Так бывает? Бутерброды кончились, и Андрей стал допивать кофе. Олег, его компаньон, хотел пойти мирным путем: договориться, выпросить отсрочку платежей, пообещать скорую прибыль… Его пример — другим наука…

Андрей сходил на кухню и налил себе еще кофе. Зазвонил телефон, он снял трубку.

— Привет, приятель, — раздался знакомый мягкий баритон, от которого по телу бежали мурашки.

— Я тебе не приятель, — сказал Андрей.

— Да ладно, я зла не держу. Мы ведь однокашники. Но бизнес есть бизнес… Не забыл?

— Тебе чего надо, Сыч?

— Долг за тобой, приятель. Платить пора.

— Мы с Башкой о встрече договорились. Что ты-то суетишься?

— Зря ты так. Я ведь мог бы тебе помочь. Ты только попроси.

— Олегу ты и твои дружки помогли.

— Он нас обмануть хотел. У каждого свои недостатки. Ты вот гордостью страдаешь.

— А из тебя дерьмо сочится.

— Смелый стал. Что, деньги достал? Квартиру продал?

— Не твоя забота.

Андрей бросил трубку. Посмотрел на остывший кофе и вылил в раковину. После такого разговора хорошо бы стакан водки принять, да нельзя. У него сегодня еще есть дело.

Когда-то с Сычем они действительно были приятели, и довольно близкие. Вместе выпивали, по девкам ходили. Только вот зашла речь о деньгах — и все, с говном приятель сожрать готов. И глазом не моргнет… На Кавказе правильно придумано — переломил с тобой человек хлеб, выпил вина — друг. Не пьет, не ест у тебя в доме — враг. Честно и благородно. Этот придет, обожрется, в карман нагадит, в душу плюнет и скажет: «Я на тебя зла не держу. Бизнес есть бизнес».

Снова звякнул телефон.

— Сыч, ты достал! — крикнул Андрей в трубку.

— Это я, — тихо сказала Катя.

— Извини, привет.

— Здравствуй, как поживаешь?

— Регулярно и с удовольствием.

— Я приеду? — спросила Катя.

— Нет, не стоит.

— Тебе надо развеяться. Сходим куда-нибудь?

— Катя, не надо меня жалеть. Терпеть не могу.

— Я соскучилась.

— Извини, я занят. У меня дела.

— Хорошо, я позвоню вечером.

— Вечером у меня встреча. Я тебе сам позвоню.

— Я буду ждать.

— До свидания.

Андрей положил трубку. Сел в кресло, нашел на каком-то телеканале вечное теперь MTV и приглушил звук.

Нужно еще раз обдумать дело, мысленно пройти все от начала до конца по шагам и попытаться представить все возможные внештатные ситуации. Хотя случится, конечно, невозможная… План, задуманный Андреем, по-своему изящен и прост, как всякое хорошее изобретение. Его даже удивляло, что никто до сих пор ничего подобного не сделал. Наверное, слишком велик риск. Но есть надежда на «негритянское счастье» — ведь это его первый налет. И последний, конечно. Или пан, или пропал.

А Катька-то чувствует, что он что-то затеял. Вот человек, которому интуиция вполне заменяет информацию. Наверное, она его любит. Раньше Андрей тоже ее любил. И даже жениться собирался. Он искренне верил, что они будут всегда вместе: в радости и горе, болезни и счастье. Но, как только начались проблемы, Андрей стал замыкаться. Оказалось, что он мог делиться с Катей только успехом. Что это — гордыня? Или комплекс неполноценности? Страх, что, если он неудачлив, то девушка его бросит? Как на дело ни посмотри — теперь уже поздно. Она его не бросила, это сделал сам Андрей. И, как ни странно, почувствовал даже облегчение. Никому не надо объяснять, какая еще гадость случилась сегодня. И не приходится избегать взгляда круглых жалостных глаз, готовых в любой момент наполниться слезами. Драться за себя он намерен в одиночку. И насмерть, но вешать в драке на свою шею ответственность за Катьку не хочет. Тем более что его любовь прошла с прежней удачной жизнью.

Как славно все складывалось! Их бизнес процветал. Фирма, разделенная Андреем и Олегом на две — «Кастор» и «Поллукс» (иметь два счета в банке гораздо удобнее, чем один) — быстро наращивала оборотный капитал. А потом… Все началось с «кидалы», который унес из «Кастора» в клюве 50 миллионов. Они с Олегом не смогли проплатить кредит, поползли проценты, сорвались контракты. Тот же Сыч подбросил деньжат, они бы выкрутились и рассчитались со всеми, но…

Их поставили на счетчик. Если бы стоимость квартиры и машины могла компенсировать долг, Андрей с радостью стал бы бомжем. Вот и толкуй после этого о свободе выбора. Делай, что должен, и будь, что будет.

