На сей раз курьеру было восемнадцать лет, выглядел он лет на пять старше, что обычно в наше время, но в остальном ничем не отличался от других таких же служащих, что также не редкость, был одержим стандартными мечтами; угадывать эти мечты — специальность шлагеров, а иллюстрировать их — притом всегда одним и тем же образом — предназначение иллюстрированных кино-газет. Имя и фамилия молодого человека Иосиф Новак, почему и зовут его обычно Пепи, однако друзья величают Джо. Добился он этого терпеливым многолетним внушением.

Друзей у него немного, девушек нету вовсе. Тому есть причины как внешнего, так и внутреннего свойства. Внешние — жирная кожа, никогда не проходящие прыщи и мышино-серые волосы, сальные пряди которых, едва он проводит по ним гребнем, падают на лоб и на уши. Внутренние причины относительного одиночества Джо Новака, как это обычно бывает с внутренними причинами, сложнее: во-первых, он избегает мытья, объяснение чему следует искать не столько в конфликте между поколениями, побуждающем его решительно противиться всем увещеваниям матери, сколько в более рациональных основаниях — таким образом он выигрывает утром драгоценные полчаса сна, чего лишены те, кто безо всяких разумных поводов считает необходимым совершать омовения дважды в день. Во-вторых, логически обосновав свое нежелание умываться, приняв и осуществив на деле такое решение, Пепи воздвиг невидимую стену между собой и своими немногочисленными друзьями, которым более правильный обмен веществ позволял безнаказанно обходиться без туалетного мыла, — невидимую стену, хотя и не обрекавшую его на полное одиночество, но все же обособлявшую его. Заключенные ищут выхода, исключенные ищут входа — так, во всяком случае, считает все остальное человечество. А если входа нет, они создают воображаемые двери.

Иосиф Новак, столь неожиданно получив билеты, воспринял их как ключ к этим дверям. Этому особенно способствовало то, что, как ему было известно, фрау Петра Штейнвальд — об этой даме мы еще будем говорить далее — страстная любительница концертов.

Но поскольку управляющий делами подарил ему настоящие билеты, воображаемые двери Пепи Новака обрели реальность, а так как он решил сегодня же воспользоваться этим ключом, можно было полагать, что воображаемый вход, обретя реальное существование, незамедлительно откроет ему двери действительные.

«С сегодняшнего дня, — подумал Пепи Новак, — я другой человек. Билеты — знамение свыше. Я готов».

Ему действительно удалось совершить первый шаг, чтобы опровергнуть оценку, которую, покачивая головой, давал ему шеф, из чувства такта умалчивая об основном, так сказать, косметическом аспекте: «Если бы у тебя был пиджак, застегивающийся на одну пуговицу, ты все равно ухитрился бы застегнуться криво!»

Но теперь Пепи Новак не казался больше криво застегнутым. Сегодня на его лице, впервые с детства, не было прыщей.

Лептосом — субъект слабого, астенического сложения, предрасположенный к романтической мечтательности, сдобренной крупицей весьма недостаточного интеллекта, плотно окутанного ленью, — склонен рассматривать каждый свой отдельный шаг как первый, а каждый первый как возможное приближение к цели и полагает, что подлинное ее осуществление, если принимать в расчет самые невероятные шансы, не заставит себя долго ждать.

Короче говоря, далекая цель Пепи Новака стать однажды Джо Кавоном — так его будут называть на киноафишах благодаря хитроумной метаболе (перестановке слогов в имени), шапокляк, косо надвинутый на высокомерно поднятую бровь, шелковое кашне, небрежно переброшенное через плечо, — казалась ему уже осуществленной. Сегодня он стал им не только в воображении, преобразилось не только его лицо — благодаря билетам он получил возможность действовать.

Не будем недооценивать количество тех, кто, надеясь на эффект некоторых специальных видов лечения, углубленно изучает объявления в газетах и иллюстрированных еженедельниках. Пепи Новак принадлежал к их числу. С некоторых пор он перешел к действиям, выписав книгу, которая и на самом деле избавила его от «внезапного покраснения», преподала ему «уверенные манеры», познакомила с «искусством светской беседы» и, кроме того, рекомендовала соблюдение строжайшей личной гигиены.

