Ричард предложил нанять дизайнера, но Алекс только фыркнула и заявила, что все сделает сама. Во-первых, ей была отвратительна сама мысль об услугах постороннего человека, а во-вторых, так она надеялась выиграть время. Ее вполне устраивало такое положение дел: когда было нужно, Ричард был под рукой, и в то же время можно улизнуть, когда нет сил соответствовать его высоким обывательским стандартам.
Ричард сказал, что после покупки квартиры они сразу официально объявят о помолвке; Алекс же была настолько убита недавним — и, как ей казалось, последним в ее жизни — разочарованием, что не стала противоречить. Ее мать предприняла еще одну отчаянную попытку организовать для них достойный прием, но снова натолкнулась на черную неблагодарность. Алекс была совершенно не настроена изображать счастливую невесту перед толпой родственников, которых она не видела с того времени, как играла с Барби. Да и с друзьями разыгрывать этот фарс было бы нелепо.
Вообще-то, живя с Ричардом, она растеряла всех друзей, кроме самых близких, а ее своеобразная подработка окончательно поставила крест на прежней общительности. Конечно, теперь пришлось отказаться от встреч с клиентами и времени стало гораздо больше, но Алекс не могла заставить себя снова сойтись со знакомыми. Она повзрослела и уже не могла быть такой легкомысленной, как раньше. Иногда ей казалось, что она утратила вкус к жизни, в другие же моменты она думала, что еще слишком молода, чтобы заживо похоронить себя, — что и говорить, не слишком подходящие мысли накануне помолвки.
Сначала Алекс надеялась, что, если пустить ситуацию на самотек, все может уладиться само собой; когда же стало очевидно, что этого не случится, она решила хотя бы обойтись без шумихи. Никаких девичников, никаких салонов и портних, никаких объявлений в газете — ничего. Ричард донимал ее требованиями назначить день свадьбы, но она неожиданно выказала приверженность идее, что долгая помолвка — залог нерушимого брака. Если бы Ричард знал Алекс получше, он бы не был так спокоен на ее счет — побег из-под венца был как раз в стиле его невесты, однако полное отсутствие фантазии не позволяло ему видеть многого. И пока он был пай-мальчиком, Алекс сидела и ждала чуда, которое избавит ее от него. В противном случае ей придется идти в ближайший монастырь. Одно она знала наверняка: свадьба состоится только в том случае, если не сработает ни один из планов спасения — а среди них были и такие экзотические, как таинственное исчезновение и слезное признание в том, что она лесбиянка. Алекс прекрасно понимала, что Ричард ни за что не потерпит, чтобы его бросили ради другого мужчины. Его самолюбие этого просто не выдержит. Если же соперницей окажется женщина, удар будет несколько смягчен. А с другой стороны, она не исключала, что это еще больше распалит его.
В конце концов пришлось отбросить все эти надежды как не имеющие отношения к жизни. Все, что ей оставалось, — это по возможности держаться в тени. В этом случае, если ей все же удастся удрать, большинство ее знакомых вообще не узнают, что она была помолвлена, да еще с таким типом, как Ричард.
В соответствии с этим решением и невзирая на протесты матери, Алекс заявила, что помолвка будет праздноваться исключительно в семейном кругу. Саймон, конечно, также будет присутствовать — он практически родственник. Можно пригласить и его родителей. У отца Саймона наверняка найдется в запасе пара фраз, которые отвлекут общественное внимание от счастливых новобрачных и обратят его на участь его бедной жены. Впрочем, надо отдать должное матери Саймона — она неплохо справлялась. Может, тут сказался многолетний опыт — она научилась пропускать мимо ушей все, что говорил муж. Алекс подумала, что и она сумеет жить в своем мире и не обращать внимания на ханжество и напыщенность супруга. Черт побери, разве не так живет половина населения Британии? Ну если это могут почтенные дамы, занимающиеся благотворительностью, почему бы и ей не попробовать? Что же касается Ника, то будь что будет. По крайней мере он увидит крушение ее жизни. Может быть, он даже пожалеет о том, что потерял. Тут она остановилась: это была запретная зона. И все-таки она подумала, что, если бы была помолвлена с Ником, он не дошел бы до такой пошлости, как кольцо с исполинским бриллиантом. Он бы схватил ее в охапку и увез куда-нибудь за границу, и там бы они поженились без всяких формальностей, которые обычно выполняют перед свадьбой. Да уж, условности были явно не его стихией. Иначе она не оказалась бы теперь между Сциллой в лице Ричарда и Харибдой в виде воспоминаний о недолгом счастье с Ником.
