Впрочем, мечты до хорошего не доводят. Подтверждение этому я получила прямо сейчас. Казалось бы: я почти выбралась из леса, преодолела столько опасностей, однако… Расслабляться было еще очень рано.
— Далеко собралась, княжна? — раздался резкий и печально-знакомый голос. Дух-Хранитель, за что?! За то, что не убила эту тетку еще в темнице? А я так надеялась, что все закончилось… И жутко устала…
Пока я, в лучших традициях богатырей, предавалась стенаниям, противница времени не теряла. Она скинула плащ, вытащила кинжал, брата-близнеца того, что висел у меня на поясе, и принялась обходить меня по кругу.
— По-моему, я ясно дала понять, что ваше гостеприимство мне не по вкусу, — холодно произнесла я, повторяя её маневры. Почему-то при виде блестящего и, несомненно, острого лезвия, я быстро поняла, что вовсе даже не устала, и вообще во мне еще ого-го сколько сил и возможностей!
— А мы больше тебе его и не предлагаем, — усмехнулась мерзкая баба. — Нам вполне хватит твоего трупа — с ним куда меньше хлопот… — и что ж я её не добила?
Надо сказать, в её слова я вслушивалась лишь краем уха. Все моё внимание сосредоточилось на наблюдении за противницей, и на том, чтобы вспомнить азы фехтования, которым меня учили. Зазеваться и получить кинжалом в какую-нибудь дорогую мне часть тела — было бы самой большой и, увы, последней глупостью, которую я успела бы совершить в своей короткой жизни.
Однако, не поддержать беседу тоже было бы невежливо.
— Кто же это так жаждет моей смерти? — спросила я, осторожно пятясь.
— А какая будущему трупу разница? — женщина сделала неожиданный выпад в мою сторону. Вот она еще говорит, а вот, в следующее мгновение, лезвие кинжала серебристой пчелой летит в мою сторону. Я поняла её намерение по выражению глаз, и успела уклониться, не принимая бой. Мы снова пошли по кругу. В её словах, конечно, был резон. Я вряд ли смогу долго выстоять против тренированной противницы. Собственно, в этом представлении роль моя была незавидна — потрепыхаться для вида, и покорно умереть, чтобы уже в посмертии сказать: «Я сделала все, что смогла». Впрочем, что за упаднические мысли? Я еще жива!
— А, может, хочу умереть, осчастливленная этим знанием? — я тактично не принимала бой. Противница настаивала.
— Поверь, твое счастье — последнее, что нас интересует! — еще выпад. Я вежливо отказываюсь от навязчивого предложения. В конце-концов, быть такой приставучей просто неприлично!
— Как невежливо, — кривлюсь я, уклоняясь в третий раз. — А еще и подло! — в последний момент я успеваю отпрыгнуть от размахавшейся ногами противницы.
— Хватит бегать! — злится та. — Прими, наконец, бой!
— Не хочу, — почти искренне улыбаюсь я. — Ваше удобство — последнее, что меня интересует.
Противница моей иронии не оценила. Она вообще почему-то нервничала и торопилась. У меня вообще складывалось ощущение, что мое предполагаемое убийство было спланировано четко по времени, а она этот план нарушает. И сейчас ей, похоже, надоело со мной расшаркиваться. Молча, женщина кинулась на меня. Кинжал в её руке кровожадно поблескивал. Больше всего мен захотелось развернуться и с воплем «мама!» кинуться наутек, потому как, похоже, меня всерьез собирались убивать. Останавливало лишь понимание откровенной глупости ситуации. Что может быть глупее, чем открывать врагу спину?
Помнится, еще мой учитель истории говаривал: «Итак, юная княжна, история на наглядных примерах учит нас тому, что открывая врагу спину вы не только даете ему пространство для любого маневра, но и ставите себя в заведомо проигрышное положение. Почему? Потому что совершать тактическое отступление и бросаться в паническое бегство — суть разные вещи…»
Мысли вихрем пронеслись в моей голове, и потому, с трудом удержавшись от того, чтобы не зажмуриться, я осталась на месте. Противница, похоже, посчитала, что меня просто парализовало от страха. Однако, она оказалась неприятно разочарована, когда я ушла в бок от прямого удара клинком, и подставила ей подножку. Женщина, не удержавшись на ногах, отчаянно сквернословя, рухнула, увлекая меня за собой. Падая, я наугад пнула куда-то в тетку коленом, и весьма удачно выбили из её руки кинжал. Правда, и свой тоже потеряла, но не все коту сметана.
Противница явно обиделась, и, оказавшись сверху, попыталась выцарапать мне глаза. Я в долгу не осталась, и принялась драть ей волосы.
— Дрянь! — возмутилась она.
— Корова! — отвечала я, пыхтя под немалым весом мужиковатой тетки.
— Что-о?!
В общем, началась самая обычная, самая грязная из всех возможных — женская драка. Мы обзывались, кусались, царапались, пинались и вообще пытались подстроить друг другу массу пакостей. Понимаю, поведение не княжеское, самой противно. Сцепились, как две дворовые девки за пригожего молодца. Но только благодаря этому я была еще жива. Противница куда сильнее меня, более тренированная, и, единственное, что меня спасало, так это то, что она об этом пока не вспоминала. Извечная женская суть брала верх: несмотря на все боевые тренировки — соперницам выдирают волосы! И все это с визгом, с руганью, всем весело, всем интересно…
Я прекрасно понимала, что женщина сильнее, да к тому же, меня еще сдерживал с детства вбитый запрет на не княжеское поведение. Мы же благородные, мы не должны опускаться, и вести себя неподобно…
Однако, в этом случае, мое положение оказывалось заведомо проигрышным. Оный проигрыш ознаменовал бы и мою смерть. Умирать же было обидно, и категорически не хотелось.
Я вспомнила, как дрались девки на заднем дворе терема, зажмурилась, и, что было сил, вцепилась противнице в волосы, попутно кусая её за нос. Та громко и неприлично оценила ситуацию, пытаясь меня придушить и пнуть в печень.
Я больше не была сдержанной и воспитанной княжной — такие хороши лишь для закрытых, хорошо охраняемых теремов, а в настоящей жизни, увы, не выживают. Сдавленно зарычав, я вцепилась ногтями в лицо женщины. Мы еще раз перекатились, на этот раз мне повезло: я оказалась сверху. Огласив окрестности переливчатым торжествующим воплем (примерно таким мой далекий-далекий предок сообщал о победе над врагом), я уселась на противнице, и принялась наносить ей хоть и неумелые, но сильные удары кулаком по лицу.
Это была какая-то веселая, затмевающая все, злость. Мне нужна была победа и только она.
Сидя в своем тереме, я никогда бы и подумать не могла, что способна на такое. Это было так низко, грязно, но в то же время так… живо! Веди я обычную, приторно-сладкую жизнь благородных девиц, я никогда бы и не могла подозревать, что существует еще и такая сторона монеты. Нет, это отнюдь не значит, что я начинаю резко огрублять манеры и подамся куда-нибудь воевать, бестолково размахивая мечом и крича патриотические лозунги. Вовсе нет! Я так и останусь хорошо воспитанной, благородной, сдержанной особой. Другое дело, что теперь я знаю, как бывает и по-другому…
Все крики звучат всегда в самый неподходящий момент. Эту простую жизненную истину как-то рассказал мне наш волхв. Когда я попыталась оспорить это заявление, он привел мне на редкость убедительный пример. «Вот представь», — говорил он мне. — «Стоишь ты над раненым, стрелу пытаешься из него вытащить. А тут к тебе без стука врывается посыльный и дурным голосом вопит, что Светлый князь возжелал немедленно тебя лицезреть. Что будет? Правильно, рука сама дергается, и либо загоняет стрелу еще глубже, либо же, наоборот, просто вырывает её с мясом. Какое уж тут, к Короеду, лечение…». Представив себе все вышеописанное, я полностью прониклась точкой зрения волхва.
Итак, все крики звучат всегда в самый неподходящий момент. Причем, они всегда отвлекают вас от чего-то важного. А если вы знаете кричащего, и еще не можете разобраться в своих эмоциях на его счет… В общем, крик «Яра!» прозвучал удивительно не вовремя.
Я знала, что нельзя оглядываться, что если оглянусь — потеряю и время и боевой запал. Но не обернуться, услышав этот голос, я не смогла. Поймала встревоженный взгляд разноцветных глаз, и тут же небо с землей поменялись местами. И вовсе не романтические чувства были тому причиной.
