Он обернулся. В его глазах была совершенно невообразимая смесь удивления, недоверия, надежды и еще многого такого, чему я просто не могла подобрать названия. Наверное, именно в тот момент я поняла, что хочу, чтобы этой ночью стало жарко звездам. Потому что это единственное воспоминание может греть меня всю оставшуюся жизнь, какой бы короткой она ни была. Воспоминание о ночи с любимым мужчиной.

— Ты уверена? — стараясь держать себя в руках, спросил Король.

— Не спрашивай меня об очевидном, — фыркнула я, протягивая руки. Он, словно бы не доверяя, приблизился.

— У нас есть ровно четверть дня, — произнес он. — Больше я не вытяну. Игры со временем — сложная штука.

— Но нам хватит, — многообещающе улыбнулась я. Я не узнавала себя. Как-будто бы меня в единый миг кто-то подменил. Или, может быть, только это и была — настоящая Ярослава? Четверть дня… О таком подарке я не могла и мечтать. Остается лишь надеяться, что плата за него будет не слишком неподъемной.

— Яра, — прошептал он, вдруг оказавшись близко-близко. Замер на мгновение, будто давая мне шанс одуматься. Поступок, конечно, героический, но, безусловно, напрасный. Горячая кровь моего рода упорно призывала окунаться в безумства с головой. Светлая княжна изволила терять голову, трепещите все! Лихая безрассудность ударила мне в голову с силой крепленого вина…

А потом был первый поцелуй. Не такой, как у багрового озера — там это было лишь невесомое касание. Сейчас же прикосновения его губ напоминали путника, умирающего от жажды, стремящегося напиться так, чтобы впрок, чтобы на всю жизнь. Король ведь тоже все прекрасно понимал.

Одежда казалась ненужной, лишней, мешающей, скрывающей суть вещей и чувств. Не оставалось ничего, кроме тока крови в ушах, всепоглощающего жара, и мужчины, ставшего внезапно таким большим. Или это я была такой маленькой?

Звездам действительно было жарко в ту ночь, но они скромно отворачивались, не желая подглядывать за чем-то настолько важным и личным. Или они просто боялись, что блеск чужого кратковременного счастья может затмить их — величественных и вечных? Кто знает…

Для меня тогда не существовало ничего вокруг, ничего внешнего, наносного. Был только жар наших тел, огонь поцелуев, искры взглядов. Но все это затмевалось пламенем желания: быть ближе, ближе, еще ближе! Влиться в другого, стать его частью, утерянной когда-то на заре времен, внезапно найденной, а потому еще более дорогой и ценной. Высшее проявление любви — не в физической близости, но в болезненной обнаженности душ в этот момент.

Мы понимали все: как кратковременно наше счастье, как непостоянны наши жизни и сильны враги, но сейчас мы были вместе, по-настоящему вместе, полностью разделяя мысли и чувства друг друга. И сейчас нам не был страшен абсолютно никто. Вместе. Раз и навсегда. И его не интересовало, что я все-таки выйду замуж, потому что это была сущая ерунда. Я уже была — его. И никто бы не смог этого изменить.

Потом наступило короткое затишье, когда я удобно устроилась на руке Короля.

— Скажи, а ты ведь не… — как-то неуверенно начал он.

— Да, — оборвала его я на полуслове. — Видишь ли, как я говорила, не ты первый меня похищаешь. А степные султаны очень любят женщин, но даже высокородных пленниц рассматривают как законную добычу. Пусть и пользуются ей недолго… Но все это давно в прошлом, — встрепенулась я. — Расскажи о себе. По сути, я даже не знаю твоего имени…

— Светлая княжна пытается разведывать секретные сведения? — улыбнулся Король.

— Исключительно для личного пользования, — парировала я. — Ну расскажи…

— Хорошо, — поудобнее устроился Колдун. — Слушай. Меня зовут Герхард… — каждое утро я просыпаюсь с этими словами. Тому есть несколько причин. Первая из которых — мое имя никто не произносил вслух вот уже тридцать лет. Так происходит со всеми королевскими детьми в нашей стране. До пятнадцати лет и после, наследник именуется Принц, и никак иначе. В день же пятнадцатилетия отец-король должен дать Принцу имя. Которое не будет знать никто, кроме их двоих. Ведь зная истинное имя врага, вы запросто можете его проклясть.