Подавив внезапный приступ жалости к себе, Алекс решила заглянуть к Саймону. Уж там-то она все разузнает. Саймон рыл копытами землю от нетерпения поскорее выдать ей все свои новости.
— Боюсь, я был гадким мальчишкой, Алекс. Нет, по телефону не могу, пожалуйста, приезжай скорее! Мне столько нужно рассказать тебе!
В этом Алекс не сомневалась. Триумф был одним из его любимейших переживаний, так что он не мог им не поделиться. Перед тем как выйти из дома, Алекс внимательно оглядела себя в зеркале. Несмотря ни на что, выглядела она неплохо. Она мазнула по губам яркой помадой, чтобы казаться беспечной — пусть не думают, что она сдалась. Подойдя к двери, Алекс откашлялась и приготовила дежурную улыбку. В конце концов, недаром же она столько раз стучалась в гостиничные номера. Главное — держать фасон. Столько раз она выпутывалась, выпутается и на этот.
Дверь распахнулась, и она вплыла внутрь, как в бальную залу. Каждый, включая кошку, получил от нее поцелуй. Вежливость — мощное оружие. Алекс выстрелила любезнейшей улыбкой во всех присутствующих, включая загорелого Ника, который, кажется, был рад ее видеть, хотя и немного нервничал. Ну и на здоровье. Она уселась на свое любимое место на диване и взяла предложенную чашку кофе все с тем же видом светской снисходительности.
— Итак, выкладывайте все по порядку.
Саймон покосился на Ника — тот рассмеялся и похлопал его по спине.
— Это по части Саймона.
Итак, аудитория была у его ног. Наконец-то он был в центре внимания. Но едва он открыл рот, как раздался звонок. Через секунду в комнату ввалился Серж. Да, по его лицу сразу видно — нахал, каких мало. Окинув Алекс оценивающим взглядом, он пустился в рассказ о том, как только что чудом избежал ограбления на углу улицы.
— Можете себе представить, он тянет мою сумку за ремень, а я вцепился в нее с другой стороны и ору. Должен вам сказать, это был огромный человек. И совершенный безумец! Эти сверкающие глаза… И он кричал что-то ужасное, поливал меня бранью… Но я решил — ни за что не отдам сумку. Ни за что! Я покупал ее в Милане, это уникальная вещь. Прекрасная кожа, и там множество моих вещей. А ты знаешь, Саймон, что такое для меня вещи, — это вся моя жизнь! Я тянул и тянул и в конце концов он отпустил и побежал, черт, побежал со всех ног! Я был потрясен до глубины души. И тут подбегает женщина и говорит, что все видела — она стояла на другой стороне улицы, но она боится вмешиваться в такие дела. И спрашивает, все ли со мной в порядке. Разумеется, со мной не все в порядке! Я был раздавлен, я был уничтожен! Но я помнил, что должен дойти сюда, и вот я здесь, и вы все знаете. Ох, кажется, у меня стресс. Я чувствую такую слабость…
С этими словами он театрально схватился за голову и повалился на диван рядом с Алекс. Надо сказать, в его эмоциональной речи более всего ее заинтересовал акцент — с восточноевропейского выговора он почему-то постоянно сбивался на диалект Ист-Энда. У Алекс были кое-какие подозрения на этот счет. Не он первый придумал романтический имидж иностранца в Туманном Альбионе.
Но Саймон, похоже, ничего такого не замечал. Он как безумный кинулся к Сержу:
— Ты мой бедный! Дыши глубже! Вот так. Ник, принеси ему воды!
И он стал поглаживать Сержа по плечу, а тот всхлипывал и икал. Глаза у него были драматически зажмурены, будто он пытался укрыться от преследовавшего его кошмара. Алекс, хотя и от всей души сочувствовала ему, едва удержалась от смеха. Серж явно красил ресницы, видимо, желая подчеркнуть свою цыганскую красоту, и теперь по его щекам струились черные ручьи. В сочетании со сползшей на один глаз банданой это смотрелось уморительно.
