Рукописный материал очерка представлен тремя автографами, но ни одна из рукописей не дает полного текста произведения. Первая беловая рукопись (в процессе работы, как и две другие, она была превращена в черновую) заключала в себе текст наиболее близкий к полной первоначальной редакции, но из одиннадцати двойных ее листов пять в настоящее время утрачены. Вторая рукопись — это перебеленный с первой рукописи текст начала очерка с добавлением рассуждения о «прежнем» и «нынешнем» «хорошем человеке», вошедшего в состав очерка «Наши глуповские дела». По третьей, также незавершенной, рукописи очерка Салтыков вырабатывал варианты текста для вставок в очерк «Наши глуповские дела».
В настоящем издании текст очерка воспроизводится по первой беловой рукописи в последнем ее чтении с приведением в примечаниях наиболее значительных зачеркнутых отрывков.
По времени написания очерк «Хорошие люди» предшествовал тем произведениям, в состав которых вошли его отдельные части, то есть он создавался, видимо, во второй половине 1860 года, вскоре после «Скрежета зубовного». Очерк посвящен дворянско-помещичьим либералам, деятелям «глуповского возрождения». В нем не только дается развернутая характеристика «хороших людей», но и прослеживается их эволюция: «Хорошие люди» «доброго старого времени» — это свободные от всяких либеральных идей русские помещики-крепостники, спокойно творящие в своих имениях суд и расправу, пользуясь «покровительством законов» и бесправием крепостных. «Нынешние» «хорошие люди» — это те же помещики-крепостники, но умеющие ловко прикрыть свои крепостнические убеждения либеральной фразой, разговорами «об устности, гласности и бескорыстии».
Подводя итог сопоставительному рассмотрению типов «хороших людей» прошлого и нынешнего времени, Салтыков подчеркивает единство этих типов при внешнем отличии. Резюме по этому вопросу находим в последней, третьей рукописи очерка, где оно зачеркнуто. Приводим этот текст:
«Тем не менее, несмотря на описанные выше признаки резкого различия, горько ошибется тот из моих читателей, который в нынешних хороших людях увидит явление новое, не имеющее корней в русской почве. Я, который добрую часть своей жизни посвятил изучению хороших людей всех возможных оттенков, смею удостоверить читателя, что разница между нынешними хорошими людьми и их предшественниками вовсе не столь существенна, как это можно было бы предполагать. В действительности, нынешние хорошие люди суть дети отцов своих, и природа у них совершенно одна и та же, какая была у тех их предшественников, которые, по рассказам предков, безмерно радовались, когда князь Потемкин заставлял их проскакать тысячи верст затем только, чтоб спросить, какого нынче празднуют святого, и столь же безмерно огорчались, когда Суворов, при появлении их, восклицал: «воняет!» И если, по обстоятельствам, совершенно от воли их не зависевшим, они должны были облечься в новые и доселе не виданные одежды, то это отнюдь не дает права заключать, чтобы помёт в этих одеждах был иной».
…получит… возмездие в рождество…— см. прим. к стр. 359.
…о распрях, происходивших в Испании между карлистами и христиносами! — См. прим. к стр. 489.
Да и люди были какие-то особенные!…поильцами, кормильцами чествовали! — Вместо этих шести абзацев в автографе имеется рассказ отставного корнета Катышкина о поваре Арефии Иваныче. Приводим его:
«…у меня, например, повар был; так что бы вы думали, он однажды сделал? Заказал я ему к обеду маинес, ну-с, хорошо-с… Только сидим мы за столом, а у меня еще на ту пору статский советник Увальнев обедал… вдруг подают на блюде машину какую-то! Смотрим… просто чудо! корабль, сударь ты мой, стоит, и мачты, и веревки, и амбразуры — все тут! даже перепела, вместо пушек, в амбразурах посажены! Статский советник Увальнев даже растерялся весь. «Сколько, говорит, черт ты эдакой, за этого повара дал?» — «Тысячу рублей», говорю. — «Ну, говорит, поздравляю, это просто даром!»
— Да, для таких людей и поощрения не жалко!
