Кисельников. Приносил деньги-то.
Анна Устиновна. Ну так что же, Кирюша?
Кисельников. Зачем вы меня на свет родили? Ведь я не взял денег-то.
Анна Устиновна. Что ты наделал! Варвар! Что ты с нами сделал!
Кисельников. Принесли бумагу какую-то, сунули мне, я и подписал.
Анна Устиновна. Эки злодеи, эки злодеи! На кого напали-то! Кого обидеть-то захотели! Бога они не боятся…
Кисельников. Да, маменька, пришли, ограбили, насмеялись и ушли. Ах, маменька, как мне трудно стало, грудь схватило! А работы много, вон сколько работы! Нищие мы теперь, нищие!
Анна Устиновна. Не ропщи, Кирюша, не ропщи.
Кисельников. Ох, умереть бы теперь!
Анна Устиновна. А дети-то, дети-то!
Кисельников. Да, дети! Ну, что пропало, то пропало.
Анна Устиновна. А ты посиди, отдохни; а за работу после примешься.
Кисельников. Когда отдыхать-то! Дело-то не терпит! Ну, маменька, пусть они пользуются! Не разбогатеют на наши деньги. Примусь я теперь трудиться. День и ночь работать буду. Уж вы посидите со мной! Не так мне скучно будет; а то одного-то хуже тоска за сердце сосет. (Принимается писать.)
Анна Устиновна. Посижу, посижу, всю ночку просижу с тобой.
Кисельников (про себя говорит и пишет). «А по справке оказалось: при прошении, поданном в калиновское городническое правление, малиновский мещанин Гордей Яковлев сын Кудряев представил три векселя и с протестами, писанные на имя малиновского купца Сидора Сидорова Угрюмова: первый, на сумму сто рублей, сроком…» Нет-нет, да вдруг так за сердце и ухватит, — денег-то очень жалко.
Анна Устиновна. Как же не жалко-то! При всей нашей бедности, да такую сумму…
Кисельников. Ох, уж не говорите! (Пишет сначала молча, потом говорит вслух.) «Малиновский купец Сидор Угрюмов, поданным в оное же городническое правление сведением, в коем объясняет…»
Анна Устиновна. Кирюша!
Кисельников. Что вам, маменька?
Анна Устиновна. Я поговорить с тобой хочу. Ты пиши, пиши.
Кисельников. Говорите, маменька. (Пишет.)
Анна Устиновна. Ты вот теперь обязан семейством, у тебя мать-старуха…
Кисельников. Да-с. (Пишет.)
Анна Устиновна. Ты уж очень совестлив, как погляжу я на тебя. Нынче так жить нельзя.
Кисельников. Что ж с этим делать-то! (Пишет.)
Анна Устиновна. Вот что, Кирюша; ты меня послушай! Никакая мать своему сыну дурного не пожелает. А коли посоветует, так уж этот грех на ней будет, а сыну Бог простит. Вот теперь ночь, мы с тобой одни… ты видишь нашу нужду… переломи, Кирюша, себя, бери взятки… я за тебя, Кирюша, Бога умолю, — я каждый день буду ходить молиться за тебя, я старуха…
Кисельников. Что вы, маменька, говорите!..
Анна Устиновна. Конечно, мать-то должна добру учить; да уж ты, Кирюша, не брани меня. Видя-то нашу горькую бедность…
Кисельников. Маменька, маменька, не мучьте меня!
Анна Устиновна. Прости меня, Кирюша! Душа-то у тебя какая чистая!
Кисельников. Ах, маменька! Нет, нет. Вы любите меня, вот вам и кажется, что у меня душа чистая…
Анна Устиновна. Стыдишься ты брать-то.
Кисельников. Был у меня стыд, а теперь уж нет, давно нет.
Анна Устиновна. Так отчего ж бы тебе…
Кисельников. Вы думаете, я не взял бы?..
Анна Устиновна. Так чего ж ты боишься?
Кисельников. Взял бы я, маменька, взял бы.
Анна Устиновна. Так бери! Вот тебе мое благословение!
Кисельников. Ах, маменька! Взял бы я… да не дают… (Опускается головой на стол.) За что мне дать-то! Я не доучился, по службе далеко не пошел, дел у меня больших нет, за что мне дать-то?
