— Не валяй дурака, уезжай куда-нибудь.

— Пустой?

— Здоровье дороже.

— Может, ты и прав…

— Прав, прав, — Олег закрыл глаза и стиснул зубы.

Андрей жалостливо посмотрел на друга. Олег был бледен, с синими тенями под глазами, с нелепо заострившимся носом. Белые обрубки гипса… Возможно, они больше не увидятся. Даже наверное. Зря он сюда приехал. Олег — это его прошлая жизнь. Ее очень жаль. Это была хорошая жизнь. Но теперь он начинает другую. Он не станет платить долги — он в них не виноват. Просто он начнет все снова. Отступит один раз от своих правил, рискнет и, если получится, попытается снова жить. По закону, если не божьему, то человеческому.

Олег открыл глаза.

— Позвать сестру? — спросил Андрей.

— Нет, не стоит. Как Катя?

— Нормально, наверное. Я давно ее не видел. Мы общаемся по телефону.

— Только не говори, что ты очень занят.

— Я очень занят.

— Те развалины, что остались от нашей конторы, не стоят потраченного на них времени.

— Считай, что я просто не могу сидеть без дела.

— Врешь. Что-то ты задумал… Зря не рискуй.

— Я тебе фрукты принес, — сказал Андрей и достал из сумки пакет.

— Спасибо.

— И еще кое-что, — Андрей показал Олегу толстенькую пачку денег. — Это тебе пригодится.

— Зачем? Ты что, квартиру продал?

— Почему сегодня всех это интересует?

— Продал?

— Это не важно. Не имеет значения.

— Тебе самому «бабки» нужны.

— Мне нужно значительно больше.

— Спасибо.

— Я положу деньги в тумбочку, под коробку печенья. Скажешь жене — заберет.

— Я тронут. Думал, что ты уже удрал, меня бросил. Извини. Знаешь ведь, бизнес — дело сучье.

— Бывают исключения.

— У меня такое ощущение, что ты зашел попрощаться, — сказал Олег.

— Мне пора идти.

— Значит, так и есть. Прощай, Андрюша.

— Мне жаль, что так вышло. Может, еще и увидимся.

— Рад был тебя повидать. Счастливо.

Андрей вышел из больницы, сел в машину. Добрался до Плановой и повернул на Нарымскую. Не доезжая путепровода, свернул направо. Здесь, за территорией метродепо, расположился гаражный кооператив. Андрей завел машину в тупичок между гаражами. Огляделся — никого. Достал из сумки пятнистый камуфляж (штаны и куртку), переоделся, пристегнул к поясу кобуру с купленным на крайний случай «Макаровым». Под ногой что-то звякнуло. Андрей наклонился и подобрал металлический прут. Вот такой же железкой переломали руки и ноги Олегу. Теперь это — его оружие. Андрей бросил прут в салон и сел в машину.

Вот и финишная прямая: Нарымская, Димитрова, ЦУМ. Только станет ли он победителем?

Виктор вышел на балкон и закурил. Вот чертова кукла! Приказы Дарьи Евгеньевны были по-военному суровы. Но в жизнь проводились методами начальства штатского. В форме рекомендаций. Рекомендовано потолки белить, а паркет не трогать. А сроков исполнения никто не устанавливает. Можно, значит, не спешить? Но вдруг ощущаешь, что жизнь твоя через некоторое время становится невыносимой. Носишься по квартире, как по раскаленной сковороде, и понять не можешь, откуда припекает? Еще помедлил — оказался в духовке и жаришься уже со всех сторон. И все так деликатно, тонко, ненавязчиво. Извините… будьте любезны… сделайте милость… благоволите… «Благоволите» — последняя стадия перед взрывом.

Вся эта ценная информация добыта Виктором исключительно методом «разведка боем». Самый кровопролитный способ. Вызываешь огонь на себя и засекаешь огневые точки противника. Первые пять лет семейной жизни стоили всех пятнадцати. Теперь Виктор умел из штатских рекомендаций сформулировать для себя четкий военный приказ. Затем уяснял боевую задачу, проводил рекогносцировку, организовывал материально-техническое обеспечение, определял методы решения задачи, время ее выполнения. Если бы не на работу, напился бы ей-богу!

Вот и Алка такая же. Никогда его не поддержит против мамаши. Когда он только женился, думал, что офицер, профессией которого является война, сможет покорить одну женщину. Но женщина сильнее иностранной державы. А две — вообще непобедимы.