Итак, дело. Первый этап: он заходит в ЦУМ в 15.30…

— Где мой зонтик? — грозно спросила Дарья Евгеньевна. И Виктор вновь почувствовал себя молодым курсантом, тянущимся по стойке «смирно».

— Где мой зонтик? — был повторен вопрос.

— Да вы же… мы же упаковали его на дно корзинки, — пробормотал он.

— А если в дороге пойдет дождь?

— Но ведь вы, Дарья Евгеньевна, поедете не в коляске, а в закрытой машине.

— Я не настолько стара, чтобы принимать автомобиль за дрожки!

— Так точно! — гаркнул Витя, бросаясь распаковывать корзину. В такие моменты он жалел, что не нашел себе после увольнения в запас круглосуточную работу. Или хотя бы в две смены.

— Виктор, не разбрасывайте содержимое корзины, а разбирайте. Поаккуратнее, прошу вас. — Старуха нависла над ним и корзинкой, как скала.

— Так точно, товарищ полковник! — хотелось гаркнуть по курсантской еще привычке Вите, но… Куда там товарищу полковнику Стаценко, который гонял их по казарме или на плацу с 8-00 до 18-00, а потом с чувством долга удалялся к дебелой жене, толстым детям и борщу с водкой. Теща не употребляла ни борща, ни водки, а детей, кроме Аллы, Витиной жены, у нее не было. Следовательно, теща никогда никуда не удалялась, но… иногда убывала на дачу для несения огородно-постовой службы. Отъезд и приезд Дарьи Евгеньевны обставлялся не слабее полкового строевого смотра, но зато между этими событиями чувства Виктора по всем пяти параметрам достигали блаженства. Сейчас отставной майор предвкушал как раз такое состояние.

Разбор корзинки на последней стадии перешел в разминирование. Виктору ювелирным движением удалось расцепить зонтик с бахромой шарфа, извлечь из-под сложенных крыльев десяток стандартов различных таблеток, чулки, пояс и пару перчаток. Затем, на вытянутых руках, словно мина-ловушка, глубоководная рыба или дорогущая китайская ваза, был извлечен сам зонт. Дарья Евгеньевна протянула руку и взялась за гладкую пластиковую ручку…

— Мама! — вдруг крикнула Алла, вырастая на пороге комнаты. — Я купила тебе хлеба и сметаны.

Дарья Евгеньевна вздрогнула и дернула рукой, зонт взорвался радужным цветком.

— Ой… — сказала Алла и выпустила из рук банку сметаны. «Бамс!» — сказала банка сметаны и превратилась в лужу. «Неделя домашнего ареста с поражением в супружеских правах», — понял Виктор.

После того как Виктор с Аллой убрали лужу и осколки, а Дарья Евгеньевна свернула свой зонт, Виктор пошел за новой порцией сметаны. Из реплик жены и тещи он убедился в том, что вина за произошедшее ложится целиком на его плечи, потому что: «Не вовремя подал зонт», «вообще очень неуклюжий», «ничем по дому не помогает».

Вернувшись со сметаной, Виктор нашел корзину забросанной, словно мусорный бак, вещами, уже непригодными для городской жизни, но еще претендующими на дачную старость. Нельзя сказать, что упаковка прошла в дружественной обстановке: жена и теща, обе раскрасневшиеся, глянули на мужа и зятя довольно плотоядно.

— Я сметану принес, — сказал Виктор, боясь сгущающейся тишины.

— Мы бы не потеряли столько времени, если бы ты ее не разлил, — заметила Алла.

— Виктор, помогите наконец вашей жене упаковать сумку.

— Сейчас, — бросился он, подменяя уставшую тещу.

— Положите это, это, это и это, — командовать Дарья Евгеньевна не уставала никогда.

Безразмерная дерматиновая сумка быстро заполнялась консервами: мясными, молочными, овощными, рыбными, крупами и макаронами, упаковками бульонных кубиков, батонами, кексами, печеньем, орешками, шоколадом молочным, горьким и… Да что тут перечислять — всем, что подвернутся под руку двум вошедшим в раж женщинам. Заполнив сумку, они загрузили картонную коробку, саквояж и пластиковый пакет грузоподъемностью в 25 килограммов. Все вышеперечисленное дополнялось двумя чемоданами тряпок тещи, собранными накануне. Науку паковать, как и науку побеждать, Виктор освоил еще в военном командном училище.