— Но вы, как человек чести, упускаете мотив личной корысти, нечистоплотной борьбы за власть. Боюсь, Игнатий Рейсс не остался в стороне от затевающегося заговора.
— Заговора?! — Сергей побледнел, облизал пересохшие губы. Отношение Эфрона к Сталину было более, чем трепетным. Главу социалистического государства он считал залогом будущего развития страны, ее мирного, созидательного существования. Неизвестно, сколько специально состряпанных «агиток» просмотрел Сергей вместе со своими подопечными в «Союзе возвращения», но его вера в кристальную чистоту личности Сталина и его талант государственного вождя была неколебима. Сергей Яковлевич Эфрон принадлежал к типу людей, нуждавшихся в кумире и беззаветном служении идее, персонифицированной в конкретном человеке. Над этой чертой, видимо, унаследованной от родителей-народовольцев, тайно посмеивался Константин Родзиевич.
Как-то, еще в Константинополе, между ними состоялся такой разговор:
— Я — человек без принципов! — весело сообщил Константин. — Вернее — принцип только один: прожить жизнь по касательной. То есть так, чтобы пораниться как можно меньше. И вроде получается.
— А моя жена утверждает, что обладает свойством расшибаться обо все углы с детства. Я, кстати, тоже. На этом и сошлись. — Сергей улыбнулся Родзиевичу. — Понимаю, что ты шутишь. А вот я всерьез. (Как я тогда не сумел увидать хоть тень грядущей опасности? Почему не дан нам дар предвидения? — пронеслось в голове. И ответ: узнал, убил бы еще тогда.)
— Уже заметил. — Глаза Константина смеялись. — Вы отличная супружеская пара. Но! Послушай меня — на долгожителей вы не потянете. Этак расшибаться без разбора… Может, все же, соломку подстилать?
— Понимаю: хитрить, лавировать… — Сергей, глянул на друга виноватыми ясными глазами. — Не умею.
«И верно — не протянет он долго на этой стезе», — подумал Родзиевич. Его собственная жизнь среди опасностей разведслужб, войн, интриг закулисной борьбы была спокойнее и на четыре десятилетия длиннее, чем жизнь Сергея и Марины.
— Не удивлюсь, если Рейсс готовит заговор против товарища Сталина. Вовремя сбежал, опытный волк…
— Как же так? — растерялся Сергей. — Как упустили? Его надо немедленно найти и передать руководству.
— Именно. И срочно. Это мы и поручаем вам. Есть сведения, что он может прятаться в Лозанне. И, вероятно, вступит в контакт со своей давней соратницей по подпольной борьбе — Гертрудой Шильдбах. Она работала с ним в Берлине, вы с нею мельком знакомы по делам евразийцев.
— Чистый, преданный делу человек.
— Разыщите, объясните ей, какие метаморфозы произошли с Игнатием. Подчеркните его опасность. Постарайтесь, чтобы сложность задачи она поняла. Гертруде надо лишь пригласить Рейсса в загородный ресторанчик.
— Отличная идея! Вполне возможно, Гертруда сможет переубедить Рейсса.
Куратор расхохотался:
— Слышал, вы были неплохим актером, Эфрон. Комедия — ваша стихия. — Серые глаза стали серьезными:
— Это тот случай, когда переубедить не сможет никто. Она должна заманить его в ловушку!
— Заманить в ловушку? — Эфрон растерялся: — Это шутка?
— Серьезнее не бывает, — жестко ответил Куратор. — Вы же сами едва не рухнули без сознания, узнав про заговор. Разве заговор против Сталина не ловушка? А маневр для поимки главного врага вас смущает нечистоплотностью? Да..» — Куратор приблизился к Эфрону и почти выкрикнул: — В ловушку! Именно: заманить Рейсса в ловушку!
— И я должен это ей предложить?
— Найдите любую мотивацию. Заставить! Угрожать, в конце концов! Действуйте, Эфрон, действуйте! Но дама должна пригласить старого друга пообедать и прогуляться в тихий лесопарк. Остальное наше дело. Вот инструкция — прочтите, запомните и сейчас же сожгите, — куратор достал из папки листок и протянул Сергею.
— Готово, у меня хорошая память! — Прочтя записку, Сергей поджег ее и проследил, как почернел и рассыпался на металлическом подносе скрючившийся листок.
— Повторите порядок действий.
