— Кто вам такое сказал?

— Та, что знала меня лучше всех. Моя мать.

«Жестокая сука была ваша мамочка!» чуть не вырвалось у Эвике, но женщина сильно, до крови прикусила язык. За такие речи он, не колеблясь, убьет ее и на живот не посмотрит. Мнение матери для него непогрешимо, иначе бы он давным-давно выдавил из себя ее яд. Она подумала о том, что из озлобленных детей вырастают злые взрослые, и что слова жалят больнее розг, и боже, боже, как бы самой не отправить в мир ребенка, нагруженного цепями…

— Я их вижу! Ваши оковы! — выкрикнула она, вглядываясь в серебристые цепи с острыми звеньями, оплетавшие ему руки и ноги. С каждым мгновением они казались все прочнее и ощутимее, еще немного — и рассекут ему плоть до костей.

— Я же говорил…

— Но вы сами их выковали! В своей голове! Неужто не понимаете?

— Неправда! — развернулся к ней вампир.

— В ваших силах снять их!

— Я не могу! Я старался, я ведь так старался, но они с меня не сходят!

«Тогда их сниму я,» решила Эвике.

Судя по его повадкам, одновременно и грубоватым, и высокомерным, когда-то он был рыцарем. А что она знает о рыцарях? Много, даже слишком. Граф был помешан на рыцарских романах и не раз читал их вслух обеим девушкам. Себя он считал полноправным наследником тех традиций. Правда, его рыцарство заключалось в том, что он всегда подавал даме оброненный предмет, даже если дама была крестьянкой, а предмет — поросенком, выпавшим из телеги. Настоящие рыцари так не поступали. Уж кто-кто, а они знали разницу между леди и простолюдинкой. Первой доставались драгоценные дары, второй — «зеленая юбка,» после того как девку всласть поваляли в траве. Судя по всему, сокамерник Эвике был рыцарем старой закалки. Ничего не поделаешь, придется ему подыграть. Пускай ее с души воротило от его идеалов, но пожив бок-о-бок со Штайнбергами, она научилась уважать чужую придурь.

— Я выбираю вас своим рыцарем, — сказала она, поднимаясь на ноги и с радостью ощущая, что они уже не болят.

— Меня? — растерялся вампир.

— Отныне вы должны мне служить и поклоняться. Можете начинать.

— Но почему меня?

— Просто я вам доверяю.

— А зря! — вампир не упустил случай упрекнуть ее в легкомысленности. — Я ведь солгал вам. На самом деле, я лорд Марсден, Мастер Лондона, а вы не любите нашу братию. Теперь вы откажетесь…

— От такого влиятельного поклонника? Да ни за какие коврижки!

И она прижалась к нему боком, так, чтобы живот не мешал, провела рукой по его спине и мысленно извинилась перед Уолтером за то, что обнимается с чужим мужчиной. Но если ради хорошего дела — то простительно.

А это оно и было, хорошее дело.

Стать женщиной, которая его не отвергнет.

Избрать его.

По телу вампира пробежала судорога от того почти болезненного облегчения, которое наступает, когда сдавленные конечности освобождаются от пут.

— Цепи… они были повсюду, — прошептал он, оглядывая свои руки и все еще боясь поверить.

— Были да сплыли.

В тот же миг он опустился перед ней на одно колено.

— Приказывайте, леди.

Эвике откашлялась.

— Для начала, я желаю, чтобы вы спасли меня и мое дитя. Вытащили нас из этой проклятущей дыры. А еще мне ужасно, вот просто невыносимо хочется малины! — вырвалось у нее. — Но малину вы еще успеете добыть. А пока что спасайте меня, сэр рыцарь.

— Вы должны дать мне платок. Чтоб я его потом на копье повязал.

— Лучше возьмите это, проку больше.

Лорд Марсден посмотрел на осиновый колышек, но лишних вопросов задавать не стал.

— Тоже неплохо. Уж не беспокойтесь, леди, вытащу отсюда и вас, и вашего мальчика.

Смысл услышанного дошел до нее не сразу, но зато как дошел…

— Мальчика? Как — мальчика? Откуда вы знаете?! — затараторила она, когда он уже обследовал дверную щель и пытался поддеть колышком засов на противоположной стороне.

— Только что его почувствовал. Здоровущий крепыш растет. А как вымахает, будет гроза всех окрестных девок, уж позадирает им юбки!

— Спасибочки, конечно, только я все же надеюсь, что он станет доктором или адвокатом, — возразила гордая мать.

— Так одно другому не мешает.

Поскольку поднять засов так не удалось, вампир решил попросту выломать дверь, заранее скомандовав Эвике отступить в угол и закрыть уши, дабы громкий шум не помешал благополучному течению ее беременности. Сам же с разбегу врезался плечом в дверь и вышиб ее вместе с петлями. Напоследок подмигнув Эвике, вампир скрылся. Сразу же послышались крики и звуки возни, а так же несколько выстрелов, от которых женщина подскочила на месте. Но когда она, набравшись смелости, выглянула в коридор, то увидела, что вампир уже поднимается по лестнице, но очень медленно, всем весом наваливаясь на медные перила. Увидев свою Прекрасную Даму, он выпрямился.

— Ох и задал я им жару! Визжали, что твои свиньи. Зато теперь путь свободен.

Но бахвальство никак не вязалось с его утомленным видом. Когда она нагнулась, чтобы надеть ботинки, то краем глаза заметила, как он украдкой потер плечо.

— Вы пили их кровь? — строго спросила Эвике.

— Нет, — повесил голову лорд Марсден. — До Нового Года не могу. Таков Договор.

— Зря.

— Поостерегитесь, леди! — нахмурился вампир. — Ведь если я выпью их кровь, что помешает мне выпить вашу?

Эвике только и могла, что покачать головой, то ли возмущаясь его настырностью, то ли восхищаясь ею же. Вместе они сошли в прихожую. Если лорд Марсден действительно растерзал своих тюремщиков, то успел за собой прибрать, так что благодатного материала для кошмаров Эвике там не обнаружила. Оказавшись на крыльце, она полной грудью вдохнула колючий морозный воздух и закашлялась. Но все лучше, чем задыхаться в камере.

— Здесь мы расстанемся, миссис Стивенс, — сказал ее рыцарь.

На него свежий воздух подействовал не столь благотворно. Еще никогда Эвике не видела, чтобы кто-то выглядел настолько мертвым.

— Неужели не проводите даму? — нахмурилась она.

— Куда вам надо?

— А вам?

— Мне-то в Дарквуд-Холл. Чует мое сердце, что именно там застану подлеца.

— Отлично! Тогда нам по пути.

— Это что еще за фанаберии? — возмутился лорд Марсден. — Там может быть опасно!

— Таково мое желание.

— Ну знаете ли! Таким идиотским желаниям я потакать не намерен.

— Все как в легендах, — сообщила эрудитка. — Там чем дурнее у леди блажь, тем приятнее рыцарю ее выполнять. Все по-честному, сэр Агравейн.

Оспорить это утверждение он не посмел.

Как только зашло солнце, они вскарабкались на ветхую крышу ночлежки и взялись за руки, а Берта поровну поделила между ними свою силу. Настало время лететь. Берта взвились ввысь, ее спутники последовали за ней, а когда опустили головы, то увидели, что Лондон темнел под ними, словно заболоченная пустошь, и дышал древностью, как если бы здесь еще не ступали сандалии римских воинов. Клубился дым, там и сям вспыхивали блуждающие огоньки. Но по мере того, как вампиры снижались, черное марево расщеплялось на отдельные струйки, валившие из труб домов не больше спичечного коробка. Освещенные бульвары соседствовали со сгустками тьмы, нависавшей над бедными кварталами, будто кто-то в штуку расшил золотыми лентами ветхое, почерневшее от времени полотнище. По реке медленно и важно ползли крошечные суда. Запоздалые прохожие маковыми зернышками рассыпались по улицам. Лошади напоминали цирковых блох, которые покладисто тянули миниатюрные копии экипажей.

— Тебе нравится, Гизи? — выкрикнула Берта, отплевываясь от волос.

— Очень! — просияла та.

Виконтесса раскинула руки, не затянутые в перчатки, и от одного вида ее обнаженной кожи голова кружилась сильнее, чем от прерывистого полета. Не удержавшись, Берта поцеловала ее ладонь и обняла девушку за талию, утягивая вниз.

Они понеслись над рекой, но почувствовав, что влажный воздух застывает на лице тонким слоем льда и слипаются ресницы, свернули к набережной. Дома из красного кирпича, обычно такие прочные, солидные, обстоятельные, колебались розоватой дымкой. Лишь у Вестминстерского аббатства подруги задержались, чтоб полюбоваться на горгулий. Притаившись на карнизах, каменные изваяния лакали ночь остроконечными языками. Горгулий невозможно разглядеть с земли, так что видеть их могли лишь те, для устрашения кого они и были предназначены — нечистые духи, что, как сейчас, пролетали мимо.