Тысяча марок!

Ещё одна кучка, ещё, ещё… Девять раз по тысяче марок и ещё пятьсот. Боксёр сосчитал. Он был у нас в таких вещах самый умный. Но всё-таки и он не знал, как же быть дальше. А то бы он встал и сказал: «Пошли в полицию!»

Вместо этого он удивлённо спросил:

— Откуда у них столько денег?

— Украли, — тут же ответил я. В таких вещах самый умный был я.

— А где?

— Что нам с этим делать? — спросил Дитер.

— Оставить себе, — сказал я. Потому что в таких вещах я был тогда самый глупый.

— Да ты что! — сказал Дитер. — Так много денег нам и не истратить!

— А мы попробуем, — предложил я.

Мы глядели друг на друга, и у всех у нас текли слюнки. Мы это даже заметили, потому что все разом сглотнули. Печальный случай с лампочками как-то отдалился, зато перед самыми глазами стояла огромная плитка шоколада. Мы стали совещаться.

— Оставим себе!

— Разве мы украли?

— Мы ведь просто нашли!

— Разве мы знаем, чьё это?

— Нет, а то бы мы сразу отдали тому человеку.

Мы вырыли яму в другом углу. Когда в ней уже лежала коробка, я нагнулся и достал бумажку в сто марок:

— На шоколад.

Это было для нас волшебное слово. Дитер и Боксёр ничего не сказали, только опять сглотнули слюну.

— Нам ведь надо ещё засыпать ту, первую яму!

И тут мне пришла в голову одна мысль. Я даже громко расхохотался:

— Давайте зароем там дохлую кошку. Пусть-ка глаза вытаращат!

В этот день по дороге из школы мы как раз нашли дохлую кошку и похоронили её. Теперь мы её выкопали и положили на место ящика с деньгами. Потом выбрались из пещеры, громко рассуждая о том, что мы купим, перебивая друг друга, говоря всё громче и громче, чтобы заглушить какой-то голос, который спрашивал: «А мать? А директор Гермес? А что дальше будет? А завтра? А остальные деньги?»

Мы доехали до станции метро «Вокзал Фридрихштрассе», где на каждом углу стояли спекулянты с разными товарами, и купили плитку шоколада. Казначеем мы выбрали Боксёра — он лучше всех считал. Потом сфотографировались, и каждый получил по две марки.

От ста марок не осталось ни пфеннига.

Это пошло быстрее, чем мы думали. Похоже было, что и остальные девять тысяч марок растают так же быстро.

— Что будем делать завтра?

Дитер хотел купить авторучку, Боксёр — хотя бы три книжки, а я — разноцветную зажигалку. Мы расстались весёлые, полные планов на завтрашний день. Но как только я остался один, мне стало не по себе. Из тёмных развалин на меня глядели какие-то рожи. Сердце моё громко стучало, и это меня пугало. До сих пор я никогда не слышал, как оно бьётся.

Дома мама давно уже ждала меня и стала ругать. Я что-то соврал ей, как-то выпутался и пошёл спать. Пятеро моих сестёр рассказывали друг другу всякие страхи. Когда и меня попросили рассказать что-нибудь, я сочинил потрясающую историю про клад и дохлую кошку. Ночью я видел во сне Фрица Хольтхауза и толстого Кульриха. Они подошли ко мне, размахивая дохлой кошкой и хотели меня отколотить. Тут появился директор Гермес с ящиком из-под сигар. Он сказал:

«Всё в порядке!»

На другой день Боксёр, Дитер и я боялись взглянуть друг другу в глаза. На большой перемене, когда мы шли через двор, навстречу нам попались Фриц Хольтхауз и толстый Кульрих. Они весело вспоминали про трюки фокусника в Паласте и ели шоколад. «Вот увидят трюк, как их клад превратился в дохлую кошку…»

Мы решили один вечер пропустить: не ходить в пещеру, ничего не покупать — выждать. На душе у нас было смутно.

На другой день мы опять повстречали на большой перемене Фрица Хольтхауза и Толстяка. Вид у них был мрачный. Мы поспешно обошли их стороной.

На следующем уроке Боксёр прислал мне записку: «Я за то, чтобы всё рассказать Гермесу». Я испугался, но мне стало легче. Дитер, которому я передал записку, был тоже согласен.

