной одежды древний маг не стал: кто знает, на что еще они понадобятся.

За небольшой дверцей открылся коридор, выводивший в главный зал Накопителя. Под высоким шатровым потолком клубился сумрак, на полу поблескивали, словно сквозь грязную воду, выложенные золотой плиткой руны Отъятия и Перенаправленности. Орвехту с Эдмаром приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступать на них.

Круговые галереи в четыре яруса, ряды неброско выкрашенных дверей, на некоторых светились те же самые символы – это означало, что келья занята.

Орвехта накрыла мерзкая пронизывающая дрожь в мышцах, в сухожилиях, в костях, в рванувшейся, словно прочь из западни, душе, и в придачу подступила тошнота. Судя по тому, как обморочно осунулась худощавая треугольная физиономия древнего мага, тот испытывал похожие ощущения.

– Идемте, – поторопил Суно изменившимся голосом. – Держимся вместе, убиваем без проволочек. Чем быстрее закончим, тем скорее отсюда выйдем.

– Если сюрпризов не будет, – бледно, хотя и с оттенком куража, усмехнулся его спутник.

Хотелось спросить, на какие еще сюрпризы он рассчитывает, но на разговоры не было времени. Долго здесь находиться нельзя. Накопитель, оставшийся без контроля опытных магов-смотрителей, – это истинная морилка для любого, кто сюда заберется.

Было заселено четырнадцать ячеек. Внутри стояли одинаковые дощатые лежанки с тюфяками, снабженные боковыми загородками на петлях и крючках, чтобы искалеченный обитатель не скатился на пол. Четверо оказались мертвы, об остальных до сих пор кто-то заботился – вероятно, выполняющая команды кукловода нежить? Застоявшийся запах мочи и кала, слюнявые рты, затуманенные глаза. Или глаза, полные тяжкой ненависти. Убивал Эдмар, одного взмаха его веера было достаточно, чтобы отсечь человеку голову. Он сейчас был наемником, работающим за оговоренную плату, и действовал с хладнокровием и эффективностью дорогого наемника.

«Этот парень не простит того, что его тоже хотели обречь на такую участь», – мелькнула у Суно тревожная и немного виноватая мысль.

Не старая еще женщина с жидкой порослью свалявшихся желтовато-русых волос при их появлении засмеялась:

– Какой красавец пришел, а я тут без рук, без ног, посмотреть не на что… Зато у меня сынок есть, сынишечка, у него ноги получше, чем у вас, и рук сколько угодно! Родила я себе сыночка…

Короткий взблеск китонского боевого веера прервал ее излияния.

– Суно, моя длинная, как Млечный Путь, память, которую вернул мне Лилейный омут, свидетельствует о том, что я, скажем так, неоднозначная личность, – признался Эдмар, когда вышли из последней обитаемой кельи. Его щеки ввалились, под глазами проступили синяки, руки и шелковые лохмотья были забрызганы кровью. – На протяжении своих прошлых жизней я перепробовал все мыслимые и немыслимые пороки, в нынешней жизни я тоже не был пай-мальчиком. Увы, одно время я был энергетическим вампиром, ибо разучился пользоваться собственной силой. Я был убийцей, интриганом, насильником, обманщиком и много других интересных ролей перепробовал. Но таких вещей, какие творит ваша Светлейшая Ложа, я, право же, никогда не делал.

Орвехт не нашелся, что на это сказать. И лишь потом, когда дошли до лестницы, устало буркнул:

– Накопители держит не только Ложа.

– Да разве ж я это отрицаю? – расслабленно и покладисто усмехнулся древний маг.

«А еще ты был треплом, – мстительно дополнил про себя Суно. – И остался им по сию пору».

Они находились на верхней галерее. За перилами темноватым провалом зиял громадный центральный зал, в свете магических ламп сверкали на полу золотые руны. Запрокинув голову, можно было увидеть пирамидально сужающиеся своды, и в центре – золотую же пластину, даже в полумраке мучительно слепящую, так что возникало непреодолимое понуждение отвести взгляд. Что за символ на ней выгравирован, рассмотреть никак не удавалось, он как будто с некоторой периодичностью менял очертания, но чувствовалась исходящая от него мощь и угроза.

Орвехт со всей отчетливостью осознал, что они с напарником находятся в действующем Накопителе, в котором не осталось ни одного живого древнего мага. Кроме Эдмара-Тейзурга – его лицо приобрело цвет лежалого творога, подведенные глаза выделялись резко и театрально. Впрочем, Эдмаром Накопитель не ограничится. Сожрет обоих. Воздействовать на него Суно не мог: для этого нужны тайные заклинания, которым обучали только посвященных, он этими знаниями не владел. Надо поскорее уносить ноги.

– Сможете открыть Врата Хиалы?

– Здесь – нет. Эта ваша штуковина уже ко мне присосалась, как будто я бокал с коктейлем, гадость какая…

– Пошли к выходу.

Они напоминали двух пьяных, которые тащатся с пирушки, по мере сил поддерживая друг друга. На первой же лестнице едва не пересчитали ступеньки.

Суно тоже чувствовал себя омерзительно: Накопитель никаким магом не побрезгует, хотя известно, что подкормку для тех, кто находится снаружи, можно получить только с древних, остальные сгорят без отдачи.

Всего-то и нужно спуститься еще по двум лестницам и доплестись до двери, ведущей наружу. Выполнимая задача, несмотря на отвратное самочувствие. Накопитель не убивает. Здешние жертвы, как правило, умирают от старости, принеся немалую пользу, хорошо послужив Светлейшей Ложе. Тьфу, сами собой лезут в голову фразы, какими мудрые наставники ободряют новичков, потрясенных чудовищной правдой.