— Имеет. Для меня.

По-видимому, и в самом деле имело. Он нес ее по лестнице, а она не отрываясь смотрела в бездонную синеву его глаз. И верила ему! И была права. Она хотела знать о нем все, и ничто не могло бы поколебать ее веры в Джастина.

В спальне он положил ее на черные атласные простыни, ласкающие кожу. Это необычное черное шелковое ложе еще больше возбуждало ее.

Она услышала звук расстегиваемой молнии, джинсы оказались на полу, а сам он — рядом с ней. Он сомкнул ее в объятиях, и они переплелись как лианы на сбившихся темных как ночь простынях. Он опять начал осыпать ее поцелуями, тело Джастина прижалось к ее телу, он неистово ласкал ее, и Кристина почувствовала, как она тонет в черноте атласа. Его покрытая мягкими кудрями волос грудь дразнила своим прикосновением ее упругие груди, их бедра тесно сомкнулись, и между ними она ощутила трепещущую мощь его мужского естества.

Но и теперь он продолжал целовать ее — бесконечно и ненасытно. А потом поцелуи прекратились, и взгляд остановился на ее обнаженной фигурке, и он чуть отстранился от нее. Он провел пальцем непрерывную линию от изгиба ее губ по высокой тонкой шее и ниже — по всему стройному телу, он гладил ее груди с набухающими от его прикосновений сосками, к которым он жадно припадал ртом… Он гладил ее спину, подтянутый живот, медленно приближаясь к темному треугольнику между бедер… И вот она уже задохнулась от его желанной и все же неожиданной смелости, подавленная новой волной сладостных ощущений, постепенно впадая с ним в единый ритм томительных движений.

Она уже не шептала его имя — оно громко срывалось с ее уст, и вдруг он приподнялся над ней и увидел глаза Кристины — любящие, подернутые поволокой и все еще что-то вопрошающие…

Он сжал ее в объятьях изо всех сил, нежно шепча: «Кристина!». Джастин застонал от переполнявших его чувств, припал губами к трепещущей жилке на шее, и снова начал повторять ее имя.

Кристина в ответ заключила его в свои объятия, прижимаясь все сильнее и ближе. «Пожалуйста…» — молила она, зарывая пальцы в его волосы, соскользнув на спину… такую обвораживающую… даже если просто к ней прикасаться.

Его руки снова опустились, касаясь мягких влажных лепестков ее сокровенного лона, бережно лаская их. Поймав ее жаждущие соития глаза, он овладел ею. Она содрогнулась от счастья полного соединения с ним, и весь мир перестал для нее существовать…

За окном выла метель, и падал снег. А их сжигало чистое пламя страсти.

Кристина тонула в шелке, погружалась в его черноту неудержимыми порывами его тела… наступил момент, когда у нее уже не было сил ни двигаться, ни касаться его, а только смотреть и смотреть в синие глаза…

А потом их сплетенные тела, казалось, охватило внезапной новой неудержимой волной страсти. Она с готовностью откликалась на каждое его движение, ее бедра чутко двигались в лад с его телом, задыхаясь, она повторяла его имя. Джастин схватил ее руки, их пальцы соединились, его тяжелое тело возносилось над ней, все глубже проникая в ее женское естество.

Кристина почти теряла сознание от этих сладостных мук. Вдруг он словно взорвался внутри нее, и мириады звезд вспыхнули на черном бархате зимнего неба. Буря острейших ощущений и чувств заполнила ее существо… а потом все вокруг покрылось непроницаемым мраком.

Кристина закрыла глаза, отдаваясь последним содроганиям. Она боготворила мужчину, подарившего ей небывалое наслаждение земной любви.

Джастин лежал рядом с ней, и когда она открыла глаза, мир все еще оставался черным. Мир черного шелка. Ощущение, которое Кристина не забудет до конца своих дней.

Джастин коснулся ее подбородка, и она подняла свой взгляд к нему. Он нагнулся, легко касаясь ее губ своими. Синие глаза с восторгом пробежали по ее прелестному телу.

— Это было куда лучше, чем играть в шахматы, — только и мог сказать Джастин.

Увидев, как щеки Кристины залил румянец смущения, он засмеялся и поцеловал ее еще раз.

