— Не произноси при мне это слово! — сказал Костя. — Как меня эта физика достала!

— Сам виноват, нечего было в авиационный идти, шел бы в педагоги или еще куда…

— Какой из меня учитель? Музыки, что ль? Авиационный… А так я хотел в бронеходную академию, но, блин, по здоровью не прошел…

— Значит ты, Ань, завтра не пойдешь гулять? — уточнил Вася.

— Пойду, если позовут, — подмигнула ему Аня. — Домашку вечером сделаю. А куда, кстати, планируешь?

— Да в Питер смотаемся, у приятеля день рождения…

— Так это на весь день… — разочарованно вздохнула Аня. — Ладно, если бы тут было…

— Почему? Ну, подумаешь, десять минут до Москвы и полтора до Питера на магнитке… и там минут двадцать на метро…

— Ладно, посмотрю, как завтра чувствовать себя буду.

— Ну да, вдруг сегодня печенье несвежее попадется…

Внезапно из динамиков раздался красивый женский голос: «Поезд прибыл на станцию Раменское. Уважаемые господа, при выходе из поезда не забывайте личные вещи. О подозрительных предметах сообщать машинисту или чину полиции…»

— Выходим быстро! А то в Воскресенск уедем! — скомандовала Аня.

— Далеко до дома-то? — спросил Костя, когда они вышли из поезда.

— Не очень. Минут пять на маршрутке… Или можно на электричке до «Фабричной», они параллельно магнитке ходят…

— Да ну, может, пешком…

— Зачем пешком? У меня тут машина припаркована, — возразил Вася.

— Какая у тебя? — полюбопытствовал Костя.

— «Жигули», «двадцатка».

— «Жигули»? Это ведро с гайками, а не машина… Вот у меня «Опель» — прелесть, а не машина, умеют пруссаки их делать…

— У меня не просто «Жигули», а «Жигули», выпущенные в Корейском королевстве, — с гордостью отметил Вася.

— О… вот это машина! А наши «Жигули»… Вроде тоже самое, что у корейцев, но выходит полная ерунда. Даже странно: бронеходы лучшие в мире выпускаем, самолеты-корабли в первой пятерке, а вот машины… все равно ведра с гайками.

— Места под заводы заколдованные выбирают, что ли?

— Мальчики, где машина? Ведите!

— Сейчас!

Кратово, 2009 г.

— Ты уверен? — Упырь с тревогой рассматривал окружающую местность через прибор ночного видения.

— Абсолютно! — заявил Шмель. — Погода соответствует. Справа шоссе. Утром по нему попрутся танки Гудериана. Что тебя смущает?

— Тихо как-то. И народу никого.

— Все к бою готовятся.

— Все равно, что-то не так!

— Да тебе всегда, Серега, что-то не так! — взвился Шмель. — И танк тебя не устраивает! И машина времени тебе не понравилась! Между прочим, наш Т-90 — самой навороченной комплектации! Если наш вояж сегодня-завтра удастся, то мы можем сюда половину Кантемировской перебросить и устроить немцам — «драп нах дойчланд»!

— А ну тихо! — рявкнул Кот, в миру майор Иванов Михаил Альбертович. — Совинформбюро поймал!

— ….ожесточенные бои на подступах к Смоленску. Экипаж танка лейтенанта Лавриненко в одном бою из засады уничтожил двенадцать танков противника…

Далее в сводке упоминались бои на подступах к Киеву, бои в районе Лужского рубежа.

— Трындец какой-то, — заявил Упырь, в миру капитан Гончаров Сергей Алексеевич. — Что-то я ни-фига не понял. Луга, Киев, Смоленск. Ноябрь 1941! Какие Луга, Киев, Смоленск? Что с немцами? Или мы не первые? Или у дойчей СПИД напополам со свинячим гриппом и эпидемией диареи? Кот! Давай крути волну, ищи Геббельса и радио союзников! И дату! Дату старайся уточнить!…

Час борьбы с волнами радиоэфира принес все те же грабли — ноябрь 1941 года, немцы там же, где и говорилось в сводке Совинформбюро.

— Мда, — протянул Шмель. — Блин, нам до Смоленска, как до Парижа раком! И топлива хрен хватит, и первый же регулировщик остановит! Ведь не будешь же со своими драться! Че делать-то? — Шмель, он же капитан Изябеков Рафаил Самаркандович, посмотрел на Кота.

