Раммар вздохнул — что еще можно на это ответить?

— Корр, — тихо сказал он.

Узкие и острые, словно лезвия мечей, корабли эльфов рассекали быстрину Восточной реки. Движимым вперед равномерными ударами весел, четырем триерам понадобилось всего несколько дней для того, чтобы достичь той местности у подножия Черногорья, где Восточная и Западная реки сливались в один поток, испокон веку служивший естественной границей между Гнилыми землями и Эльфийской империей, отсюда же происходило его название — гландуин называли его на своем языке эльфы, абхаймкроиаш — орки, Граничной рекой — люди.

Меж мрачными серыми склонами Черногорья Граничная поворачивала к угрожающей зеленой ленте леса Тровны, устремляясь к северу через мертвые Ничейные земли, где солнце было редким гостем. Серые тучи — остатки бури, которая бушевала дальше на востоке, — затянули небо темной пеленой, подобной той, что накрыла сердце Лорето.

С тяжестью в душе стоял эльфийский князь на носу корабля, возглавлявшего флотилию. Носовая фигура, представлявшая собой шею и голову лебедя, величественно рассекала волны, почти бесшумно расступавшиеся перед острой, словно нож, носовой частью корабля; слышен был только плеск весел, погружающихся в воду и снова вздымающихся.

Трижды по тридцать гребцов с каждой стороны корабля заботились о том, чтобы они двигались по течению с бешеной скоростью — слишком быстро, как для Лорето.

Сам он не торопился достичь равнины Скарии — пустынной земли, лежавшей когда-то в сердце Эльфийского царства. Ему было непонятно, зачем его предки отдали жизни за то, чтобы оспорить этот безрадостный клочок у сил зла; по его мнению, территории к востоку от Гнилых земель можно было спокойно оставить темным. Более того: надо было отдать им в придачу и все Землемирье.

Лорето никогда не понимал, что такого нашел его народ в смертных. Их глупость и жадность — в первую очередь, человеческая, — были просто безграничны, и ни разу еще люди не отплатили доблестью и преданностью за все то добро, которое сделали им эльфы. Если бы Лорето мог решать, его народ давным-давно покинул бы амбер и отправился в поисках счастья и удовлетворения на Дальние Берега.

И все же судьба оказалась достаточно милосердной для того, чтобы позволить ему жить во времена битв с темными. Даже среди отъявленных идеалистов его народа постепенно начинает наступать прозрение. Эльфы осознали, что впустую потратили время, что лучше всего предоставить людей и карликов, орков и гномов самим себе и наконец вернуться туда, откуда они в свое время пришли.

Такое отрезвление имело, конечно же, свои минусы. У Лорето сердце обливалось кровью, когда он думал о том, что корабль, на котором он должен был отправиться к Дальним Берегам, ушел без него и что председатель Высокого Совета занял его место, в то время как сам Лорето вынужден заниматься этой миссией.

Куда же подевались старые ценности?

Лорето проклинал Айлонвира за дерзость и поймал себя на том, что его посещают мысли, недостойные эльфийского князя. Дело было не только в том, что старейшина совета вынудил его остаться, в то время как сам отплыл к Дальним Берегам; он еще и принуждал его вновь увидеться с Аланной, что было едва ли не хуже. Именно встречи со жрицей Лорето стремился избежать, именно по этой причине и послал возлюбленной письмо, в котором объяснял, что между ними все кончено и он будет искать свое счастье в новом мире.

Он не хотел смотреть на ее преисполненное ужаса лицо, видеть слезы разочарования и отчаяния. Так было гораздо легче сохранить чистую совесть, которая являлась обязательным условием для всех желающих ступить на Дальние Берега. Тех же, у кого совесть была нечиста, хранители острова отправляли назад.

Но все сложилось иначе: Аланна была похищена из Шакары, и в поручение Лорето не входило собственно вызволять ее из плена чудовищ. Нет, указания Айлонвира на этот счет были однозначны: необходимо любой ценой помешать Верховной выдать тайну — даже если это будет означать навеки запечатать ее уста!

