Практически эта первая попытка захватить Египет ничем не кончилась: как Амаури, так и сельджукский генерал Ширкух отвели войска. Точнее, они договорились об уходе из Египта.

В 1168 году Амаури-христианин возвратился в Египет и, как бы желая доказать серьезность своих намерений, перебил все население города Бильбейса. Он начал наступление на аль-Кахиру, и правитель Египта Шавар приказал сжечь Фостат — Миср. Трудно сказать, был этот шаг глупым или разумным с точки зрения военной стратегии, но Шавар отличался такой хитростью и коварством, что от него можно было ожидать любой выходки. За пять лет до этого Шавар занимал пост фатимидского губернатора Верхнего Египта, но перешел на сторону сельджуков в Дамаске и заключил сделку с Hyp ад-Дином, обещавшим назначить его первым министром Египта. Когда сельджуки сделали первую попытку захватить Египет, им удалось поставить Шавара у власти в аль-Кахире, но именно он и просил Амаури помочь ему избавиться от сельджуков. Теперь же, когда Амаури готовился к штурму аль-Кахиры, Шавар снова переметнулся к сельджукам, запросив помощи у Hyp ад-Дина.

Hyp ад-Дин согласился и направил генерала Ширкуха и его племянника Саладина с армией, приказав им изгнать крестоносцев. Эта задача была не из трудных, так как избиение в Бильбейсе пробудило ненависть населения к крестоносцам, и они не чувствовали себя в безопасности в этой стране. Амаури пришлось бежать, и сельджуки оказались победителями.

Из-за анархии и смятения в аль-Кахире после пожара Фостата — Мисра сельджуки решили действовать осторожно и временно оставили на троне молодого халифа аль-Адида. Hyp ад-Дин назначил Ширкуха визирем Египта, но тот вскоре умер, так и не приняв каких-либо серьезных решений. Проблемы Египта унаследовал его племянник Саладин, ставший визирем 2 марта 1169 года. Хотя он недолго оставался в Египте, Каир ощущал на себе его незримое влияние до самого конца английской оккупации.

Прежде всего Саладин хотел изгнать из мечетей дух шиитских доктрин и заменить их учением суннитов, но после разрушения Фостата — Мисра он еще не мог уловить истинных настроений народа и не решался на окончательный шаг. Только через год он приказал, чтобы пятничные молитвы читались за здравие аббасидского халифа, а не шиитского.

Никто не возражал, и эта реформа, как ничто другое, символизировала конец фатимидского правления в Египте.

Фатимиды пока еще жили в богатых дворцах аль-Кахиры. Саладин их не трогал. Но вскоре молодой халиф аль-Адид умер, и визирь начал действовать. Он занял королевские дворцы в аль-Кахире и немедленно изгнал 18 тысяч фатимидских родичей из города. Макризи пишет, что среди них было всего 252 мужчины (все члены семьи халифа), но, чтобы у фатимидов не было потомства, Саладин выселил мужчин и женщин в разные районы.

Саладин не взял для себя лично ничего из сокровищ королевских дворцов и не жил в них. Он открыл ворота аль-Кахиры и разрешил бездомным жителям Фостата — Мисра строить дома внутри и вокруг королевской столицы, которая, таким образом, перестала быть вотчиной халифов. Только с этого момента и можно говорить о Каире как комбинации всех городов, находившихся между Нилом и горами Мукаттам. Во всяком случае, навсегда закончилась изоляция королевского поместья аль-Кахиры, так как на его месте начал расти город Саладина.

Каир Саладина резко отличался от аль-Кахиры, и чтобы сейчас отличить более древнюю аль-Кахиру от саладиновского города, нужно бродить по средневековому Каиру, не обращая внимания ни на что, кроме памятников эпохи фатимидов. Аль-Кахира остается как бы ядром внутри каирской скорлупы, и можно легко начертить ее границы на любом плане города. Сохранившиеся памятники фатимидов разбросаны в старой части города: мечеть аль-Азхар (969), руины мечети аль-Хакима, трое ворот Бадра и часть построенной им в 1086 году стены (а также мечеть на Мукаттаме, носящая его второе имя: аль-Гиюши), мечеть аль-Факахани (1120) и мечеть Акмара — с самым старым каменным фасадом в аль-Кахире.