— Конспектировать и домой возвращаться, — задумчиво ответил Кот. — Самое главное мы уже проверили — машина времени действует. То, что мир не совсем тот — не важно! Подозреваю, что в НАШ мир мы и не могли бы попасть — из-за, скажем, невозможности нарушить причинно-следственный закон. Попали в параллельный. Ну и хули? Что меняется? Фашисты — они и здесь фашисты! Слышал, что про разрушенные и сожженные деревни говорили? А про зверства полицейского корпуса СС под командованием Манштейна?

— Так у нас он вроде Севастополь в это время пытался с ходу взять… — начал Шмель.

— …УЙ ЕМУ, А НЕ СЕВАСТОПОЛЬ! — заорал Упырь. — Доберусь до змееныша и припомню ему и Аджимушкай, и Красную Горку, и Багеров ров! Буду варить на медленном огне в котле с кока-колой!

— А ну тихо! — рявкнул Кот. — До утра времени много. Наша задача слушать и конспектировать передачи, чтобы составить новую линию фронта на карте.

— Пей, военпред! Пей! — наставлял мастер ОТК «Н»-ского номерного завода Шмурдяков Соломон Алиевич. — И будет от этого всем польза — и трудовому народу, которому ты присягал служить, и городу, и государству. Ну, что ты так переживаешь, Зимов? Ну, сам подумай! Или ты считаешь, что ты один такой умный? Хочешь, жалобы твоих предшественников покажу? Не веришь? Вижу, что не веришь! — Шмурдяков встал из-за стола и, слегка покачиваясь, подошел к шкафам. Как-то слишком крепко и резко вцепился в хлипкую дверную ручку одной из дверец шкафа и замер. Постоял секунду, прикрыв глаза, словно заснув стоя, затем пришел в себя и открыл дверцу. Его мозолистые пальцы заскользили по папкам с надписями «Заказ №…», «Заказ №…», «Заказ №…». Затем остановились.

— Ага. Вот, например! — Шмурдяков выдернул папку и подсел за стол к захмелевшему Зимову.

— Вот, смотри! Возврат всей партии «Заказа №….», приостановка приема продукции… Видишь? Нет, скажи, ты видишь?

— Д-д-а-а, ввиижу, — пьяно протянул ведущий специалист Военного Представительства №… «Н»-ского номерного завода, Зимов Аркадий Моисеевич, и резко мотнул головой.

— А дальше видишь? Назначить комиссию. Видишь?

— Д-д-а-а, ввиижу, — кивнул Зимов.

— А дальше видишь? Решение комиссии. Видишь?

— Д-а-а, вижу, — кивнул Зимов.

— Что ты видишь? Что ты видишь? — затараторил Шмурдяков. — Ты читай! «Допустить с ограничениями. Не применять против бронированных целей». Видишь?

— Д-а-а, вижу, — кивнул Зимов и поднял голову:

— Это как не применять? Это ж бронебойные снаряды!

— Ты подписи читай! «Ту-ха-чев-ский. Павлу-но-вский». Прочитал?

— Да!

— Там… ТАМ в Москве виднее, что к чему! А если бы ты не подписал — что было бы?

— Что было бы? — переспросил Зимов, тупо рассматривая подпись Тухачевского.

— Завод бы не получил зарплаты. Их семьи — жены, дети малые остались бы без куска хлеба. И ради чего? Снаряды бы все равно приняли! Хочешь еще покажу? Тут целый шкаф таких папок! Везде брак, но везде принимают с ограничениями! И так всегда! Поэтому пей, Аркадий Моисеевич! Пей и не бойся! Мы все сделали по уму! Ничего не изменишь!

— Но если война? — попытался возразить Зимов.

— Рассея велика. У нас много заводов. Ведь не все же брак делают! Да и эти снаряды — может, их на учениях расстреливают!

— Может, — согласился Зимов, и его мозг уцепился за спасительную мысль. Мысль была настолько спасительной, что он даже встал из-за стола и заявил:

— Я домой.

— Подожди, Моисеич! Я тебя провожу.

— Я сам! — Зимов отстранил Шмурдякова и вышел из прокуренной кандейки мастеров ОТК.

Свежий воздух взбодрил и потянул на подвиги — вместо дома Зимов направился в сторону вокзала…

Зимов скомкал лист бумаги и швырнул в урну. Уже десятый. Ну и что? Он все равно напишет товарищу Сталину о безобразиях. И лично бросит письмо в