При мысли об этом Лорето содрогнулся. Сможет ли он это сделать? Достаточно ли его верности Айлонвиру и Совету для того, чтобы совершить убийство?

Эльфийский князь решительно покачал головой.

Вопрос стоит не так.

Он получил приказание Высокого Совета и должен его выполнить, и не ему рассуждать о его правильности. Если Аланна действительно сотрудничает с врагом и хочет выдать тайну, которую хранила на протяжении целой жизни, то она заслуживает смерти — и он, Лорето, при этом всего лишь орудие в руках справедливости. Если он исполнит желание Высокого Совета к его вящему удовлетворению, то окажется на борту следующего корабля, который покинет гавань Тиргас Дуна.

Речь шла только об этом.

Цель — Дальние Берега.

Стены Тиргас Лана так неожиданно вынырнули из зелени древнего леса, что путешественники остановились как вкопанные.

Невидимая тропа, казалось, потерялась в зарослях и лианах, но в следующий миг завеса изо мха и зеленых листьев расступилась, словно по волшебству, открывая самое огромное и невероятное из всего, что когда-либо доводилось видеть Раммару и Бальбоку.

Ни одна крепость орков, какой бы величественной и мрачной она ни была, не могла сравниться с Тиргас Ланом: стены, такие огромные и нерушимые, что дух захватывало, возвышались прямо перед ними, увенчанные изящными зубцами. За ними возвышались башни, вершины которых частично разрушило время; некогда над ними трепетали флаги, возвещая о власти эльфов, — теперь же остались только пустые флагштоки, словно костлявые пальцы, указывавшие в небо.

Камни стен были черны и испещрены трещинами; своей пористой поверхностью они напоминали губки. Должно быть, это поработал огонь, самый горячий из всего, что когда-либо могли бы разжечь орки или люди.

Вся крепость, казалось, была покрыта черной смолой, а там, где лес принялся отвоевывать территорию, буяли мхи и корни ползли вверх по стенам, а с башен свисали лианы. Казалось, что лес хочет задушить крепость: со всех сторон напирал зеленый поток, будто стремясь уничтожить творение эльфов и заставить забыть о нем навсегда.

— Клянусь червями в кишках Торги! — задыхаясь, выдавил Раммар. — Это действительно самая большая крепость, которую когда-либо возводили в сохгале!

— Для разнообразия соглашусь с тобой, орочья морда, — поддакнул ему не менее пораженный Корвин.

— Это Тиргас Лан, — сказала Аланна, — древний город королей, город-крепость, который некогда был центром Эльфийского царства.

Даже в ее обычно таком спокойном голосе сквозило удивление. Впервые в жизни Верховная жрица Шакары видела крепость, защите которой была посвящена вся ее жизнь до сегодняшнего дня. Зубы времени разрушили стены и башни, но над крепостью все еще витал дух былой силы.

— Фаравин, — благоговейно прошептала Аланна. — Вот здесь и состоялась последняя битва с Маргоком. Здесь в последний раз встретились защитники Добра и слуги Хаоса. Их кровь напитала эту землю, и из этого семени вырос лес Тровны.

— Неудивительно, — прокомментировал Бальбок, — что в этом проклятом лесу так много паразитов.

— А почему камень такой ломкий? — поинтересовался Бальбок.

— Не позволяй глазам обманывать тебя, о мой простодушный спутник, — посоветовала ему эльфийка. — Стены Тиргас Лана устояли и в драконовом пламени, и перед черной магией, и все еще нерушимы. Даже страсть орков к уничтожению не смогла повредить их.

— Это мы еще посмотрим, — упрямо проворчал Раммар. — На вид оно все такое хрупкое, что мне достаточно только как следует ударить!

— Как я уже говорила, не верь глазам своим, — напомнила эльфийка. — В пророчестве Фаравина сказано, что те, кто желает войти в Тиргас Лан, не будучи Избранными, никогда не смогут попасть в крепость.

— К чему эти речи? — заворчал Раммар. — Где вход? Я покажу тебе…