Может быть, он не ту женщину выбрал? Не подходящую для него? Если бы другая… Пошла бы за него? Такая, как Нина? И не поздно ли ему об этом мечтать? Вот лет десять назад, когда он был и помоложе, и посильнее…

«Вы сами себя задерживаете»… Еще недавно так любили говорить продавщицы и мелкие чиновники. И Виктор принялся за дело.

— Ты куда? — тут же спросила Алла, увидев, как он надевает старые туфли.

— В подвал, за известкой.

Отзыв верный, можно покинуть охраняемую территорию. Виктор спустился вниз, открыл ключом (сам сделал!) общую дверь, добрался до своей кладовки, и тут вышла заминка. Кто-то побывал здесь до него и расковырял замок.

— У-у, гады, — тыкаясь ключом в дверь, бормотал Виктор, имея в виду и пакостников-подростков, и бичей-алкоголиков, промышляющих всюду, где что-то плохо лежит.

Виктор так разозлился, что успокоить нервы мог только глоток коньячного напитка, находящегося рядом, за дверью со сломанным замком. Виктор даже прикинул, сможет ли он выломать чертову дверь, но потом взял себя в руки и вернулся домой.

Подозрительный взгляд Аллы отметил пустые руки мужа.

— Опять пацаны замок сломали. Поймаю — уши оборву.

Виктор переоделся в более приличный, чем старая олимпийка, костюм и летние туфли.

— Дай-ка денег, пойду на стройку, может, дверки для антресолей прихвачу.

Алла выделила необходимую сумму, и Виктор отправился на расположенную рядом стройку. Прибыв на место, он по преувеличенно бодрому и одновременно бесцельному движению рабочих понял, что и тут пришел вторым. Последнюю надежду Виктора окончательно разрушил бригадир. Твердо держась за стенку двумя руками, он сказал:

— Мы теперь работаем на хозрасчете, самоокупаемости и финансировании. Все антресоли учтены и задокументированы. Лишних нет и не будет!

Виктор понял, что они пьют уже в счет следующего квартала. И вернулся домой.

— Антресоли уже пропили, — кратко доложил Виктор жене. — Подай-ка сумку, за шпаклевкой схожу в магазин.

Алла смолчала и на этот раз, но, подавая сумку, подошла вплотную к мужу и принюхалась. Виктор ответил гордым взглядом честного человека.

В ближайшем магазине шпаклевки не оказалось. Виктор поехал во второй магазин, потом в третий. Он скандалил, требовал жалобную книгу, обещал натравить журналистов… Шпаклевки не было.

Его просили зайти на следующей неделе, обещали шпаклевку повышенного качества, с большой скидкой. Виктор был в отчаянии. Если бы не на работу…

— Купил? — деланно равнодушным голосом спросила Алла, незаметно проверяя сумку.

— Ты будешь смеяться, но шпаклевки в магазине нет.

— И чтобы это узнать, тебе понадобилось два часа?

— Но я поехал…

— Только не ври, что объездил весь город в поисках дурацкой шпаклевки!

— Это правда.

— Значит, поиск вел по барам и забегаловкам! Дыхни!

Виктор послушно втянул воздух и дыхнул. Алла покрутила в недоумении носом и… поняла.

— Ты что, уже одеколон пьешь? Ах ты…

Все. Тут Виктор отключился. Он ничего не слышал и не видел. Он собирался на работу. Надел форменный камуфляж и, выскочив за дверь, включил слух.

— … мама была права, негодяй! — донеслось из-за двери.

Виктор скатился по лестнице вниз и вышел на остановку. Отдышался, сел в трамвай и поехал в банк.

— Ваш билет, гражданин?

Виктор ткнул в нос кондукторше удостоверение.

— Я не разглядела.

Виктор показал снова.

— Подозрительно себя ведете, гражданин. Удостоверение прячете.

— Что мне его в руках носить?

— Не хамите, гражданин, я при исполнении. Инкассаторы, между прочим, в трамваях не катаются, у них машины есть. Может, у вас удостоверение поддельное?

— А у вас?

— Нахал!

— Дура!

Кондукторша достала свисток и выдала такую трель, что сомнений не оставалось: в прошлой жизни она была боцманом. В открытую дверь тут же втиснулся милицейский наряд с красными, от жары, конечно, лицами.