— После разговора с Гертрудой, в котором я убеждаю ее заманить Рейсса в ловушку, мы разрабатываем план, — Эфрон нарочито отчетливо выговорил омерзительные слова. Еще большее омерзение он испытывал к себе. Но ведь Рейсс — гадюка!
— Эй, геноссе Эфрон, в облаках витаете? — вернул Сергея на землю Куратор.
— Гертруда приглашает Рейсса на дружеский обед в их любимый ресторан, я вызываю такси по телефону и еду к ресторанчику «Пеликан» на окраине Лозанны к обозначенному Гертрудой сроку завершения их обеда. Выхожу, расплатившись. Слежу, чтобы Гертруда и Рейсс сели именно в эту машину.
— А далее идете по шоссе к отелю. Вас подберет наша машина. Все!
— Что с ними будет?
— Ну, к ордену мисс Штильбах, думаю, не представят. Рейсса будут судить по законам военного трибунала! — У Куратора потемнело лицо, словно он взял на себя сразу всю печаль мира.
— И когда только мы научимся жить по-человечески? Жить с чистыми руками… — горестно прозвучало уже в темной передней. Затем за Сергеем захлопнулась дверь и прогромыхала цепочка.
С письмом Игнатия Рейсса Сталину не все сходится. Очевидно, оно было состряпано самими агентами НКВД. Не мог Игнатий Рейсс — опытный разведчик — не понимать, что своим письмом Сталину с обвинениями в злодеяниях невиданного масштаба он ставит себя в положение мишени. Возможно, письмо адресовалось доверенному лицу из правительства, которому Рейсс хотел открыть глаза на происходящее в СССР? Ему было совершенно необходимо, чтобы-те, кто еще заблуждался, те — из старой армии, к которой принадлежал сам Игнатий, узнали правду. Наивно? А если суметь открыть глаза, и бойня невинных овечек, «по ошибке» уезжающих в черных воронках, прекратится? Россия больна. Россия в паутине лжи, а паутина из стальных тросов. В центре — кровавый безжалостный монстр, жертвующий миллионами ради власти. Рейсс видел кинохронику: вымирающие деревни, случаи каннибализма — безумный голод спровоцировал Сталин. Об этом знали очень многие — но молчали. Однако среди недовольных зрел заговор. Вот им, возможно, и предназначалось письмо, отправленное Рейссом по конспиративному каналу. Но старый вояка невидимого фронта просчитался — его предали.
Улизнув от своих коллег в Лозанну, он чувствовал давно забытую легкость и молодцеватую удаль — впереди новая жизнь. И Гертруда вдруг нашлась — чудесная встреча с юностью. У цветочницы на углу он купил белые астры и по привычке, глянув в стекло витрины, заметил мужчину с газетой. О, этот тип НКВДешников он отличал безошибочно. Значит — хвост. Значит — затея с письмом провалилась. Слежку не постарались скрыть. Гертруду подставили. Значит — обложили со всех сторон. И… вытекает из этого всего, что жить осталось часа три. Не густо для обеда с дамой и лирической прогулки… Мгновенно в голове Игнатия пронеслись все варианты спасения — и все кончались одинаково — переиграть своих бывших коллег Райссу в этой ситуации не удастся. Выкурив сигару в номере гостиницы, он позвонил Гертруде и пригласил ее пообедать в их любимый ресторанчик, куда они заглядывали в те счастливые годы, когда она была юной курносой блондиночкой в очках, а он стройным «соратником по делам идеологии».
Они уже приступили к десерту, когда Игнатий решился сделать то, для чего и хотел встретиться с бывшей подругой:
— Гертруда, ты давно была в СССР? Что ты о них знаешь? Ты знаешь о миллионах арестованных невинных людей? Слушай, я написал обо всем этом человеку, связанному с антиправительственной группировкой.
Гертруда постарела за эти годы, ее круглые кукольные глаза сквозь очки смотрели растерянно:
— Я что-то слышала… — пролепетала она неуверенно. — Написал?! А ты не боишься? Игнатий, тебе необходимо срочно бежать в Америку. Здесь ты долго не продержишься. У меня есть знакомые в американском консульстве. Я могу завтра же получить для тебя визу.
Игнатий положил крепкую смуглую руку на ее худенькую в пигментных пятнах лапку и почувствовал, как рука Гертруды подрагивала, словно хотела вырваться.