— Джастин… — обратилась к нему обессиленная, но счастливая женщина.

— Я тебе сказал, что ты ослепительно красива, а? — спросил он с нежностью.

Кристина улыбнулась, смущенно опуская ресницы. Он и в самом деле оказался редким по своей предупредительности и гостеприимству хозяином. Даже сейчас, после всего, что произошло, он старался, чтобы она чувствовала себя как можно лучше. Но она и без его усилий чувствовала себя особенно уютно, потому что оказалась в одной постели с ним по своей воле — скорее, непреодолимому желанию.

— Ты знаешь, — сказал восторженно Джастин, — что ты прекрасна на этом черном атласе?

— Я знаю, что ты неотразим на фоне черного шелка, — ответила она, успев соскучиться по его прикосновениям и ласкам.

Он был так божественно гармоничен, что это приводило ее в состояние какого-то экстаза… Развитая, играющая мускулами, с кудрявой порослью грудь, такая восхитительная на ощупь. Стройные сильные ноги — мускулистые, с железными икрами. Прекрасной формы руки — с удлиненными тонкими пальцами. Видно, природа особенно постаралась, создавая такого совершенного мужчину.

— Твои темно-синие глаза на черном фоне волшебны, — вновь заговорила Кристина.

— В самом деле?

— Да.

— Ты невероятная женщина!

Он казался очень серьезным. И, главное, искренним. И это было так важно для нее.

— Ты часто… говоришь так? — спросила она.

Она хотела только искренности, чтобы они до конца могли быть близки, без единого намека на сомнения. Но быть ближе, чем только что… Это казалось почти невозможным.

— Никогда и никому прежде, клянусь тебе! — ответил Джастин.

— Никогда и никому? — переспросила Кристина.

— Никогда и никому, — торжественно повторил Джастин.

Подняв ее руку, он поцеловал самые кончики ее пальцев, прошелся по ним языком, и она, кожей рук почувствовав его дыхание, содрогнулась от нового приступа страсти.

— Согласись, — взмолился он, — что это куда лучше игры в шахматы.

— Это в миллион раз лучше игры в шахматы, — подтвердила она.

— Отлично, — сказал Джастин, медленно опускаясь на ее хрупкое, разомлевшее тело. — Хочешь сыграть ее одну партию?

— В шахматы?! — с притворным возмущением спросила Кристина.

Джастин не ответил, но она хорошо знала, что не о шахматах идет речь. Потому что он уже целовал ее…

А значит «игра», на которую он намекал, уже возобновилась…

На следующее утро отключилось электричество.

Благодаря маленькому, работающему от батареек телевизору, Джастин и Кристина могли воочию убедиться, как неистовствует разыгравшаяся стихия. По всей Новой Англии бушевала снежная буря, занося дома и дороги. Даже старожилы не могли вспомнить такой свирепой и продолжительной метели.

— Еще несколько дней тебе здесь придется задержаться, — заметил, не скрывая своей радости, Джастин.

Кристина рассмеялась, довольная не меньше его. Гнев Божий, обрушившийся на побережье, для нее обернулся даром небес, оставив ее здесь наедине с мужчиной, желанней которого трудно было и вообразить.

Страна вечного блаженства, рай для прекраснодушных, шутила она про себя. Никогда в жизни она не была столь опрометчивой и легковерной: начиная с того, что без памяти влюбилась в почти незнакомого человека, ничего, по существу, о нем не зная. Но Кристина чувствовала себя счастливой. Она благословляла этот сладкий снежный плен. Ей хотелось, чтобы он длился вечно…

Они проснулись чуть ли не одновременно и бросились освежиться в верхний бассейн, где, поплавав, сидели, беспечно болтая ногами, а потом снова предавались любви… Скоро они проголодались, но их слишком захлестывали чувства, и наскоро полакомившись фруктами и сыром, они опять очутились у камина в гостиной. И там опять она со страстью отдалась ему.

Через какое-то время они вернулись в спальню к черным атласным простыням и там уснули как убитые. Проснувшись, Кристина увидела, что Джастин давно не спит и любуется ею. С нежностью погладив ее изящно очерченные губы, он удивленно спросил: