— Костик, — пояснила она, сделав маленький глоток кофе. — Тот самый Костик, которому ты сдавал квартиру своей жены. И не надо делать вид, что ты впервые услышал его фамилию…

«Господи, что же я делаю?»

Вопрос стучал в Жениной голове, надо сказать, совершенно напрасно. Женя не собиралась на него отвечать. Ей вполне нравилось то, что с ней происходило, — даже чувство страха оказалось на вкус сладким.

Она очнулась только тогда, когда все уже свершилось. И рассмеялась.

Он посмотрел на нее немного удивленно. И тоже начал смеяться.

— Мы сейчас похожи на подростков, — проговорила она. — Вырвались на свободу из-под гнета родительского…

И тут же налетела черная тень. Не подростки. И гнет не родительский…

Другой гнет. Называется — гнет обстоятельств.

Под родительским еще никто не сгибался, если, конечно, твои родители не маньяки-самодуры, уверенные только в своей правоте…

А под жизненным — сколько угодно согнулось народу.

Чтобы отвлечься, она дотронулась до него — и тут же подумала, странно, он так похож на ее Белого Кота… Такой же спокойный, загадочный… Немного ворчун. У Кота тоже такой взгляд — настороженный и вопросительный…

— Ты похож на моего кота, — сообщила она.

Он ничего не ответил. Только слегка погрустнел, как будто она ему невольно напомнила о чем-то печальном…

— Сварить тебе кофе?

— Да. Я хочу кофе. Я все хочу…

Она блаженно вытянулась на кровати. «Вот так, Женечка Лескова, — сказала она себе, — можете вернуться к мужу с чувством выполненного долга. Вы ему на измену ответили изменой…»

Только возвращаться к мужу ей совсем не хотелось. Ей хотелось остаться здесь, в этой квартире. Навсегда. С этим человеком. И открыть дверь в комнату, где живут тени. Сказать им: «Все, ребята. Теперь тут живу я. С моим котом. Выметайтесь-ка по-хорошему. Можете отправиться в мою старую квартиру — там тоже теперь живет тень, и мне не хочется туда возвращаться… В конце концов, тени должны жить вместе с тенями, а не с живыми людьми…»

— С кем ты разговариваешь?

Он уже вернулся, держа в руках поднос с яркими цветами. Женя сто лет не видела таких — расписанных под Хохлому. Точь-в-точь такой был у ее родителей.

Она рассмеялась:

— А я разговаривала вслух?

— Шептала…

Он сел рядом. Нежно дотронулся до ее плеча.

— С тенями…

— Не надо бы тебе с ними разговаривать, — нахмурился он. — Мало ли что они тебе наговорят…

— Тайны, что ли, выболтают?

— Хотя бы тайны…

— Тогда расскажи мне все свои тайны, — попросила она, прижимаясь щекой к его ладони. — Мне очень важно их знать.

— Зачем?

— Хотя бы потому, что я должна тебе верить, — серьезно сказала она. — Мне с тобой так хорошо…

Он коснулся ее губ, проведя по ним пальцем.

— Тогда не надо, — попросил он. — Потому что есть тайны, которые совсем не хочется открывать…

Она поняла, что теперь он ничего не станет ей рассказывать.

И смирилась. Не время…

— Ладно, отложим на потом, — сказала она. — В конце концов, с сегодняшнего дня ты тоже становишься тайной. Моей тайной…

Он покачал головой:

— Я не хочу быть тайной. Тайна — величина непостоянная. А я хочу остаться с тобой навсегда…

Сказав, он и сам испугался. Экий самоуверенный тип… А если она этого совсем не хочет?

— Тогда тебе придется раскрыть свои тайны, — проговорила она, глядя ему в глаза. Теперь она обнимала его за шею, и казалось, что она смотрит прямо в душу.

— Придется, — согласился он.

— Ты киллер?

— Нет, — засмеялся он. — Я не киллер… Я автомеханик. Раньше был гонщиком…

— Ага, — обрадовалась она, — значит, Ольга не зря сказала, что она откуда-то знает твое лицо…

— Подожди, — напрягся он. — Что это за Ольга? И где она меня могла видеть?

Ей показалось, что он испугался.

— Это моя подруга, — начала она объяснять ему. — И твоя фотография у нее оказалась совершенно случайно. Потому что около панкратовского дома убили Ольгиного клиента… И Игорь всех фотографировал, а ты оказался там случайно. Потому что тоже все время ходил вокруг дома…

Он похолодел изнутри. «Снова тени…» Она и это заметила, обняла его за шею крепче и пытливо смотрела, пытаясь понять, что с ним происходит.

— Я же тебе рассказывала, — прошептала она, поняв, что уже не может повлиять на его настроение. — Про этого Исстыковича… И про моего квартиранта, которого тоже убили. Прямо в моей квартире…

Он закрыл глаза.

Все.

«Вот все и кончилось», — сказал он себе.

— А твоего квартиранта… как его звали?

— Костик, — пожала она плечами, — Костик Погребельский… Да что с тобой?

Все кончилось. Он встал, отошел к окну. Казалось бы, ему должно стать легче. Но отчего-то стало еще труднее дышать.

Еще труднее…

Весь смрад этого мира теперь проник в его легкие, отравил их привкусом чужой крови.

«Это то, чего ты хотел, — напомнил он себе. — Ты мечтал об этом. Ты сам собирался это сделать. Почему же теперь ты испытываешь не облегчение, а наоборот — страшную тяжесть?

Потому ли, что ты понял — земная месть ничего не значит. Ты хотел оставить их для другого Суда.

Божьего…»

— «Все в порядке, все нормально, я беру тебя с собой, — пели по радио. — Я беру тебя с собой — в темный омут с головой…»

Невольно усмехнувшись, он подумал: «Лучше и не скажешь. Именно так. Беру с собой эту хрупкую девочку-женщину прямо в темный омут».

Он обернулся.

Она сидела, смяв на груди эту дурацкую простыню. Глаза были распахнуты, точно она и сама догадалась, что впереди этот самый омут. И ключицы ее — тоненькие, как у подростка, Боже ты мой, такие хрупкие, что кажется, сломаются под его ладонью. И все же ему больше всего хочется всегда иметь возможность дотронуться до этих ключиц…

Что же ему с этим делать?

Как совместить несовместимое?

«Почему, Господи, Ты позволяешь в одном мире существовать двум несовместимым стихиям? Добру — и Злу? Смерти — и Любви?»

— Все нормально, — сказал он ей. — Все в порядке…

— «Я беру тебя с собой, — продолжил за него насмешливый голос по радио. — В темный омут с головой…»

«Ты еще не знаешь, с кем ты связался…»

Она была так рассержена, что забыла положить в кофе сахар. Соль — да, это она бухнула от души. А сахар — забыла…

Сделала глоток, поморщилась и выплеснула в раковину. Коричневая жижа тут же растеклась по белоснежной раковине. «Форма цветка», — машинально отметила Ирина. Фирма «Калипсо». Клипса. Название придумала, кстати, она, Ирина. У Стыка вовеки не хватало фантазии. Ни ума, ни фантазии… Почему, скажите, даже тупой мужик в этой стране имеет больше шансов стать богатым и счастливым, чем самая умная женщина?

Теперь у Стыка были неприятности. Последнее время он напоминал загнанного в угол зверя. Руки даже тряслись, и — Ирина презрительно фыркнула — он был как все мужики. «Минута опасности, мои дорогие, отчего-то выбивает у большинства из вас почву из-под ног».

Мигом перестают быть самоуверенными. Наглыми. Снисходительными.

Она никогда не потеряется. Даже если ей в лоб будет смотреть ствол.

Кофе напоминал старую кровь. Или ржавчину. Или все-таки кровь?

Она улыбнулась.

— Можно погадать на кофейной гуще, — пробормотала она. — В раковине. Форма цветка… В конце концов, какая разница — в чашке нарисованы контуры твоей грядущей судьбы или в огромной белоснежной раковине?

Контуры испорченного кофе растекались, спускаясь вниз, в канализацию, по стенкам. «Как долбаные водопады, — подумала Ирина. — Как моя долбаная жизнь. Водопадами в канализацию… И будет красавица и умница плавать с отходами человеческой жизнедеятельности…»

Она пустила воду из крана и долго сердито терла губкой гладкую поверхность. В глазах щипало — она ненавидела себя за эту слабость. «Это от хлорки, — думала она. — Врут все чертовы рекламщики. В этом дорогущем средстве хлорки больше, чем в «Комете»». В следующий раз она будет умнее и не станет переплачивать…