После пятнадцати лет, и дарения Имени, у наследника просыпается колдовской дар. Только силой истинного имени новоявленный Колдун может повелевать теми сущностями, что встречает во снах на протяжении всей жизни. И это — вторая причина. Вопреки расхожему мнению, колдовству нельзя научиться. Не существует никаких книг заговоров и заклятий. Потому что каждый получает ровно то, что в силах вынести. Колдуны не спят по ночам. Точнее, спят лишь их тела. Разум же исследует Древо Жизни. Часто бесплодно. Могут проходить месяцы и годы, прежде чем на пути Колдуна встретится сущность, наделенная полезными знаниями. И тогда в ход идет истинное имя. Произнеся его мысленно, Колдун связывает сущность нерушимыми путами, и может черпать её знания. Но за это есть и расплата. Многие однажды не просыпаются — застревают между двумя мирами, и тоже становятся сущностями-носителями знаний для других Колдунов. Те же, кто просыпаются — некоторое время не могут осознать себя и то, где они находятся.

Поэтому напротив моей кровати висит зеркало. Каждый раз, возвращаясь в телесный мир, я произношу эту фразу: «Меня зовут Герхард».

Но это все лирика, на самом деле, каждый из нас знает, на что идет, и делает это осознанно.

Я правлю Королевством уже довольно давно, и нахожу в этом своеобразную прелесть. Да, это тяжелая, нудная, и чаще всего, абсолютно неинтересная работа, но ощущение власти — пьянит. Это как переставлять на карте игрушечных солдатиков, зная, что где-то там настоящие армии идут в бой. И все это — по мановению твоей руки.

Но власть не дается просто так. Она любит лишь умных и осторожных. И я пытаюсь быть таким. Я, как смог, отдалил от себя всех людей, чтобы уменьшить вероятность предательства. Я попытался создать образ Короля-Колдуна, построенный на тайнах и недомолвках. Я вел политические игры лишь на своих условиях.

— О, у тебя это прекрасно получилось, — не могла не ввернуть свое слово я.

— Я рад, что ты это оценила, — вернул он улыбку. — И да, я похищал принцесс и прочих влиятельных особ. Во-первых, потому что это позволяло в ряде случаев диктовать свои условия, во-вторых, это приносило деньги в казну, ну а в-третьих, мне было в какой-то степени даже интересно наблюдать за ними со стороны. Правда, в конце таких наблюдений, я неизменно приходил к выводу, что принцессы — какой-то особый подвид людей — склочные, надменные, скандальные, и, чаще всего, не блещущие благоразумием.

Да, следует отметить, что пару раз мне попадались вполне разумные девицы. Но при этом они боялись меня настолько, что едва ли не забивались под кровать всякий раз, когда видели меня поблизости.

— О, тешу себя надеждой, что стала исключением, — произнесла я, непривычная к подобной откровенности. Как я уже говорила, в политике не ценится искренность, а в иных случаях правда — тоже оружие…

— Да, княжна ты стала той, кто выбивался из привычного ряда благородных дочерей. Сначала ты показалась мне… забавной. Да, пожалуй, именно так. Ты почти не боялась, по крайней мере, старалась этого не показывать, и пыталась вести себя так чопорно, взросло, что порой становилось смешно. Когда я ошарашивал тебя честным заявлением, или когда проявлял к тебе интерес — ты совершенно терялась, и не знала, как реагировать. В то же время, ты обладала и умением мыслить, что довольно редко встречается в среде благородных дам.

— У-у-у, мне сейчас станет жутко стыдно, — опечалилась я. — Я-то мнила, что веду себя просто воспитанно и сообразно с княжеской честью… Ты рубишь мои мечты на корню!

— Брось, Яра, — усмехнулся он. — Ты не умеешь мечтать — ты ставишь вполне достижимые цели.

— Это ты тоже узнал из наблюдений за мной? — несколько уязвлено поинтересовалась я.

— Что-то из наблюдений, что-то — данные разведки, — уклончиво ответил Герхард. Хотя… нет, пусть лучше он будет Королем-Колдуном. Я не собираюсь злоупотреблять теми знаниями, что он дал мне. И его истинное имя мне лучше забыть. Может, когда и будет такая ситуация в жизни, что оно мне пригодится, но пока — я ничего не слышала. — Собственно поэтому я и водил тебя на море и на багровое озеро, — продолжил мужчина. — Ты не умеешь мечтать, но память у тебя прекрасная.