На перемене мы рассказали директору Гермесу всё. Не умолчали и про сто марок, и про шоколад. Директор походил немного взад и вперёд по кабинету, потом остановился. Прямо перед нами.

«Ну вот, сейчас начнётся», — думали мы.

Гермес посмотрел на нас долгим взглядом, потом погладил Боксёра по голове — ведь это он ему всё рассказал.

— Хорошие вы ребята.

— Мы думали, вы… и ещё из-за лампочек… — пробормотал я, запинаясь.

— Да что об этом говорить, — сказал директор Гермес. — Ведь весна тоже не враз наступает. Бывают и отступления, и рецидивы. Но надеюсь, это ваше последнее отступление?

Мы дали ему честное слово.

Ничего ещё в жизни нас так до сих пор не захватило, как то, что последовало за этим. А последовал разбор дела Фрица Хольтхауза и толстого Кульриха.

На другой день все ученики с пятого до восьмого класса были созваны в актовый зал. За столом сидели трое старшеклассников из школьного совета. За другим столом — Фриц Хольтхауз и толстый Кульрих. Хольтхауз нагло ухмылялся, у Кульриха на глазах были слёзы. Родители обоих тоже были приглашены. Мать Хольтхауза взволнованно говорила о чём-то с директором Гермесом, отец Кульриха, весь красный от бешенства, бросал на своего сына угрожающие взгляды.

Директор Гермес заранее обсудил всё со старшими ребятами. Председательствовал Эрнст Фрайслер. Мы, как ученики третьего класса, вообще-то не имели права присутствовать. Но нас вызвали как свидетелей — рассказать всё, что знаем.

Директор Гермес объявил собрание открытым. Он говорил о мрачных временах, в которые мы живём, и о многом плохом, что приходится видеть нам, детям. Он обрисовал дурные последствия войны и спросил нас, собираемся ли мы стать ворами, разбойниками и бандитами или хотим быть порядочными людьми и честно строить свою жизнь.

Все ребята слушали его очень серьёзно. Фрау Хольтхауз, мать Фрица, начала плакать. Толстый Кульрих — тоже.

Эрнст Фрайслер стал теперь спрашивать Хольтхауза и Кульриха. Кульрих во всём сознался. Он часто брал дома деньги без спросу, а потом тратил их вместе с Хольтхаузом. Несколько дней тому назад он рассказал своему другу про десять тысяч марок, которые лежат в столе его отца. Хольтхауз уговорил его взять эти деньги. Подозрение пало на продавцов мясной лавки, хозяин которой отец Кульриха. Пятьсот марок они уже растратили на кино, авторучки, комиксы и — тут нас обуял страх — на шоколад и фотографии.

Фриц Хольтхауз возмущённо качал головой. Когда Кульрих сел, отец его крикнул:

— Ну погоди! Приди только домой!

Директор Гермес заступился за Кульриха. Он спросил его, не хочет ли он дать отцу обещание никогда больше не воровать. Кульрих дал обещание. Его отец после этого немного успокоился.

Фриц Хольтхауз всё отрицал. Он только зарыл вместе со своим другом эти деньги, чтобы уберечь его от глупостей и через несколько дней всё вернуть.

— Это правда. Я ещё никогда в жизни не воровал.

Спокойно, но решительно директор предложил опросить свидетелей. Он обратился к нам, ученикам. Даже некоторые ребята из банды Хольтхауза дали показания против него. Случаи воровства, о которых никто раньше не знал или больше не вспоминал, всплыли теперь на поверхность. Директор Гермес ничего не забыл. Мы и думать не думали, что он так много обо всех нас знает. Он показал нам удостоверения банды «Черная рука». Удостоверения были подписаны Фрицем Хольтхаузом.

Фриц Хольтхауз молчал. Его мать стала при всех умолять его сказать правду и стать порядочным человеком, но он всё равно признал только то, в чём его прямо уличили. Он обещал исправиться и даже произнёс речь. Да ещё при этом здорово воображал и кого-то из себя корчил.

Боксёр, Дитер и я получили от отца Кульриха по триста марок — «вознаграждение за находку». Те сто марок, которые мы «позаимствовали», нам тоже списали.

Мы отдали «вознаграждение» родителям, но каждому было разрешено купить себе что-нибудь. Мы, конечно, купили книги, авторучку и зажигалку. Но всё было как заколдовано: зажигалку я потерял уже на третий день.