Анна Устиновна. Экой ты у меня бедный! Экой ты у меня горький! (Обнимает его.) Кирюша, Кирюша, кто-то стучит. Отпирать ли?
Кисельников. Не тесть ли воротился? Отоприте.
Анна Устиновна уходит. Кисельников прислушивается.
Голос за сценой: «Здесь живет чиновник Кисельников?»
Голос Анны Устиновны: «Здесь. Пожалуйте». Входит Неизвестный.
Явление четвертое
Кисельников и Неизвестный.
Неизвестный. Вы господин Кисельников?
Кисельников. Точно так-с.
Неизвестный (садясь). Вы, должно быть, очень бедно живете?
Кисельников. Сами изволите видеть.
Неизвестный. Да. Ну, это может поправиться. У меня много частных поручений; если хотите, можете заниматься у меня. Вам тысячи рублей в год будет?
Кисельников. Как вы изволили сказать?
Неизвестный. Тысячу рублей.
Кисельников. Мне тысячу рублей-с!.. Это благодеяние такое-с… Я, помилуйте… так благодарен-с… Мне и во сне-то… Позвольте узнать, с кем говорю-с.
Неизвестный. Это вам все равно; вы узнаете после. Я поверенный по многим большим делам.
Кисельников. В суде я вас никогда не видал-с.
Неизвестный. Я сам не бываю, у меня есть агенты, которые за меня ходят по судам. Я только вчера приехал; а впрочем, я все знаю, что у вас в суде делается.
Кисельников. Кто-нибудь из наших сообщает-с?
Неизвестный. Да, ваши у меня бывают, забегают частенько и, кажется, остаются мною довольны. Что это у вас делов-то сколько?
Кисельников. Работа-с; надо же чем-нибудь жить.
Неизвестный. Оно так, а все ж таки на дом-то брать дела неловко, запрещено законом.
Кисельников. Коли вы поверенный по делам-с, так вы изволите знать, что не всякий закон исполняется.
Неизвестный. Ну, конечно. Вам верят, вы человек честный, оттого вам и дают. Да тут всё и дела-то неважные. А вот у вас есть дело Черноярского.
Кисельников. Почем же вы знаете-с? Я его только сегодня взял.
Неизвестный. Я вам говорю, что мне все известно. Вот это дело, будь я ваш секретарь или столоначальник, я бы вам не дал.
Кисельников. Отчего же? Я его еще и не смотрел.
Неизвестный. Оттого, что искушение велико. Покажите мне его.
Кисельников. Да как же-с!
Неизвестный. Покажите, я вам говорю. Чего вы боитесь! Вот оно у вас в платке завязано.
Кисельников (развязывая платок). Вот-с, дело Черноярского-с.
Неизвестный. Это дело с лишком во сто тысяч, как же его вам поверили?
Кисельников. Отчего же не поверить-с? Я всегда-с…
Неизвестный. Оттого, что тут есть документ; если его испортить, так и все дело пропало.
Кисельников. Как же это испортить-с?
Неизвестный. Ха, ха, ха! Вы не знаете? Ну, взять написать что-нибудь да потом ножиком подчистить. Вот какие дела доверяют! Ай, ай, ай! (Качает головой.)
Кисельников. Как же это можно-с! Такая фальшь-с… Кто же решится?
Неизвестный. Кто решится? Дадут тысячи три-четыре, так всякий решится.
Кисельников. Нет, уж вы не извольте беспокоиться, у меня будет сохранено, у меня и руки-то не подымутся.
Неизвестный. Не подымутся. Так я вам и поверю. Такие же у вас руки-то, как и у всех.
Кисельников. Нет, меня еще Бог миловал, я никогда…
Неизвестный (отворотясъ, отсчитывает деньги). Вот вам три тысячи! Марайте документ, пишите что-нибудь.
Кисельников (встает) Как! Что вы-с! Помилуйте-с!
Неизвестный. Садитесь! Вот деньги. Сосчитайте прежде.
Кисельников. Да зачем-с?
Неизвестный. Сосчитайте, я вам говорю.
Кисельников машинально считает.
Ну, сколько?
Кисельников. Три тысячи-с.
Неизвестный. Ну, положите их к себе в стол.
Кисельников (смотрит на него умоляющим взглядом). Нет, зачем-с, зачем-с! Не нужно бы-с!