У Саладина было свое представление о будущем Каира: он хотел создать единый, неприступный и защищенный прочными стенами город, внутри которого процветала бы торговля и культура, где не было бы частных королевских поместий и сказочных дворцов. Иными словами, город, который принадлежал бы его обитателям, а Саладин был бы его абсолютным властителем.

Многие историки считают, что при строительстве Каира Саладин руководствовался военными соображениями и местными интересами, но он был человеком с весьма широким кругозором. Если фатимиды старались хоть как-нибудь удержать разложившуюся империю, а сирийско-турецкие хозяева Саладина мечтали об укреплении могучей империи, то сам он стоял на защите культуры всего ислама.

Саладин считал Египет источником средств, которые ему были нужны для беспощадной войны против наступавших христиан и европейцев, раскольнических мусульманских сект, подрывавших единство ислама. Он хотел сделать Каир организующим центром возрождения ортодоксальной суннитской культуры и идеологии, а также городом, где накапливались бы огромные богатства, необходимые для борьбы с чужеземцами. Саладин не собирался подавлять силой шиитских соперников, чтобы претворить в жизнь свои идеи, — он надеялся убедить Египет вернуться к ортодоксальной вере. Он расправлялся с шиитами мечом только в самых неизбежных случаях. Его крупнейшим архитектурным вкладом в Каире была Мадраса[2] — мечеть-университет, где ученые могли бы вместо проповеди шиитских догм толковать смысл религии и исламские законы.

Прежде всего он занялся обороной города, который до тех пор был весьма незащищен. Он хотел создать неприступную крепость и в 1176–1177 годах приступил к строительству цитадели.

Взглянув на любой план Каира, можно легко понять, какими идеями руководствовался Саладин при его планировке. Он хотел окружить стеной весь город, включая руины Фостата — Мисра; начав со стены Бадра на севере, он продолжил ее на запад к Нилу до порта аль-Макс, где сейчас находится вокзальная площадь — Мидан Баб аль-Хадид. На востоке, у подножия Мукаттама, он довел стену Бадра до цитадели, что построена на холме, возвышающемся над городом на 250 футов. Судя по всему, ни западная стена вдоль канала, ни южные стены у Фостата — Мисра не были завершены, так как в это время Саладин отправился из Египта в Сирию на войну против крестоносцев и шиитов. Недавние раскопки обнаружили отдельные участки этих «недостроенных» стен.

Саладин, как и великий Амр ибн аль-Ас, — романтическая фигура в истории, и в целом трудно найти какие-либо существенные недостатки в его характере и деятельности. Между прочим, его наиболее горячими поклонниками всегда были христианские биографы. Именно они, а не арабы, превратили Саладина в мифическую фигуру, и больше всего их восхищало в нем неоспоримое рыцарское благородство. Нет сомнения, что грубые, корыстолюбивые и жестокие крестоносцы, создавая свой рыцарский кодекс, многое заимствовали у мусульман — до Саладина, у Саладина и после Саладина. Даже Британская энциклопедия обвиняет Ричарда Львиное Сердце в высокомерии, жестокости и бессмысленном избиении 2 тысяч сарацинских пленных в Акке. Хитти пишет, что христиане не принесли на Восток никакой культуры, но, уходя с Востока, взяли с собой довольно много.

С момента прибытия Саладина в 1169 году и до османского вторжения в 1517 году, когда Каир закончил свою роль подлинно средневекового города, 82 года в нем правили преемники Саладина, 130 лет турецкие мамлюки и 135 лет черкесские мамлюки. Похоже, что каждой средневековой династии Египта было суждено властвовать в среднем по 116 лет. Со времени Саладина ортодоксальный суннитский Каир постепенно очищался от пагубных разлагающих шиитских догм. Саладин не только укрепил город, но и построил за 11 лет пять училищ и мечеть, которые не сохранились.

За многие годы, проведенные в Каире, я никогда не искал специально сохранившихся участков стен Саладина, но видел их все, за исключением участка ниже Фостата.