Пепи накупил щеток и мыла разных сортов. Пепи начал вставать на полчаса раньше и проводил эти полчаса, энергично растираясь и фыркая под холодным душем.

Теперь самое время упомянуть о том, что обладание акциями — так утверждают специалисты — связано с риском.

Дело в том, что Петра Штейнвальд — мы уже упоминали это имя — не только обладала целыми пачками этих подверженных приливообразным колебаниям ценностей, но, вложив свой капитал в разные предприятия и усложнив себе таким образом возможность следить за своим состоянием, нуждалась в обстоятельных советах. Некий директор банка охотно давал ей советы с глазу на глаз, но фрау Штейнвальд, памятуя о высокой сумме вкладов, подозревала любезного директора банка в том, что он, охотно предоставляя ей эти услуги, и притом на особо благоприятных условиях, все же постоянно балансирует между нею и интересами банка и, как истинный банковский деятель, отдается последним с неменьшей страстностью. Посему там, где дело шло об особенно существенных вложениях, ей казалось необходимым иметь противовес.

Другу семьи Штейнвальд, опытнейшему биржевику, было поручено взвешивать советы банкира и определять, в какой степени следование им пойдет на благо владелице капитала. Петра совещалась с ним охотнее, чем с мужем. Каждая разумная женщина, которая, вступив в брак, не разделила с мужем свое большое состояние, легко поймет мудрость такого решения.

Того, кто принял на себя почетную миссию второго советчика по денежным вопросам, фрау Петра как по деловым соображениям, так и из чувства такта по отношению к семье навещала только в служебном кабинете. Он был важнейшим колесом той машины, в которой Пени Новак был самым крошечным, то есть тем самым генеральным директором, отдавшим билеты, о коих шла речь выше, он был членом многих контрольных советов, и звали его Вильгельм Пейхель.

Таинственный и чарующий взор бархатно-темных глаз иногда объясняется близорукостью. В случае с Петрой Штейнвальд дело обстояло именно так. Упомянем же в этой связи успехи в шлифовании линз, благодаря которым появились чудесные контактные микролинзы для глаз, а также убеждение Петры Штейнвальд, что очки ей не к лицу.

Следует еще добавить, что особенно жаркий день поздней весны побудил фрау Петру Штейнвальд после очередного успешного обсуждения финансовых проблем в доме, где помещалась фирма господина Пейхеля, пойти умыться, для чего пришлось на минуту снять контактные линзы, и эти крошечные предметы в силу тех непонятных причин, которыми наша жизнь столь богата, что вынудила знаменитого гегельянца Фридриха Теодора фон Фишера ввести понятие «недоброжелательность объектов», — эти вот крошечные стеклышки исчезли, а когда пальцы Петры нащупали невидимок, они со звоном ускользнули в отлив умывальника.

Фрау Петра Штейнвальд, трижды топнув ногой — шпильки ее туфель глубоко вонзились в линолеум, — решила не портить себе ни настроения, ни счастливого дня. Принять такое решение ей было нетрудно, потому что именно сегодня выяснилось, сколь на благо ей послужили мудрые предначертания ее советников — банкира и генерального директора.

Итак, Петра, вновь обретя спокойствие, вышла в коридор и бросила приветливый взгляд своих дивных глаз, ставших на три диоптрии еще более таинственными, на Пепи Новака, который устроил себе перекур и отдыхал от утомительной деятельности курьера, прислонившись к стене между дверьми вестибюля (по тактическим соображениям), каковая позиция позволяла ему, даже если двери открывались, оставаться на долю секунды незаметным для входящего; он благополучно успевал вернуться к рачительному исполнению своих обязанностей и избегнуть резкого замечания за минуты тихой праздности.

— Вы умеете водить машину? — спросила Петра.

Пепи умел.