— Еще бы! Разумеется, сейчас же приказ: явиться Арефию Иванычу к столу! — Утешил ты меня, ракалья! — говорю, — ты меня утешил, и я у тебя в долгу не останусь! И тут же, при гостях, поднес ему рюмку водки: пей, каналья!
— Да, это приятно.
— В старину у нас все это просто было, все тут же на месте делалось. Угодил, корабль какой-нибудь там соорудил — рюмка водки тебе; не потрафил, пересолил там или подгорело что-нибудь — марш на конюшню!
— И не роптали!
— Не только не роптали, а еще бога за господ молили! кормильцами, поильцами чествовали!
— Любовный народ был, сердечный!»
Продолжение рассказа Катышкина следовало в рукописи после слов: «…как будто бы действительно выпирает им из трущобы карету». Приводим полностью вычеркнутый текст, позднее в процессе работы замененный в рукописи фрагментом — «Сердечный народ был, любовный!… поильцами, кормильцами чествовали!»:
«Однако воровства и тогда между ними довольно было! — продолжал ораторствовать Катышкин. — Скажу хоть об том же Арефии Иваныче. Ведь не удержался, подлец, стянул-таки у меня бумажник с деньгами! Разумеется, я его au naturel, ан и отыскался бумажник в голенище сапога! Однако я ему этого не спустил: «Ну, говорю, Арефий Иваныч, уважаю я тебя за талант, а на конюшню ты все-таки сходи!»
— А жалко этакого человека!
— Уж и не говорите! так жалко, что в то время, как с ним там поступали, я просто как ребенок плакал! И не знаю сам, что такое со мной сделалось: сижу да так рекой и разливаюсь! «Обидел ты меня, Арефий Иваныч, — говорю ему после, как он пришел меня благодарить, — кровно обидел, бестия!»
— Сс…
— Однако потом, я думаю, сейчас же все и забыто было, Иван Сергеич?
— Ну, разумеется, забыто. Да нельзя и не поснизойти к такому человеку, потому что шельмец-то такой был, что мы, бывало, с женой предугадать никогда не можем, что у нас за обедом, какие финизервы или фаршмаки будут!
— В старину-то, господа, то хорошо было, что все неприятное тут же и забывалось!»
Тем более что« Морской сборник»… — см. прим. к стр. 463.
…до октября 1858 года…— то есть до появления в печати статьи В. А. Черкасского (см. прим. к стр. 272).
…некто кн. Черкасский взял на себя труд доказать…— см. прим. к стр. 272.
…«Русский вестник» разразился громовою статьей, в которой с прискорбием протестовал против употребления розог в русской литературе. — Против кн. В. А. Черкасского в «Русском вестнике» (1858, ноябрь, кн. 2; декабрь, кн. 1) со статьей «Изобличительные письма» выступили М. Н. Катков, Ф. М. Дмитриев и П. М. Леонтьев (статья опубликована под псевдонимом Байборода). В «Объяснении», опубликованном в журнале «Сельское благоустройство» (1858, № 11), Черкасский отказался от своих предложений относительно телесных наказаний для крестьян.
…«Московские ведомости» еще не открывали у себя особого отдела обывательской литературы. — Речь идет о рубрике «Внутренняя корреспонденция» «Московских ведомостей». См. прим. к стр. 428.
«…я ведь не затруднюсь и по второму пункту хватить!» — То есть уволить за должностное преступление (см. Свод законов Российской империи, т. III. Уставы о службе гражданской, СПб. 1857, стр. 261).
…в Самаре какой циркуляр насчет этого вышел… А в Саратове… дикости какие-то…— см. прим. к стр. 462.
Из других редакций
К читателю
Как сказано выше (см. стр. 595), очерк «К читателю» был послан цензору в корректурных гранках и вызвал у него ряд замечаний. В результате цензурного вмешательства Салтыков внес в текст ряд существенных изменений. Он вынужден был, в частности, пожертвовать двумя крупными и весьма важными фрагментами первоначального текста, которые воспроизводятся здесь по черновому автографу (в окончательном, чтении текста).
